Полтора века назад один ссыльный каторжанин в Семипалатинске соблазнял жену местного офицера-алкоголика и — соблазнил, как по-вашему, чем? Нет, он не обещал ей, что напишет великие романы, которые люди будут читать и через сто и через двести лет. И он не обещал ей, что в 2012 году на нынешней книжной ярмарке его книги будут лежать в дорогих переплетах. И он не говорил, что школьники будут писать сочинения о его героях. Не было этого, потому что этим он бы ее не соблазнил. Вы можете представить сегодняшнего зэка, который соблазнит жену своего офицера-охранника обещанием, что он-де напишет великие романы? Нет, Федор Достоевский соблазнил Марию Исаеву другим способом, он сказал ей, что за свои книги будет получать 500 золотых рублей за печатный лист, как Толстой, или 400, как Тургенев. И это было правдой — на такие деньги Тургенев мог писать по одному роману даже раз в пять лет и при этом жить в Париже с цыганской певицей Полиной Виардо. А Федор Михайлович на свои гонорары даже ездил по Европе и играл в казино. А Максим Горький получал из США 500 долларов за печатный лист и на эти гонорары снимал роскошную виллу на Капри, да еще и Ленина спонсировал...
Но может ли сегодня российский писатель содержать — я не говорю цыганку а Париже — но хотя бы просто семью в Москве?
Лет десять назад я задумал передать молодежи свой небольшой литературный опыт. Пошел в свою альма-матер, на сценарный факультет ВГИКа и на Высшие сценарные курсы, отобрал 12, на мой взгляд, самых одаренных студентов и сказал им: «Ребята, когда я писал свои первые сценарии, я жил на в Москве на рубль в день и написал „Любовь с первого взгляда“ и „Юнга Северного флота“. А когда я приехал в США, я жил на доллар в день и написал „Журналист для Брежнева“ и „Красная площадь“. А для вас я договорился со своим московским издателем о других условиях. Полгода он будет платить вам авансы по 500 долларов в месяц, и вы будете писать свои романы, а я буду вас консультировать. Это не будет литературное рабство, это будут ваши романы, с вашей фамилией на обложке. Больше того, если у кого-то из вас нет своего замысла или сюжета, то я договорился с министром МВД — для вас он в Угрозыске на Петровке откроет самые интересные дела. То есть, любой из вас может написать свое „Преступление и наказание“. Идет?»
И что вы думаете? На следующее заседание группы пришло всего два человека. Я спросил: в чем дело? А мне сказали: «Эдуард, 500 долларов мы получаем за минутную рекламу».
Вот в чем нынешний «казус Достоевского»! Если в Семипалатинске новый Федор Михайлович скажет какой-нибудь новой Марии сколько российский издатель платит теперь авторам за печатный лист, она останется с офицером-алкоголиком и никакого нового Достоевского не будет. А если он скажет ей, что как только он напишет роман, его еще тут же ограбят Интернетские грабители-пираты, она, вообще, перестанет считать его мужчиной.
Между тем именно это происходит сегодня в российской литературе. Стоит выйти в свет новому интересному роману, как одни пираты его тут же сканируют и размножают в Интернете, а другие начитывают на аудиокассеты и продают через тот же Интернет. При этом, если вас при выходе из дома разденут до нитки, вы можете кричать: «Караул, полиция, держи вора!», то тут, как говорил классик, бьют и плакать не дают. Нет защиты! Ни российское государство, ни российская полиция, ни российские издатели не защищают своих писателей от грабителей и тем самым, практически, обрекли нашу профессию на вымирание. Выжить может только автор, который ежемесячно издает по роману, но имеют ли эти романы отношение к литературе? Месячными созданиями бывают только выкидыши, и потому, я думаю, российская литература стала теперь женской, в ней воцарился матриархат.
Впрочем, этот мат-риархат воцарился не только в литературе, но и в культуре российского быта. Выйдите на улицу — уши вянут от женского мата! Небесные создания, алмазы русской нации, за которыми когда-то приезжали в Россию принцы и короли, ходят теперь с пивными банками в руках, курят и матерятся так, что можно онеметь от изумления! Вчера иду по Тверскому бульвару, навстречу две царские невесты — нет, правда, очень красивые девицы — и одна другой громко, на всю улицу рассказывает: «Он мне так понравился, я в него просто въе. алась!». Я аж споткнулся! И говорю: «Девушка, извините, вы что имели ввиду: вы в него влюбились или вцепились?». Как вы думаете, куда она меня послала? К Далю? Или еще дальше?
И я вам скажу, откуда это идет — от макулатуры в культуре, в литературе и на телеэкранах. От засилья папсы в музыке, в книгоиздании и в телесериалах. Хотя если посмотреть глубже, в историю, то мат в русском языке появился только с приходом татаро-монгольского ига. Это у Чингиз-ханов в качестве мести применялось оскорбление матерей таким брутальным способом. И хотя считается, что страна от этого ига давно избавилась, ан нет, иго матерщины осталось, и оно все ширится — уже и квартала нельзя пройти, чтобы не услышать, как даже влюбленные пары матом друг с другом изъясняются!
Да, я знаю, что намедни мат, наконец, убрали с дневных телеэкранов, но это примерно то же самое, что «сосилисический реализьм» Леонида Ильача — то есть, видимость. Это не избавит телевидение от массовой продукции телевизионной дешевки, культуру — от папсы, а литературу и кино от пиратства.
Ровно 50 лет назад, в
Мы решили найти Антисоветск и пошли дальше, аж до Астрахани дошли, но...
Сегодня, однако, вся страна — сплошной Антисоветск. А я, которого считали антисоветским писателем, с тоской спрашиваю: а где советский читатель? Где тот чититель, который ночами стоял в очередях за книгами? Где тот читатель, для которого нехватало миллионных тиражей «Роман-газеты»? Где тот мальчик (я), которому дедушка давал 10 копеек на школьный завтрак, а он собирал эти деньги и раз в неделю покупал себе новую книжку?
Неужели все в Интернете? Так, может, нам и самим туда перебраться? Самим туда писать и самих себя пиратить?
И потому я смотрю на эту книжную ярмарку, как на Ваганьковское кладбище, куда раз в году, в день Поминовения вы пришли — правда без цветов — на поминки по нам, писателям. Аминь!
