— Это мой муж Станислав Микке, — Божена Микке трясущимися руками достает из сумочки фотографию погибшего супруга. На одной из них — улыбающийся мужчина. — Со Сташеком мы прожили 30 лет, у нас осталось двое детей.
От горя женщина путает польские и русские слова.
— Сташек жил Катынью. Он был известным в Польше адвокатом, но все свое свободное время посвящал этой памяти. Он был вице-президентом Совета охраны памяти жертв и мученичества, — говорит друг Станислава Никита Шангин.
На церемонию Станислава Микке пригласили как автора книги “Спи, храбрый, в Катыни”, которая была делом его жизни и дважды издавалась в Польше.
— Последний раз я с ним разговаривал по телефону в пятницу. Сташек был радостный, воодушевленный. Он сказал мне, что единственное, что, если бы завтра отправлял свою книгу в печать, написал бы другое предисловие. “Не беспокойся, — успокоил я его, — теперь книга обязательно выйдет в России. И тогда ты найдешь для вступления другие слова”. Теперь, к сожалению, предисловие придется писать мне, — друг погибшего горько вздыхает.
— У меня была надежда, что Сташек поехал туда поездом. Но после разговора с его женой эта надежда растаяла, — вспоминает Никита Шангин. — Сташек был прекрасным человеком, бессребреником. В это сложно поверить, но, хотя он был известным адвокатом, с женой и двумя детьми они жили в одной комнате. Только недавно они начали переделывать под вторую хозяйственное помещение.
Петр приехал вместе с женой и дочерью своего погибшего друга Марьюша Казана, чтобы поддержать семью друга в трудную минуту.
— Марьюш работал в Министерстве иностранных дел Польши и был в составе делегации. Мы с ним вместе учились в университете. Там подружились и все эти годы очень близко общались. Как только я узнал из теленовостей о трагедии, я сразу позвонил по телефонам “горячей линии”. Мне подтвердили, что мой друг в списке погибших.
С женой и 20-летней дочерью погибшего Петр следует всюду. Совсем недавно они вернулись из морга, где происходило опознание.
— Сперва нам показали фотографию, а потом уже мы прошли и посмотрели на тело, — говорит Петр. — Пока мы еще не знаем, когда нам отдадут тело, но скорее всего это будет через два-три дня. Марьюш был прекрасным человеком, очень хорошим отцом. Если мне нужна была помощь, я мог в любое время суток позвонить ему, и я уверен, он бы всегда откликнулся.
В польском МИДе Марьюш Казан проработал 20 лет.
Процедура опознания в Тарном проезде идет в скорбном размеренном темпе. Никакой спешки. Сначала приглашают родных тех, при ком нашли остатки документов, но эти клочки бумаги не всегда помогают. Например, у одного мужчины полусгоревший паспорт лежал в кармане порванного и изодранного плаща. Получалось, что его владельцу около 70 лет, а он выглядел гораздо моложе…
“Особые приметы? Да какие там приметы, — отмахиваются работники морга. — Ну вот у одного на шее была тоненькая золотая цепочка — это разве примета?”
Впрочем, есть и те, кого ни с кем не спутаешь. Например, охранники президента Качиньского — они были одеты в бронежилеты.
“Особенно запомнился один из них — он был опознан еще в Смоленске. 35 лет, коротко стриженный. На поясе кобура. В одном кармане шоколадное печенье, в другом… листок с молитвой. Слова были напечатаны на польском. Мы прочитали лишь “аллилуйя”. На другом помимо бронежилета был специальный пояс со множеством карманов. Все пустые”.
Пассажиры явно готовились к торжественной процедуре: у одного к лацкану плаща был пришпилен польский герб.
Процедура опознания довольно стандартна: сначала вещи погибших раскладывают на каталках и просят родственников найти что-то знакомое. Затем уже более подробно будут показывать фотографии погибших, расспрашивать про приметы, про зубы.
Но многих погибших удастся опознать только с помощью генетической экспертизы. Процедура опознания займет, по словам министра здравоохранения Татьяны Голиковой, от двух до трех дней.
