— Мои казаки тебя встретят — до дома подвезут, — обрадовалась нашему звонку Юлия Пасальковна. — На железном коне…
Казак не казак, но мужчина вполне приличного вида доставил репортера в деревню Махра Владимирской области. Атаманшу находим в хлеву за мирным женским занятием — дойкой коровы. Худенькая женщина с ясным лицом, высокая прическа обмотана платком на украинский манер — ничто не выдает в ней воина. Разве что зычный голос:
— Идите в хату, не могу же я корову бросить, — по-хозяйски распорядилась она.
Мы попрощались с дояркой, а через полчаса в уютной кухоньке встретились, но уже не с ней. А с настоящей бой-бабкой: из-под папахи выбивается седая прядь, на плечах погоны, белым лучом в руке блеснула шашка…
— Скотину ей можно рубить? — задала я глупый от неожиданности вопрос.
— Ха! — хохотнула казачка-разбойница, ловко крутанув шашкой в воздухе — поперек моего живота. Острие замерло у горла репортера. — Как бы не так! Шашка — это только для людей. Казак имеет право на ношение холодного оружия. Так что и кортик имеется.
Ничего не боится сия пенсионерка — жизнь потрепала. Четыре аварии, пять операций.
— У меня шрам на животе, на горле, на пояснице, на лодыжке, на руке, — демонстрирует она сросшиеся швы, словно боевые ранения. — После последней операции на лошади запретили галопом ездить — стала я пешим атаманом.
Столько раз видела смерть — не в бою, но в жизни, — что заслужила свой статус. И где только не побывала — даже в коме! На прошлой неделе сердце отказало — десять минут не было вашей Пасальковны на этом свете, но прекрасно помню, что окружали меня в этот момент усопшие родичи. Сказали, что есть еще у меня на земле дела…
Судьба казацкая нелегкая — поломанная войной. Родилась Юлия Пасальковна на Украине, в Хмельницкой области, под конец Великой Отечественной. Их деревню оккупировали немцы. Но беда не приходит одна — еще эпидемия тифа.
— Больных фашисты расстреливали. А я — тогда четырехмесячная — вместе с братом и сестрой (всего в семье было семеро детей) как раз и заболела. И нас по-тихому отправили в Казахстан, мама осталась растить здоровых, — говорит Юлия Ткаченко. — В дороге и брат, и сестра умерли от болезни, а я чудом выжила и попала в детдом Павлодара.
Послевоенные сироты держались друг за друга, росли сплоченными рядами. Юлия Пасальковна выучилась и стала симпатичным молодым юристом. А потом и невестой — захомутал ее Толька Ткаченко. Вместе тоже горя натерпелись.
— Пять раз я рожала дочерей, и все пять вышли мертвыми, — качает головой Юлия Пасальковна. — Я инвалид второй группы. Потом наконец случился у нас сын. Теперь уже и внуков дождались.
А родню свою Юлия Ткаченко все-таки потом нашла — ничего от них не досталось ей в младенчестве, кроме фамилии и отчества (благо редкого). А искала родных по всей России…
— Нашла сначала тетку родную, через нее и родное село. Мать узнала меня сразу, похожи мы с ней… Отец погиб еще на фронте. Выжили только двое братьев, — говорит атаманша. — Последние свои годы мама у меня в Павлодаре наверстывала — никак на “блудную” дочь наглядеться не могла…
И тут раскопала Юлия Ткаченко свои казацкие корни. Оказалось, что семья-то была из казаков. А ее сын тем временем уже из Казахстана уехал в Россию. Ну и мать с отцом за ним потянулись — во Владимирскую область.
— Оказалось у нас на одной улице в селе Махра шесть соседей-казаков, — говорит Юлия Пасальковна. — Собирались, шутили, а шесть лет назад решили зарегистрироваться, чтобы жизнь сельскую налаживать. Идею-то подал президент Путин из телевизора: заявил, что надо поднимать русское казачество, ведь его представители издавна были преданы родине и своему правителю. Отправились мы в Москву в центральный офис — все у нас теперь официально, — атаманша кладет на стол огромную папку с личными делами всего войска (триста голов).
Матриархат в местном казачестве установился не сразу — сначала атаманом стал пан Долгоруков. Но как выйдет он на улицу в бурке да папахе, местные почему-то сразу потешаются над таким маскарадом. Мужское самолюбие не выдержало. А через два года на “кругу” (казацком собрании) в атаманы выдвинули единственную женщину. Которая и победила в открытом голосовании: “Из мужиков в правлении остались мой первый зам — наказной и хозяйственник-кочевой. Есть несколько писарей”, — важно объясняет Ткаченко кадровый расклад.
— А надо мной попробуй посмейся! — грозно выкрикивает воительница. — Стала я атаманшей — и тут же принялась за дело: своими силами реконструировали местный святой источник, казаки мои записались в пожарную охрану на общественных началах. А в этом году с милицией договорились — чтобы участвовать в патруле на мероприятиях в Александрове. Я на наше дело всю пенсию трачу, взносов у нас нет. А живу натуральным хозяйством. Сейчас, в кризис, самое оно — давно просим у властей выделить нам землю под казачий хутор. Мы бы засеяли поле, все на нем выращивали — поднимали сельское хозяйство. Никакого кризиса бы в Махре не было. Но пока только обещают…
Активизируется казачье войско и в чрезвычайные для страны моменты. Когда в августе прошлого года началась бомбежка Цхинвала, Юлия Ткаченко собралась в “круг” со всеми российскими атаманами в Москве. И все дни провела в штабе: на помощь миротворцам набили целую машину казаков. Правда, пока они доехали до Осетии, война-то уже кончилась, но инициатива была замечена в верхах.
В основном претенденты на должность казаков приезжают со всей Владимирской области, из Махры их мало. Обряд посвящения не из легких.
— Сначала мы человеку даем испытательный срок, чтоб подумал хорошо и верность нам свою доказал, — говорит Юлия Пасальковна. — В моем войске мужчины от 18 до 70 лет, и для всех равные условия. Кроме того, когда вступаешь в наши ряды, вся твоя семья автоматически становится казачьей. И надо, чтобы все ее члены были не против у нас числиться. Это ж не воинская повинность: казак — это философия.
— А выйти из казачества можно только через кровь! — вступает в разговор казак Андрей, тот самый, что привез меня к атаманше. — В Гражданскую войну казацкие обычаи хранили строго. Ведь тогда многие из них перешли на сторону большевиков — предали соратников, так таких рубили нещадно.
Самого Андрея к Юлии Ткаченко привел случай. Причем несчастный: будущего казака чуть не расплющило между двумя машинами. Но не расплющило же! Андрей благодарил за то Бога. А казаки, как известно, люди шибко православные, так что наш герой понял: ему сюда.
— После года сотрудничества и даже дружбы казаки меня приняли в свои ряды по всем канонам, — вспоминает Андрей. — Перед казацким строем я произнес торжественную клятву: “верно служить, не щадя сил и самой жизни для защиты чести, интересов и достоинства казачества, приумножать достояние Отечества”. Так присягнул — и тут же с головой в купель: грехи смывать. А потом вылез и был приговорен к пяти ударам плетью — атаманша меня лично высекла. Не сильно, но красные полосы остались. Таково испытание мужества — с древних времен.
— Если надо наказать, у меня рука не дрогнет, это я дома такая покладистая, — смеется Юлия Пасальковна.
Тут как раз со стороны улицы послышался рокот мотора. К окнам подъехал трактор, из которого вывалился пан атаманши Анатолий Ткаченко. Так-то он муж работящий и надежный казак, но с веселым хулиганским нравом — наподобие поручика Ржевского. В общем, хоть и шел к калитке в гордом одиночестве, но как будто из строя выпадал.
— Выпил, что ли, старый? — глаза и шашка атаманши Пасальковны блеснули гневом.
Анатолий, в свою очередь, почуял неладное — вкопался в сугроб и стоит, качаясь, белый как береза. А уж когда узрел выскочившую на порог хозяйку в полном вооружении, стал обратно штурмовать трактор. И витиевато утарахтел в поле.
— Муж никогда с вами не соперничает за власть в семье? — спросила я Пасальковну. — А к казакам вашим не ревнует?
— Да кто будет тратить силы на такие глупости? — смеется Юлия Ткаченко. — Управлять в хозяйстве может только женщина, а строить его — лишь мужчина: у каждого есть свое дело, за что бороться-то? А то, что я и на пенсии всегда в окружении мужчин, только гладит его самолюбие!
