- Аня, старший тренер сказал про тебя, что ты - ярчайший трудоголик сборной. Вообще-то вы все в команде не крестиком вышиваете. Но, что же ты такое делаешь, что заслужила у строгого Александрова столь серьезный титул?
- Мы все очень много работаем, это правда. Ну, может, он видит, как я иногда через силу, через боль таскаю себя. Через слезы тоже бывает. И вроде, устаю когда, не показываю вида, пытаюсь перебороть себя, настроиться и все равно сделать элементы. Может, поэтому Александр Сергеевич так и говорит?
- А во сколько лет ты пришла в зал?
- Ну, где-то в четыре с половиной, наверное. И «мосты» я маленькая уже тогда делала, и подтягивалась сама, и шпагаты тянула сама…
- А что значит, «сама»? И вообще – в зал, кто привел?
- Привела мама.
- Она гимнастикой занималась, в сборной это ведь не редкость – гимнастическая мама?
- Нет, она занималась легкой атлетикой. Но занималась – так себе… День походит, а потом - отдыхать… А привела она меня по собственной воле. То есть - по моей. Потому что на одном месте я усидеть не могла – то в стойку вставала, то на шпагат садилась, то мостики делала, колеса крутила. Ну, достала всех просто.
- Я понимаю, что ты не можешь вспомнить, у кого ты это все подсмотрела и с чего вдруг на мосты стала вставать. Но, может, ты спрашивала когда-нибудь: «Мама-легкоатлетка, кто мне это показал?».
- Нет, не спрашивала, мне казалось, я это всегда умела.
- Пришла в зал, начались профессиональные занятия. И ты уже не по собственной воле тянулась и гнулась. Тебе это понравилось?
-Да. Мне нравилось переступать через вот это «не могу». Да и заставлять себя было просто. Я думала: «Ну, раз все девочки могут побороть себя, то и я смогу». Ведь так всегда и бывает – кто-то идет за кем-то.
-Скажи, Ань, честно, тебе в день многоборья было очень страшно? И не говори, что тебе помогли тренеры, девочки, специалисты. Верю, что помогли, но страх каждый преодолевает, в первую очередь, сам.
- Так и было, я сама успокоилась. И вообще - после чемпионата мира меня уже ничто, наверное, не испугает. Вот там, выступая за команду, я так боялась подвести… И страшно было не то, что кто-то ругаться начнет, а что мы не выиграем – и все из-за меня.
- Исходя из простой логики, чемпионке мира проиграть на чемпионате Европы как-то совсем не пристало. Хотя там ты и была с командой – а здесь личное первенство. И все же - в какой момент, когда ты осталась одна, без Алии, ты поняла, что взяла себя в руки?
- Я была нацелена на то, чтобы пройти все снаряды, если не идеально, то близко к этому, без срывов, а потом я не видела, как все это случилось с Алией.
- А кто тебе сказал?
- Я сама спросила, после всех видов.
- Ты прошла все четыре виды и не знала, что выступаешь одна за Россию?
- Нет.
- И на табло не смотрела за результатами?
- Нет. Лучше вообще никуда не смотреть. Мы, конечно, все сейчас испереживались уже. Аля с нами в тренировочном зале на следующий день уже была, ее из госпиталя отпустили, мы ей сказали: «Не унывай, все будет хорошо». А с Таней Набиевой нам в первый день финалов так хотелось получить медали в опорном прыжке и на брусьях. Потому что знали: либо мы – либо никто. Эта ситуация подстегивала. А мне лично хотелось не то чтобы даже завоевать медаль – намного лучше исполнить упражнение на брусьях. Мне в первый день одно не засчитали, а в финале за другое не додали чуть-чуть…
- Ой, не греши, золотая медаль абсолютной чемпионки Европы – только одному дается. А ты еще и на бревне от души выступила, второе золото получила! Вот сейчас опять - как начнутся поздравления… Не нравится тебе суета вокруг?
- Не могу сказать, что боюсь приемов. Но напрягает, конечно. Кажется лишним.
- Зато на приемах можно вкусненького чего-нибудь углядеть. Про лишний вес мы, надеюсь, говорить не будем?
- Вы думаете, не грозит? А вот и нет. Если честно, я в позапозапрошлом году(!) приехала с каких-то соревнований и весила 32 кг, а вернулась домой и уже набрала 35-36! Это трудно. Вообще качаться так – трудно. Приезжаю на сборы – скидываю этот вес, возвращаюсь домой – набираю. И получается, что я не нарабатывала что-то на сборах, а все время возвращала уже освоенное, начинала, словно с нуля.
- Тогда – ну их, эти булочки и конфеты, ведь себе дороже выходит…
- Вот и я так решила. Знаете, ведь, правда, чувствуешь лишнее. Тебя и на бревне повести может, и на брусьях уже не так себя чувствуешь. Наверное, так себя и те, кто растет быстро, неуютно ощущают. Вот Вика Комова сейчас на 14 сантиметров выросла. Это видно даже со стороны. Ей приходится приспосабливаться к элементам. А я чего-то, по-моему и не расту совсем… Не измеряла, но видно было бы.
- В свободное время – компьютер, как и у всех почти девчонок на Круглом? Ты – человек Сети?
- Да, абсолютно. Когда уроков нет и тренировок – я в компьютере. Хотя, конечно, люблю живность всякую: и котят, и собачек, птичек… Но – куда нам? Вот дома, в Самаре, мой старший брат принес хорька.
- Как зовут? Хорька и брата?
- Степа и Саша. Саше его, по-моему, любимая девушка подарила. А Степа, - кстати, зря все так думают про хорьков, не сильно кусается. Он либо щиплется, либо щекочет, еще шипит на всех, как кошка. Меня узнает, кажется, когда я приезжаю. Только это редко бывает. Сейчас я в десятом классе учусь, и экзамены за два класса сразу сдаю. У нас на базу приезжают московские учителя. Кстати, мне абсолютно все предметы нравятся.
- И тут многоборье?
- Ой, правда. Да, - что литература, что физика, все интересно.
- А поступать куда хочешь?
- Хочу на тренерское отделение.
- Не пугает, что придется заставлять учениц что-то делать? Через те самые слезы, боль?
- Если попадется такая ученица, как я, не пугает.
- А если такая, как, ну, самая строптивая из вас?
- Тогда все равно попытаюсь.
