«Девочка предложила мне: «Давай воровать конфеты»
— Марина, когда ты почувствовала тот верный импульс и поняла, что хочешь быть актрисой?
— Момента такого не было, когда я осознанно для себя решила — буду актрисой. Просто все, что меня интересовало в детстве и позже, касалось только творческой области — опера, оперетта, балет. Почему-то полюбила с детства оперу, нравились партии меццо-сопрано, хотя мне было всего 9 лет. Но я, видимо, была довольно трезвым человеком и понимала, что для оперы моего голоса не хватит, да и на оперетту тоже. Увлеклась танцами, но опять же привлекали танцы, в которых пластикой выражались эмоции, настроение…
— То есть ты серьезной девочкой была?
— Наверное, серьезной, в смысле ответственности, обязательности. Серьезной, но влюбчивой.
— Отличница?
— Нет, хотя окончила школу с двумя четверками, все остальные — пятерки. Но по своей природе я не отличница. Помню, в одной четверти у меня была тройка, и я тайно исправляла ее в дневнике на четверку — про пятерку все равно не поверили бы.
— Это единственный твой аморальный поступок?
— Нет. Меня лет с пяти начали отправлять в пионерский лагерь от завода «Вулкан» (там бабушка работала бухгалтером). И когда мне плохо или грустно становилось, я уходила к ней в домик пожить. И вот одна девочка (ее мама была уборщицей в лагере) научила меня воровать. Она так и предложила: «Давай воровать конфеты». И мы воровали с ней по тумбочкам сладости… Стыдно, конечно, но очень хорошо помню чувство азарта, риска. У меня родители очень честные люди, и для меня взять чужое было совершенно невозможно. Поэтому что тогда это было? Теперь я думаю, это воровство — из разряда бегать по лестницам и звонить в квартиры или надувные шарики с водой с балкона сбрасывать. Так что назвать меня примерной девочкой нельзя.
— Ты склонна к риску?
— Я, скорее, азартная. Риск — это другое: когда не думаешь о последствиях. А я не люблю рисковать, потому что у меня профессия связана с выплеском эмоций, и я на сцене черпаю этот адреналин. Видимо, в этой профессии я получаю то, что мне не хватало в жизни. Даже уверенности в себе: я была стеснительным ребенком, в достаточно скромной семье росла.
«Я поняла, что, оказывается, можно жить по-другому»
— Ты помнишь свое поступление в ГИТИС, на курс Табакова?
— Конечно. Я пришла сразу на конкурс. В 16 лет я мало подходила под физические стандарты какого-то амплуа — была круглолицей, толстощекой, рыжей и невзрослой — абсолютно больше детского, чем женского. Но у Табакова, когда он набирал студентов, личностные качества были важнее фактуры. Он принимал по заряду энергетики. На первый план для него всегда выходит современное ощущение жизни, индивидуальность.
Уже не было туров, потому что я поздно узнала, что он добирает. И в этот добор я поступала, совсем не рассчитывая, что он станет прослушивать меня. Но только он мог сказать тогда людям без документов: «Заходите, читайте».
— Что ты подумала в первый раз, увидев самого Табакова — не на экране, а живьем?
— Я помню, он был в кепке, в очках затемненных и, по-моему, в джинсовой куртке. И я почему-то понимала, что этот человек может всё. Потому что то, как он поступил с нами, не подлежало никаким законам. Особенно в то время. Он жил по своим правилам, он диктовал эти правила. Ты можешь представить, что нас, абитуриентов, без документов, в джинсах, а не в красивых платьях, он послушал и некоторых сразу позвал читать на конкурсную комиссию. Мало того, мы сразу же прошли собеседование, и мне поставили две пятерки. «Приноси аттестат», — сказали. А я к этому времени еще ни одного экзамена в школе не сдала. Вот кто еще мог такое сделать, кроме него?! Он себе позволял, и ему позволяли.
Тогда я поняла, что, оказывается, можно жить по-другому: не бояться, не робеть, самому диктовать правила. Я до этого жила, как все, и думала: «Так, как все живут в стране — это правильно». Вот только когда смотрела на очереди в магазине «Молоко», расстраивалась: «Неужели вырасту, выйду замуж и каждый день после работы буду стоять в очереди, чтобы прокормить мужа и ребенка?» Это единственное, что наталкивало меня на мысль, что не все в нашей стране хорошо, раз такие очереди в магазины.
— Кто тебе мозги вправил? Олег Палыч?
— Олег Палыч, конечно. Я же поступила к нему в 16 лет и во многом им сформирована. Хотя очень благодарна своим родителям, которые старались заложить в меня много хорошего. Вообще, то, что я к нему поступила, — это чудо, как и для многих его учеников. И это чудо потом определило всю нашу дальнейшую жизнь. Поступая к нему, я была заражена идеей его студии, уже видела там «Записки из подполья», «Две стрелы» (не видела только легендарного «Маугли»). Была особая романтика в этом подвале, в людях, которые мечтали что-то создать. И мечта о чем-то новом, нетрадиционном, поколенческом в меня безумно запала. И Табаков, поверь, не только для меня, для всех — это… Не знаю даже, как объяснить, но в него были влюблены все: и мальчики, и девочки. И влюбленность эта оказалась какой-то космической. Он был огромной вселенной, которая может защитить, поддержать. В марте «Табакерке» будет уже 30 лет.
— А рассказывают, что он ужасно ругал своих учеников.
— Да, ругал, но при этом ты верил, что у тебя обязательно получится. Он способен вести, а таких мало. Табаков дает направление, и ты с отчаянной верой готов за ним следовать.
БЛИЦ:
Любимый цвет — глубокий бордо и темно-синий.
Любимое время года — поздняя весна, ранняя осень.
Любимый фильм — «Мужчина и женщина».
Любимый спектакль — «Матросская тишина», «Комната смеха» и «Юбилей ювелира».
Любимая книга — «Анна Каренина».
Любимая актриса — Мерил Стрип.
Любимые актеры — Табаков и его ученики.
Любимое выражение — «Умей нести свой крест и веруй».
Проявление хорошего тона — доброжелательность.
Проявление дурного тона — публичная демонстрация плохого настроения и собственных проблем.
Главный принцип — вопреки всему не терять веру в добро и людей.
Главное кулинарное достижение — борщ.
«Если бы и сыграла проститутку, то только со сложной судьбой»
— Марина, помнишь свой первый фильм «Еще люблю, еще надеюсь»? У тебя там небольшая роль — чьей-то жены.
— Плохо помню, как туда попала. В подвал к нам начали приходить ассистентки режиссеров, но два курса нам не разрешали сниматься. А вот с фильмом «Валентин и Валентина» действительно была история. На улице ко мне подошел мужчина средних лет и сказал, что будет кастинг проводиться.
— Вот сейчас такого нет — артистку нашли на улице или в провинциальном театре, куда специально выезжали ассистенты режиссеров.
— Он сказал: «Не хотите ли сниматься в эпизодах?» Но я решила, что это просто повод познакомиться с девушкой на улице, хотя потом про себя подумала: «Надо же, а ведь кому-то повезет, и это буду не я». Точно так же меня звали сниматься в фильме «Отцы и дети» режиссера Вячеслава Никифорова, но тогда меня не отпустили на пробы. И позже этот же режиссер позвал меня в фильм «Дубровский». И тогда все счастливо сложилось.
— После первой же картины каждый год у тебя пошли одни главные или вторые роли. А потом — пауза на несколько лет.
— Да, сначала много снималась, а когда Павлика родила, случился перерыв. Но к тому же в 1990-е пошло не мое кино. Тогда требовалась фактура путан, женщин легкого поведения или характерных. А лирических ролей практически не было.
— Труженицу борделя слабо сыграть?
— Может, и не слабо, но в тот момент я, может быть, и не сыграла бы ее. А если и сыграла проститутку, то со сложной судьбой, которая потом стала еще и примерной матерью (смеется).
«Я позвонила гримерше и извинилась: «По форме я была не права, но…»
— В первой картине был такой звездный состав — Евстигнеев, Невинный. Я робела, волновалась. Помню, как Невинный рассказывал, что Ефремов во МХАТе собирается репетировать «Дядю Ваню», и для меня это было что-то недостижимое. А спустя какое-то время я сыграла Елену Андреевну на сцене МХТ. На меня же они не обращали внимания, но все доброжелательно относились.
— Если бы на тот момент великие артисты знали, что снимаются с будущей женой своего будущего худрука, наверное, они были бы более внимательны к студентке-дебютантке.
— У меня, по-моему, уже был роман с Табаковым в это время, а может, и не был. Не помню. Поверь, для меня партнерство, человеческие отношения так много значат, что я в это не играю. Я думаю, если бы я была стервой или что-то демонстрировала, у меня не складывались бы отношения с партнерами.
— Разве работа в театре и кино не выработала в тебе здоровую долю стервозности и цинизма?
— Наверное, в каждом характере это есть, особенно когда речь идет о собственных интересах в профессии. Я часто слышала: «Ой, какая Доронина капризная». Но люди часто путают капризность с требовательностью. Я сама столкнулась с этим на фильме «Валентин и Валентина»: мне не нравились костюмы, мне было в них неудобно, я сама себе не нравилась, не то что мужчинам. А художница говорила, что я капризничаю. Но, мне кажется, так считают специалисты, которые сами не очень сильны в своем деле.
— Ты ушла от ответа — про здоровую дозу стервозности.
— Не скажу, что не научилась, но это никак не проявляется в отношениях с партнерами. Стервозность — проявление дурного характера, а жесткость… это жесткость. Много лет назад у меня была ситуация на спектакле «Обыкновенная история». Выхожу на сцену с Женей Мироновым и чувствую, что плохо шиньон прикреплен. А мы играем не в подвале, а на большой сцене, где всё как на ладони. Мне гример до этого говорила, что все хорошо, мол, закрепила шпильками. Но Женя меня обнимает, и чувствую, что если он уберет руку, то шиньон отвалится, а это хуже, чем когда с тебя платье упадет. «Жень, не убирай», — шепчу.
Доиграла, вошла в гримерку, швырнула шиньон на пол: «Я же говорила». Я понимаю, что это некрасиво, но для меня это было… ну просто профессиональное оскорбление, я же отвечаю за свою работу. Если я говорю: «Плохо держится», а мне: «Не капризничай», то можно это назвать проявлением стервозности? Наверное, можно, хотя потом я позвонила гримерше и извинилась: «По форме я была не права, но ты сама понимаешь, насколько для меня была чрезвычайной эта ситуация».
Мне перед выходом на сцену нужны комфортные, хорошие отношения со всеми. Я иначе не могу работать. Важно, чтобы человек, который рядом, близко-близко, был спокойным: мне хватает своих эмоций. И я благодарна тем, кто сейчас со мной работает в МХТ, за то, что, если я взволнована, они меня успокаивают, микшируют мою излишнюю импульсивность. Если я понервничаю перед спектаклем, хуже играю. Нет, они мне не подруги, не те, с кем я что-то буду обсуждать, но они должны существовать рядом на ровной волне.
— Трудно таких найти. Сейчас все такие нервные.
— Вот мне повезло, у меня и костюмеры, и гримеры такие. Я их очень ценю.
«Я не та, из-за кого он ушел из семьи»
— У тебя есть подруги среди артисток?
— Нет. И не потому, что это сознательный выбор… Это оттого, что я достаточно рано оказалась рядом с человеком, от которого многие зависят. И оттого, что всегда знала больше, чем другие, я научилась не болтать, я умею хранить тайны. Была одна школьная подруга (сейчас живет в Канаде), которая знала о наших отношениях с Олегом Павловичем, но мы никогда с ней ничего не обсуждали. Да и она была настолько деликатна, что никогда не спрашивала, что да как. Еще есть подруга, близкий мне человек, она занимается бизнесом, но красивым — ювелирным. Есть крестная, которая много про меня знает. Но много лет у меня вообще не было подруг, потому что Олег Павлович был для меня всем. Мне и не нужна была подруга.
Я часто думаю: почему я влюбилась в него — это понятно, а вот он… Человек с богатым мужским и личным опытом, он, наверное, лучше понимал, чего ему не хватает.
— Опытные мужчины (так уж они устроены) жаждут молодых чувств, чего не может дать жена. Ты допускала мысль, что в данный момент ты проходишь то самое свежее чувство (и, извини, тело), которое завтра не понадобится и ему на смену придет другое?
— Во-первых, Олег Павлович мне не обещал ничего. Я была счастлива тем, что есть, и не настаивала ни на чем. Я понимала свою проблему: да, он женат, и рано или поздно мне нужно будет устраивать свою жизнь. Но, может быть, он подсознательно уже ощущал, что я взрослая и в какой-то момент устану и кто-то займет его место, но… Я всегда знала, что мы никогда не будем вместе. Мало того, я первая сказала: «Поговори с Антоном, зачем вам расходиться, живите спокойно». Господь нас свел, и я на тот момент ничего не хотела — только встречаться.
— Но годы-то идут, и тебе к тридцати. Эффект «Зимней вишни» — вечно уходит от жены, но никогда не уйдет.
— А он и не уходил, ситуация была стабильная, как предлагаемые обстоятельства. Я снималась, сама зарабатывала, была независимой, меня не надо было обеспечивать. Но я абсолютно была влюблена и готова встречаться в любом месте и в любое время суток. Ничего не требовала, да я и не готова была к требованиям. До этого у него были женщины, которые знали, чего хотят. Мне главное — встречаться, а живем мы вместе, есть ли у нас семья — меня это не волновало. Другая женщина захотела бы раньше чего-то, а я…
— Извини, ты так втрескалась?
— Это было как не знаю что: ну, я могла часами ждать на морозе, когда он выйдет из театра, чтобы всего-то довез меня до метро. Тогда же не было мобильных телефонов. Думаешь, я жизнь свою не могла устроить? У меня после «Валентина и Валентины» было столько поклонников. Знаешь, наверное, что держало: он всегда знал, что расстанемся мы — я устроюсь, без него не пропаду. Длительность наших отношений была еще и в том, что он знал — я уверенная в себе женщина в профессии и достаточно сильная. Ничто меня не будет держать, кроме чувства, что корысти ради я бы не держалась.
— Извини, последний вопрос на эту тему. Тебя не мучила совесть — есть другая семья, а ты ее разрушаешь?
— Эгоизм юности в том, что ты в тот момент вообще ни о ком другом не думаешь. Не то что я себя оправдываю, но корысти не было вообще. И потом я все больше понимаю, что проблемы в семье — это проблемы мужчины и женщины, а не третьего человека. Третий, наоборот, как бы разгружает их сложные отношения. Если бы не было меня, их отношения лучше бы не стали. Я не говорю даже конкретно про Олега Павловича, а вообще о мужчинах и женщинах. Я даже думала тогда: «Если бы Олег Павлович захотел другую женщину, что бы я стала делать?» Наверное, я бы плакала, переживала, но как я могла вернуть его желание к себе? Оно либо само вернулось бы, пройдя через испытания, либо не вернулось никогда. Были же до меня женщины, но он не уходил из семьи — я не та, из-за кого он ушел.
«Если бы у худрука была другая жена и она много играла, она бы меня тоже напрягала»
— Тяжело жить с гением, хотя Олег Павлович не любит такие определения по отношению к себе?
— С ним иногда сложно. Есть такое расхожее выражение на приглашениях, которые мы получаем: «Уважаемый Олег Павлович…» Так Табакова действительно есть за что уважать — он живет не для себя, живет для других. Он не любит слова «великий» и всегда просит: «Уберите этого «великого». Но его отдельность я всегда ощущала и всегда старалась быть немножко сзади. И меня не смущало, что он, придя куда-то, становится центром и даже не видит, где я стою, — это при всей огромной любви ко мне. Он привык быть центром, ярким. Я всегда получала огромное удовольствие, зная, что он крупнее, масштабнее, и этим счастлива, поверь.
— Жена худрука... В тени Табакова… В этом больше плюсов или минусов?
— Все-таки плюсов побольше. Плюсы в том, что есть ощущение, что ты участвуешь в общем важном процессе. Даже когда я рожала детей, кормила их и не приходила в театр, у меня не было чувства, что я выпадаю из жизни, наоборот — в курсе и продолжаю активно существовать. Я была как маленький ребенок, который присутствует при всех взрослых разговорах, ловя от этого кайф, но при этом не имеет никакой ответственности. И Олег Павлович мне долго позволял эту роскошь — быть младше, моложе. И это счастье, которое не каждая женщина может ощутить. Плюсы еще и в этом, что я общаюсь с огромным количеством интересных людей, хоть даже и по касательной.
— А минусы?
— Был не так давно смешной минус на вечере военной песни. Я выступала, Олег Павлович выступал, потом мы ушли. А наутро я узнала, что был фуршет. Короче, все всегда думают, что я все знаю, и часто бывает такое, что все отмечают, а мне никто не сказал. Я не в курсе всего, у меня помимо театра столько забот (дети, дом, быт), и особая информация мне не нужна. Я иногда самая последняя в театре что-то узнаю.
— А чувство зависти, когда в спину тебе думают: «Поэтому и роли получает, что жена худрука. Ее Богомолов берет в спектакли».
— Я у Кости отказалась играть в первом спектакле — «Отцы и дети». В тот момент я была уставшая, Маша у меня маленькая, я снималась. Но это достаточно независимые режиссеры — Шапиро, тот же Богомолов, Рыжаков, Серебренников, которым нельзя никого навязать, даже жену худрука.
— Но сами режиссеры могут использовать жену худрука как инструмент в своих интересах — про это написано в романах.
— В МХТ был спектакль «Женщины с моря», я там играла. Но после нескольких прогонов Олег Павлович сказал режиссеру, что надо либо переделать, либо закрыть спектакль. И я его поддержала, в результате закрыл. Никто же не говорит, что Богомолов постоянно работает с Розой Хайруллиной. Или с Дашей Мороз, своей женой. Но иногда мне хочется сказать: «Попробуйте сыграть в его спектаклях так, как я». Вообще я спокойно отношусь к проявлениям «зависти к жене худрука». Если бы у худрука была другая жена и она много играла, она бы меня тоже напрягала (смеется). Наша профессия такова: мы незащищенные — ни мужчины, ни женщины.
— Это говоришь ты, имея рядом такую спину, плечо?
— Да, это говорю я. Сложные, неидеальные люди в театре. Да и я неидеальная. В юности я была великой максималисткой, а сейчас начинаю работу с белого листа, слушаю режиссера, я открыта для всего, и есть ощущение, что в профессии нет границ — можно идти в любую сторону. Вот Константин Богомолов раздвинул границы моего представления о себе как об актрисе, я стала смелее. А раньше я не думала, что смогу работать в таком жанре.
— Что нового ты узнала о себе как об актрисе?
— Он стал использовать такие мои краски, которые прежде никто не использовал, — силу, жесткость, интеллектуальность, ироничность и порой циничность. Оказывается, я ими владею. А обычно использовались мои беззащитность, лиричность, нежность. Сейчас уже не могу представить, что буду играть классический спектакль в историческом костюме.
Или я мечтала сыграть (когда во МХАТ пришел Олег Павлович) Елену Тальберг («Дни Трубиных», Булгаков. — М.Р.). Я очень хотела, но никто мне не дал. А обидно еще и потому, что этот спектакль хотели делать в «Табакерке», там было замечательное распределение, но не захотел Сергей Женовач, и всё… И в МХТ состоялся спектакль, и не нужно было привлекать жену худрука — Табаков слишком заинтересован, чтобы были хорошие, успешные спектакли и ставили их сильные, интересные режиссеры. Ведь в первом варианте «Чайки» у Богомолова меня не должно было быть. Аркадиной должна была быть Хайруллина. Но распределение Костя поменял в связи с изменением концепции. Если режиссер захочет самовыразиться и я ему буду не нужна, он имеет право отказаться от меня. И я смотрю на это трезво.
Я очень ценю, что состоялась как женщина и до сих пор реализуюсь как мать, как хозяйка. И это дает запас прочности. И не вибрирую, если меня кто-то в какой-то работе не занял. А вот «Антигона» — роль, о которой я не мечтала, — для меня она стала подарком. Этот образ Ануя полностью отражал тогда мою сущность — она такая же максималистка, готовая на любые жертвы, убежденная в своих принципах…
— При таких принципах ты готова к жертвам во имя мужа?
— Если бы ты меня спросила: готова ли я пожертвовать собой, чтобы он был жив и здоров, я бы сказала: «Да». Раньше я об этом не думала, просто отказывалась от экспедиций в кино, чтобы не уезжать далеко от него. У нас были настоящие и чувственные отношения. Если бы Господь мне сказал: «Марина, муж твой будет жив и здоров много лет, дети будут счастливы и без тебя. А тебе и там будет хорошо», я бы сказала: «Да». Но я должна знать, что у них действительно все будет хорошо, что жертва не напрасна.
— Ты знаешь, как растить детей, чтобы они получились хорошими людьми?
— Думаю, только в любви. Машка такая счастливая, когда она видит, что нам радостно. Мы тут с Олегом Павловичем спорили, а Маша быстро выбрала из фотоаппарата фотографии, где мы с ним вместе, шлет мне их на телефон и пишет: «Life, life, life». Они же с Павликом в любви рожденные.
«У Паши правильная позиция: дети должны идти еще дальше родителей».
— Павел Табаков продолжает династию. Еще учась в театральном колледже имени своего отца, снимался в кино. Ему, в отличие от других, есть с кем посоветоваться. Спрашивает?
— Он недавно снимался в Питере. Я звоню и по голосу чувствую, что-то произошло. Спрашиваю: «Что случилось?» — «У меня сцена не получается». И он так долго этим жил, переживал. У него было три проекта, в которые его утвердили. Один он выбрал правильно, но это совпадало с репетициями в МХТ у Кости Богомолова. Я сказала ему, что лучше отказаться от съемок, и он отказался. А режиссер сам ему посоветовал сниматься. За что Павел был ему очень благодарен и сейчас успевает и то, и другое. Он понял, что не стоит жалеть об упущенных возможностях, когда сам уже сделал выбор. Он понимает, что он сын, кто у него папа, и каждая роль для него как экзамен.
— Вам его не жалко? На него и так смотрят как на сына Табакова и сравнивают. И дома вы ему про это напоминаете?
— А дома ему и не напоминают. Никогда не было такого: «Смотри, какой у тебя отец». У Паши правильная позиция: дети должны идти еще дальше родителей. Если есть такая отправная точка, такой старт, то человек должен стремиться дальше. Это безусловная любовь к отцу — что у Маши, что у Павлика. Изначально в них заложено понимание масштаба его личности.
— Вы настаиваете, чтобы Павлик стал актером?
— Нет, абсолютно. Он будет еще высшее образование получать: может, экономическое или юридическое.
P.S.
— Ты сейчас пришла с репетиции, что это будет?
— Мы репетируем фантазию по мотивам Дюма. Понятно, что это не Дюма, а такой «Идеальный муж», который тоже как бы Уайльд. В основе «Три мушкетера», но там есть секрет.
— А роль д’Артаньяна играет Роза Хайруллина?
— Нет, конечно. Но там будет неожиданный поворот. Я играю в результате как бы Миледи, но на пути к Миледи тоже есть образ, который трансформируется в образ Миледи. Будет сознательный китч, в стилистике Кости.
