Проучившись два года во ВГИКе, он ушел в Загорскую духовную семинарию. На первом курсе женился на простой деревенской девушке из многодетной семьи. Став религиозным монархистом, испытывая материальные трудности, работал водителем в трамвайном депо, в подпольном свечном цехе, проводником на железной дороге, пробовал выращивать и продавать грибы. Но любовь к Богу оказалась сильнее…
Ныне отец Дионисий — отец пятерых детей — формально является клириком Успенской церкви подмосковного города Видное. Но работает в маленькой церквушке на кладбище в поселке Расторгуево.
О детстве и юности в звездной семье, о двух своих знаменитых отцах и непростом пути к Богу Денис Золотухин поведал в откровенном интервью “МК”.
Со станции Расторгуево к кладбищу по обледенелой дорожке меня ведет местная баба Тоня.
— Погост у нас издавна “Крольчатником” зовется, — объясняет провожатая. — Здесь раньше в полях зайцы водились, пацаны на подступах к кладбищу силки ставили. И ныне по пороше можно следы встретить.
Отец Дионисий появился на “Крольчатнике” в перестроечные годы вместе со свежесрубленной часовней.
Сопровождаемые стаей ворон, пробираемся через кладбищенские оградки к храму. У входа — желтый похоронный “пазик”. Отец Дионисий проводит ритуал отпевания покойника.
В облике священника очень много от отца — Валерия Золотухина: те же голубые выразительные глаза, волосы, зачесанные назад. Только отпрыск перерос родича — вымахал гигантом под два метр а ростом.
— В деда! — объясняет Денис, когда мы возвращаемся на стареньком “жигуленке” в Москву. — Он был председателем колхоза. В родном селе на Алтае разрушил церковь. Бревна от нее на клуб пошли.
Мне хочется познакомиться с большим семейством отца Дионисия, и он не отказывает. Обитают Золотухины в “трешке” на Рогожском Валу. У порога — дюжина детских сапожек и ботинок. В углу — коньки, лыжи, велосипед.
Нас встречает худенькая невысокая девушка. Думаю, что старшая дочь. Оказывается, жена Дениса — Алла. Я уже знаю, что ее ни в коем случае нельзя называть матушкой. Обидится. Следом в коридор высыпают Ольга, Таня и Маша, и кубарем вкатываются сыновья: Алеша и Никон.
— У нас всегда шумно, но стоит кому–то из детей уехать к бабушке, становится пусто, не по себе. Хоть в петлю лезь, — замечает хозяин.
Беседовать идем в кабинет Дениса, который является одновременно и спальней для дочерей. На комоде — фотографии двух Золотухиных — старшего и младшего. В жизни отца и сына судьба провела много параллелей. Валерий Сергеевич, родившийся в первый военный год, страдал хроническим воспалением в костях, долго не выпускал из рук костылей. Денис в детстве также плохо ходил — был все время в распорках.
Оба Золотухиных уже с младых ногтей демонстрировали недюжинные музыкальные способности. Маленького Валеру мать, уходя в поле, привязывала за ногу к порогу. И он, сидя на крыльце, давал прохожим “концерт” — пел частушки, за что получал хлеб и яйца. Малец в алтайском селе самостоятельно освоил гармонь.
Денису, росшему в достатке в центре Москвы, приобрели пианино. Он учился в престижной музыкальной школе. Как сыну известных актеров, ему выделили лучшего педагога.
Играя без всякого удовольствия гаммы и этюды, он чувствовал нарастающее напряжение в семье. Отец — до мозга костей артистическая натура — постоянно влюблялся, безумствовал и гусарил.
Когда Денису было 10 лет, родители решили развестись.
— Я до сих пор помню день, когда отец ушел из дома, — вспоминает Денис. — Дверь в мою спальню была приоткрыта, свет падал на отцовскую книгу в шкафу “На Исток-речушку к детству моему”. Я обливался слезами, настолько мне было жалко отца.
— Леонид Филатов появился в вашем доме внезапно?
— Мама 4 года была одна, по крайней мере в доме у нас никто из мужчин не появлялся. Но однажды, сидя перед зеркалом, мама спросила: “Денечка! Как ты отнесешься к тому, что я выйду замуж?” Я насторожился, но, когда услышал, что мамин избранник Леня Филатов, стал прыгать от радости. Для меня он был непререкаемым авторитетом. Дом, где жил Леня с женой Лидией Савченко, был виден из нашего окна. Мы с родителями бывали у них в гостях. Помню, однажды я пнул их собаку Моську. Леня, вместо того чтобы отругать меня, подошел, обнял: “Денечка! Она же живая, ей больно”. Это подействовало на меня лучше всяких окриков и нравоучений. С тех пор я проникся симпатией к Лене.
Начитанный, эрудированный Леонид Филатов, не имеющий своих детей, энергично взялся за воспитание пасынка.
— Вы были трудным ребенком?
— Родители бесились от того, что никак не могли заинтересовать меня музыкой. Я хулиганил, хамил. Надо сказать, что до 13 лет я был пентюхом, мне трудно было постоять за себя. Это была не трусость, а боязнь причинить боль человеку. Леня частично снял этот барьер. С его приходом у нас в доме появились гантели и турник. Помню, я спрашивал у него, как быть, если в коридоре меня нарочито грубо задевают плечом. Леня с горячность говорил: “Дай отпор, локтем под дых!” — и учил, на каком языке надо говорить со шпаной.
— А родной отец не призывал вас решать спор силой?
— Отец — человек очень мирный. Дед наш был председателем колхоза, очень жестокий человек. Отец же пошел натурой в бабушкину родню — в Шелеповых, это древний староверческий род, которых называли “часовенными”.
Помню, однажды мы играли в шахматы и отец мне сказал: “Чтобы научиться выигрывать, надо научиться проигрывать”. Потом я понял: если зерно не упадет в землю и не умрет, оно не возродится. Отец призывал меня: “Терпи!” Вот такое я получил от него благословение.
* * *
И если с Денисом Леониду Филатову удалось найти общий язык, то с его бабушкой — Нининой мамой — они долго оставались “в контрах”.
— Бабуля Леню недолюбливала из–за его привычки курить прямо в квартире. Мы беседовали с Леней часами, и как только у него заканчивалась одна сигарета, он вытаскивал из пачки другую. Бабушка с трудом мирилась, что ребенка “травят никотином”.
Деньку воспитывали два папы. Несмотря на то что у Валерия Золотухина в новой семье родился сын Сережа, он приезжал контролировать, как Денис занимается музыкой, нередко оставался ночевать. Но, когда Леонид Филатов называл Дениску своим сыном, Валерий Сергеевич вскипал: “Он — Золотухин, в нем течет моя кровь, и когда-нибудь это скажется, как ты его ни воспитывай”.
Влияния известных артистов хватило, чтобы запихнуть Дениса в музыкальное училище при консерватории. Вскоре нерадивого студента пришлось перевести с престижного отделения фортепиано на дирижерско-хоровое отделение, благо у Дениса был роскошный голос. Окончив с горем пополам училище, Денис загремел в армию.
— Служил в Курске, наши казармы располагались в Екатерининских конюшнях, кругом — купола церквей, красота. Помню, бежал кросс, валился от усталости. Чтобы не упасть, “держал равнение” на золоченый крест храма, и неизвестно откуда появлялись силы. Только возмужал, стал командиром отделения, как родители по блату перевели служить в Москву, в ансамбль песни и пляски имени Александрова. Я стал часто бывать дома. Помню, когда читал “Жизнь Клима Самгина”, маме друзья подарили Библию. Я взял почитать, и у меня, что говорится, “поехала крыша”. Жизнь Клима Самгина мне показалась ничтожной и мелкой.
— После армии решили завязать с музыкой?
— Я решил поступать на исторический факультет университета. Но Леня меня разубедил. Он видел во мне кинорежиссера. Мне предписано было читать русскую литературу и ходить в кинотеатры смотреть фильмы. Кино и чтение стало моей работой.
Осенью Денис поступил во ВГИК на режиссерский факультет, правда, на платное отделение. Деньги на учебу дал Леонид Филатов.
— Шел 1990 год. Затем случился путч, мы начали учиться при полном развале. После занятий я стал ходить в храм Святого Мартина Исповедника на Таганке, пел в хоре. Моим духовником стал протоиерей Александр Абрамов. Первый раз оказавшись в алтаре, я почувствовал щемящую радость. Дома признался родным, что хочу стать монахом. Леня мне быстро переломал хребет, вышиб эту мысль из головы. Он убеждал меня: “Ты сначала должен состояться в мирской жизни, сформироваться как личность, чего–то добиться в профессиональном плане”. И приводил в пример своего духовника, который стал сначала врачом, а потом уже священником.
Сдав сессию, под предлогом, что хочет летом подработать, Денис забрал из института документы. На следующий день он уже трясся в тамбуре загорской электрички.
— Экзамены в Московскую духовную семинарию в Троице-Сергиевой лавре сдавал как в тумане. А когда увидел себя в списках поступивших, одновременно и обрадовался, и огорчился.
— Как отреагировали родные на то, что вы стали семинаристом?
— Маме было не до меня, она полностью растворилась в Лене. К тому времени они жили отдельно.
Отец дал мне свое благословение. А вот Леню я сильно разочаровал. Он воспитывал меня как родного, столько вложил в меня душевных сил, и все, по его разумению, пошло прахом.
* * *
Жизнь Дениса проходила в занятиях и молитвах. Однажды, обедая в столовой Московской духовной академии, Денис увидел вошедшую в зал девушку с подносом в руках.
— Я сразу подумал: “Она будет моей женой”.
Когда новоиспеченному семинаристу выпало послушание в столовой, он выяснил, что официантку зовут Алла, она приехала из Павлограда, что за Днепропетровском. На родине успела закончить швейное ПТУ.
Работая “на корнях”, чистя картошку и морковку, они взахлеб рассказывали друг другу о своей жизни. Многодетная семья Аллы, после того как рухнул Союз, практически голодала. Сестра, перебравшаяся жить в поселок Струнино, помогла Алле устроиться работать в столовую.
— Уже на третьем свидании я предложил Алле выйти за меня замуж. Дал ей минуту на размышление. Она с испугу согласилась.
Молодые подали заявление в ЗАГС и одновременно прошение ректору. И тут грянул гром! В духовном заведении издавна существовали свои неписаные правила: семинаристу не подобает жениться на первом курсе. Только на четвертом году обучения, чтобы получить первый дьяконский сан, он может присмотреть себе кого-нибудь из девиц. Многие из семинаристов, проявляя смирение, говорили: “Батюшка, благословите, на ком жениться”.
— Я эти правила нарушил и сразу прослыл смутьяном. Мой духовник отказался от меня. В семинарии поползли слухи: “Алла — колдунья!”
И тут в Денисе проявилась золотухинская упрямая натура. Он не отступил. Они венчались 8 ноября в маленькой церквушке за лаврой. Свадьба была скромной, без лимузинов и многочисленных гостей. О торжестве не осталось даже фотографий.
Жену Денис привез в московскую родительскую квартиру, где жила его бабушка.
— Когда Алла была на пятом месяце беременности, у бабули случился инсульт. Бабушка пошла в церковь за гуманитарной помощью, тащила сумку с мукой и растительным маслом и по дороге домой упала. Жене пришлось тащить бабулю волоком домой. Алла надорвалась, у нее открылось кровотечение, так оба моих родных человека оказались в больницах. Мне ничего не оставалось, как уйти из семинарии. Рукоположить в дьяконы меня не хотели. У меня началась паника: куда идти, как прокормить семью, ведь все мои жизненные планы были связаны с церковью.
К счастью, друг Дениса предложил ему работу в подмосковном храме, где был священником.
— Но я вдруг ударился в политиканство: стал по своим убеждениям религиозным монархистом. Полюбил царя, в проповедях призывал восстанавливать монархию. Родившихся детей — Ольгу, Татьяну, Марию и Алексея — назвал в честь невинно убиенных детей императора Николая II.
С другом Константином Точеным они искали причины разделения единой Русской православной церкви на Зарубежную и Московский патриархат. И сделали выбор в пользу Зарубежной православной церкви, потом ушли в катакомбную церковь. “Храмом” им стала служить обыкновенная жилая квартира на Китай-городе.
Денег, чтобы прокормить семьи, не хватало. Друзья пошли устраиваться на работу в трамвайное депо. Константин, закончив курсы, начал водить трамваи. А у Дениса возник психологический барьер: перед глазами все время вставал образ окровавленной старушки, которую он мысленно переезжал трамваем.
— Наконец удалось устроиться в подпольный свечной цех, который располагался на ткацкой фабрике. Он существовал 5 лет. Но как только я проработал месяц, нагрянула комиссия. Пожарные прикрыли мини-заводик. Видимо, Господь не допускал, чтобы я этим занимался. Что делать? Решил идти в проводники на железную дорогу.
Отцу Дениса — Валерию Золотухину — пришлось идти на поклон к начальнику Ленинградского вокзала. Из уважения к известному артисту его отпрыска по блату устроили работать проводником на скоростной поезд Москва — Санкт–Петербург — Москва. Но и в проводниках Денис не задержался.
— Понял: не мое. Видимо, я мог быть полезным людям только на церковной ниве.
Решив вернуться в Московскую патриархию, Денис покаялся перед правящим епископом, почти год был на покаянии — работал в Свято-Екатерининском монастыре, исполняя функции разнорабочего. И ему разрешили служить в храме Успения в городе Видное. Но отец Дионисий выбрал часовню на кладбище поселка Расторгуево и стал отпевать покойников.
Скромного жалованья священника — 7000 рублей — семье, где растут пять ребятишек, конечно, не хватает. Денису до сих пор помогает отец — Валерий Золотухин. И это Дениса угнетает. Как и то, что Леонид Филатов ушел из жизни непримиренным с отцом.
— Отец и Леня так и остались врагами. Эта наша семейная драма.
Отец хотел мира, делал шаги к примирению, но не находил понимания.
— А ваша мама — Нина Шацкая — не могла примирить их?
— Мать отца не любила.
Нина Сергеевна после смерти Леонида Филатова ушла с головой в работу. Недавно умерла любимая кошка Анфиса, которую они с мужем называли своей дочкой Анфисой Леонидовной. На все уговоры сына переехать к нему, в ту квартиру, где когда-то начинался их с Филатовым роман, актриса отвечает категоричным отказом. Нина Сергеевна предпочитает оставаться со своими воспоминаниями один на один.
С отцом же Денис, наоборот, все больше и больше сближается. Оба объясняют взаимное притяжение просто: зов крови. Недавно Золотухины вернулись из Санкт–Петербурга, где состоялось их совместное выступление. На мероприятии памяти святого Иоанна Кронштадтского они со сцены читали стихи.
