- Бенька, расскажите, откуда «растут ноги» у «Серебряной свадьбы»? С чего все началось?
- Когда я была маленькой и ездила в школу, то преодолевала очень долгую дорогу от дома до трамвайной остановки. Все дома шли друг за другом длинным рядом и были совершенно обыкновенными и одинаковыми. Но в одном окне я все время видела странные, необычные предметы. Там стояли какие-то игрушки, были наклеены смешные картинки. Я всегда с нетерпением ждала, когда дойду до этого окна: путь делился на дорогу до него и после. Хотя ничего особенного в нем по сути не было, оно все время притягивало мой взгляд. И с той поры мне стало казаться, что задача каждого человека по возможности быть таким окном хотя бы для кого-то. Так и родилась «Серебряная свадьба».
- Как вы думаете, почему жанр кабаре в свое время так полюбился нашим музыкантам?
- Он близок разным культурам и появлялся в любой арт-среде. Кабаре родилось из салонной культуры, из культуры артистических кафе, артистических встреч. Она присутствовала во всех странах, но только во Франции дошла до пика своего развития и стала особенно ярким явлением. Потом эстафету подхватили Германия, Америка, Англия, Россия. Чудесное кабаре появилось в Польше. Но в этих странах оно стало развиваться более локально: растиражировано было только французское с немецким.
- Можно ли родившееся в салонах кабаре показывать сегодня на больших площадках?
- Как кому комфортнее. То, что мы показываем в своих программах, — не нахальное утверждение, что мы знаем, как нужно делать и как все было изначально. Мы лишь исследуем природу кабаре, пытаемся ее переосмыслить, пропустить через себя полученные в процессе ощущения, узнать что-то новое, попробовать применить его и понять — работает оно или нет. Это всегда чистой воды эксперимент. Лично я считаю, что главные особенности кабаре — театрализация и синтетичность того, что происходит на сцене, слияние и хореографического, и визуального ряда с использованием большого количества костюмов и реквизита - всего, что нужно для создания театрального действия. Это пестрота, смена различных номеров, особенная эмоциональная подача, экспрессия, но самое главное - всегда отражение личной позиции. В любом кабаре всегда было ядро - человек или группа людей, которые задавали тон. Они говорили, например: «Нам нравится, дерзость, нам хочется дать общественной добропорядочности пинок под зад. Мы хотим нарушить покой и сделать всем страшно. Давайте назовемся «12 висельников», сделаем программу, от которой у буржуа волосы на голове встанут дыбом и будем вести себя максимально эпатажно, говорить о социальных проблемах». Вот таким может быть кабаре. А другие собираются и говорят: «Нет, страшного в мире и так слишком много. Давайте сделаем так, чтобы было светло, красиво, чтобы люди пришли к нам отдохнуть», - и это уже совсем другая история. Вариаций может быть очень много. Если говорить о форме подачи — кто-то озвучивает свою позицию на стадионе, кто-то — в маленьком зале. Важно только сохранять живое общение. В кабаре всегда был конферансье, который разговаривал с публикой, по-доброму подшучивал над ней.
- В чем ваше индивидуальное высказывание? «Серебряной свадьбе» близка, например, социальная тематика?
- Она, безусловно, присутствует, но мы скорее склонны создавать свою реальность, особый, не бытовой мир. Мне больше всего близок образ городского сумасшедшего, и я постоянно примеряю его на себя, выхожу в нем на сцену. Городские сумасшедшие - существа отвлеченные, но не настолько уж оторванные от жизни или живущие в своих башнях из слоновой кости, как может показаться многим. Это люди, которые живут здесь, сейчас и осознают, что происходит в мире. Есть очень много социальных проблем, которые меня травмируют. Я хочу говорить о них, но мне не хочется трибунности и социального пафоса. Подавать художественно такие вещи очень сложно, но мы стараемся преодолевать трудности, двигаться в этом направлении.
- Что в вашем кабаре все-таки первично — музыка или театр?
- Я не музыкант. Я режиссер по образованию, поэтому в большей степени - человек театра и поэзии. Поэтому в группе у нас всегда есть такой внутренний конфликт: я тяну одеяло на себя и говорю: «Давайте делать из «Серебряной свадьбы» театр! Давайте мы будем вот здесь махать флажками, а вот здесь пронесем что-то на носилках!». Ребята спорят: «Нет! Давайте мы лучше поработаем над музыкой!». На самом деле из-за того, что каждый пытается гнуть свою линию, и получается такой хороший синтез.
- У вас в группе четко распределены все функции?
- Многое основано на взаимопомощи. Иногда я могу придумать номер, а он оказывается исключительно глуп, и тогда ребята предлагают свою чудесную идею. Сделав что-то, мы потом вместе смотрим со стороны, что у нас получилось. Я воспринимаю своих музыкантов как соавторов в режиссуре и актерском мастерстве, в то же время мое мнение учитывается, когда делается аранжировка песни, чтобы она звучала так, как мне нужно для конкретного номера, как я ее чувствую. Над музыкой мы работаем все вместе, но последнее слово всегда остается за нашим гитаристом. Он наш «мозг», такой великолепный, божественный, музыкальный мозг.
- Насколько публика, по вашим наблюдениям, знакома с культурой кабаре?
- История культуры кабаре вообще не изучена. Известно, что была «золотая эпоха». Во Франции она началась в 1890-е годы и продолжалась лет двадцать, в Германии - в 1900-е и длилась по времени столько же. Когда фашисты пришли к власти, немецкое кабаре свернули, потом была война, после войны - развитие эстрады, варьете, мюзик-холла. Потом закончилось и оно, потому что наступило время радио, телевидения, позже пошли совсем другие веяния. До этого кабаре ведь и было своеобразным телевизором, трибуной, с которой обсуждались последние события, звучали шутки на злобу дня. Это было такое СМИ в арт-форме. Когда кабаре перестало быть таковым, то сохранило только свою дружескую атмосферу и переместилось в богемные арт-кафе.
- А как же Moulin Rouge, Crazy Horse?
- Это действительно кабаре в той форме, которая изначально задумывалась. Но она превратилась просто в коммерчески успешный продукт уже с другим содержанием. Это эротическое кабаре, где танцуют прекрасные танцовщицы, звучит музыка. Чтобы поддерживать туристический интерес, в нем сохранили элементы ретро: мужчины выходят на сцену в цилиндрах, дамы - в манишках и кринолинах, корсетах и подвязках. Это, конечно, красиво, эффектно и сексуально, но коммерческая популяризация во многом убила в кабаре то, что было в нем изначально, - дух хулиганства, эпатажа, очень сильное желание высказаться.
- Как вам удается его сохранять?
- У нас в программе очень много старых песен кабаре других исполнителей. Когда мы создавали ее, мы очень хотели познакомить людей с исконной культурой, чередовали французские и немецкие композиции. Мне повезло — я нашла нить: однажды мне подарили книгу «Поэты немецкого литературного кабаре» с прекрасной аннотацией в начале. В ней очень сжато и четко излагается концепция жанра. И там есть тексты. Благодаря им я для себя открыла целый пласт культуры, которую не знала, и поняла, что зрителю она не знакома в принципе. Ее изучением занимаются единицы профессионалов, которые восторженно любят это направление. Так что наша задача — в том числе просветительская. Когда я читаю про старых кабаретистов, у меня по коже бегут мурашки от того, какие это были люди. Они жили на разрыв, они творили атомное искусство. Они были безумны, они были прекрасны, они были энтузиастами, они ночевали в своих кабаре, по утрам — за вином говорили о наболевшем, они были такими великолепными! Самое грустное в истории кабаре, то, что придает ей такую восхитительность и трагичность — страшный финал «золотой эпохи» в Германии. На пике своего развития оно было прервано гитлеровской политикой. Так называемое «инакомыслие» кабаретистов каралось, и умирали они страшно. Одного нацистские солдаты, которые раньше были его зрителями, а в итоге стали палачами, заставили перед входом в газовую камеру повторить все шутки, смеясь над ними так же, как и раньше, во время его выступлений. Где-то создавались временные кабаре, в которых собирали пленных артистов из разных стран. После того, как они отыгрывали свою программу несколько месяцев, их отправляли на казнь, а потом поставляли новых. Свое кабаре было и в самом большом Терезинском гетто на территории Чехии. Оно было протестом против ужаса, который происходил вокруг, люди до конца продолжали делать свое дело, свое искусство. Для меня налет трагедии придает особенную остроту в восприятии этого жанра. Мне кажется, настоящее кабаре было очень глубоким, отчаянным, и я не знаю, достижимы ли такие высоты сейчас. Возможно, по сравнению с тем кабаре, мы делаем что-то простое, не настолько великое, но вся эта история стоит за нашими плечами, и мы это ощущаем.
