Первый раз в первый класс в 21 год

В январе в Ростове-на-Дону в первый класс пошла 21-летняя ученица Ольга Собур. До этого времени девушка нигде не училась, лишь кое-как сама освоила чтение и письмо.

Мы договорились с Ольгой встретиться в школе перед ее уроком. С трудом нахожу старое четырехэтажное здание школы №69 на окраине города. Охранник у входа, узнав о цели моего визита, широко улыбается.  

— Только не пишите, что она с малышами рядом за партой сидит, — предупреждает он меня. — А то телевизионщики приезжают, просят ее с детьми перед камерами позировать. На самом деле Оля просто приходит после занятий, часам к четырем, и с учительницей отдельно занимается.  

В школе рассказывают, что были поражены, когда от уполномоченного по правам человека в Южном округе к ним обратились с просьбой взять в первый класс человека в том возрасте, в котором обычно вузы заканчивают. Хорошо, что Ольга хоть немножко умела читать и писать, правда, с чудовищными ошибками.  

...Она появляется на пороге — совсем не похожая на робкую первоклассницу.  

— Мне нравится в школе — и учителя, и ребята. Тут весело, даже немного обидно, что не могу ходить на уроки вместе со всеми, — признается Оля. — Но что поделать — у меня своя программа, три раза в неделю занимаюсь индивидуально. К маю надеюсь осилить младшую школу, а года через два-три — получить аттестат.  

Я рассматриваю учебник Оли, где слова разбиты на слоги. Она и впрямь читает медленно, по складам, как 6-летний ребенок.  

Сейчас в расписании у Ольги всего три предмета — русский язык, математика и окружающий мир. Несмотря на то что девушка работала продавщицей, о таблице умножения она и представления не имеет. Такие же предметы, как физика и химия, для Оли вообще абстракция. Зато  немного знает географию: ей известно, что в мире есть две самые большие страны — Россия и Америка.  

— Я все время просила маму отправить меня в школу — и в семь, и в десять, и в тринадцать лет. Но она мне на это только одно говорила: “Все, что тебе надо, ты и так знаешь”.  

— И что, никто не вмешивался — опека, соцзащита, соседи, в конце концов? Как же так: ребенок — и в школу не ходит?  

— О чем вы говорите... Да у меня тогда не было ни прописки, ни нормальных соседей.


Ольга — ребенок времени перемен. Когда ломались привычные жизненные устои, терялась почва под ногами, обесценивались накопленные годами сбережения — многие люди оказывались не в состоянии приспособиться к новой жизни.  

В 1994 году, когда Оле было пять лет, ее мать, бывшая работница часового завода, продала их квартиру, которая располагалась на одной из центральных улиц Ростова-на-Дону. Уговорил ее на это отец девочки, которому женщина и отдала все деньги, полученные от продажи. Мама и дочка, которых выписали в никуда, оказались на улице. Гражданский супруг деньги благополучно пропил, а о жене с дочкой просто-напросто забыл и исчез в неизвестном направлении.  

От безнадеги Ирина, мать Ольги, запила. Тяжело, беспробудно — как могут только вконец отчаявшиеся, сломленные женщины.  

— Я много всякого насмотрелась на всю эту пьяную жизнь и твердо уверена в одном: так я жить никогда не буду, — решительно заявляет Ольга.  

Девушка вспоминает, как скитались они по разным углам, жили то у родственников, то у друзей. Потом устроились вместе с матерью торговать на маленьком стихийном рынке — тогда стали снимать комнату.  

Поскольку работник из запойной матери был никакой, основной добытчицей в семье стала Ольга. Она начала трудиться в палатке, торгующей сигаретами, пивом и семечками, когда ей было девять лет. В четырнадцать устроилась и на вторую работу — грузчиком.  

— Вы не смотрите, что я щуплая, — Оля гордо разворачивает плечи. — Я, между прочим, и сейчас, при весе в 60 кило, могу поднять 80—100 кг. Я — стальная, с той поры закалка осталась.  

Как же хозяева позволяли девчонке таскать такие тяжести? Почему на это спокойно смотрели другие работники? Я понимаю, что раз эти вопросы приходят мне в голову, значит, я жизнью избалована.  

“Тогда у нас всех была только одна цель — выжить, — рассказала мне Нона, торговавшая на этом рынке рядом с Собур. — Мы все были такие, как Ирина с дочкой, — живущие от одного куска хлеба до другого. Там ведь одни женщины работали, мужчины в лучшем случае товар подвозили. А мы все, и дети, и матери, на равных таскали, грузили, торговали чуть ли не круглосуточно. У нас там, понимаете, нормальные отношения были, мы жалели друг друга”.  

— Местная шпана не обижала — мало ли чего, ты же девочка? — интересуюсь у Оли.  

— А кто вам сказал, что я сама не шпана? — девушка усмехнулась так, что стало понятно — такая в любой передряге не пропадет. — Не хочу вспоминать ту жизнь, я всегда мечтала выкарабкаться оттуда и все забыть. Всегда хотела пойти учиться. Меня бабушка, мамина мама, учила понемножку, поэтому я читать могу.
Ольга Собур великодушна. Оказывается, когда она вместо учебы таскала тяжеленные тюки и по ночам стояла у прилавка, ее бабушка жила в своей квартире вместе с другой внучкой — Леной, старшей сестрой Оли. Ей же по завещанию досталась эта квартира после смерти бабушки. Лена получила высшее образование, вышла замуж, родила двоих детей.  

— Бабушка поступила так, как посчитала нужным, это ее право, — спокойно, без всякой обиды замечает Ольга. — И сестра ни в чем не виновата. Кстати, сейчас я живу у нее, она мне делает прописку.  

Зато когда речь заходит о родне по отцовской линии, губы у Ольги начинают дрожать.  

— Отец и его мать меня не хотят знать. Даже когда умерла мама — она замерзла ночью на улице, по пьяни, — я в слезах пришла к ним, но бабушка выставила меня за дверь: твои проблемы нас не волнуют. А мне было тогда 15 лет... Если бы они меня хотя бы прописали, я давно бы школу закончила. И этого я им не прощу. Они могли меня хотя бы в детдом сдать, я с радостью пошла бы — ведь там учат. Уже аттестат имела бы — ведь без бумажки, сами знаете, ты никто.  

Ольга говорит, что в детстве просто не думала, что можно самой пойти и попроситься в школу, в приют. Хотя она всегда верила, что будет учиться.  

Обратиться к властям ее надоумили родители ее парня, Руслана.  

— Мы с Русланом вместе уже два года, и он, его родные очень меня поддерживают, — рассказывает девушка.  

— О замужестве, детях еще не думаете?  

— Что вы, мне главное сейчас — выучиться! — хмурится Ольга. — Хочу твердо стоять на ногах, получить хорошую профессию, быть самостоятельной в этой жизни. Чтобы я всегда могла обеспечить себя и своего ребенка сама. Поэтому я думаю, что и после получения аттестата буду дальше учиться.  

— Хочешь высшее образование получить? В какой области?  

— Не знаю, — Оля как-то беспомощно пожимает плечами. — Нет, в институт вряд ли пойду — на самом деле мне не очень нравится учиться. Просто я решила, что это мне надо. И обязательно не только школу закончу, но и получу какую-нибудь профессию.  

— Может, тебя смущает, что рядом малыши учатся?  

— Нет, ведь я же не делаю ничего плохого — не пью, не колюсь, не ворую. Так что тут я не комплексую. Когда меня излишнее внимание достает, я себя с Ломоносовым сравниваю — он же тоже среди детей сидел... Знаете, про меня у нас в городе теперь так много говорят, что я думаю — может, отец и бабушка как-то появятся в моей жизни. Ведь они теперь могут мной гордиться...