С первых дней жизни в поселке Пастернак сливается с ним настолько, что Вениамин Каверин напишет: «Боря жил в Переделкине так, как будто сам создал его по своему образу и подобию». Здесь его избушка с огородом, речка, в которой купается круглый год и храм Воскресения Христова, где похоронят. Погода в день приезда как в пастернаковском «Инее». Но сквозь легкий слой снега просвечивается ухоженный сад. Грядки разбиты геометрически точно, сирень окольцовывает домик – а он красуется свежевыкрашенный в цвет марсала. С порога директор музея Ирина Ерисанова заявляет, что мы в «Неясной поляне», но не поэта. Писателя! Пастернак считает прозу глубже и мощнее поэзии, за поэта страшно обижается.
– Каким он был? – спрашиваю у Ерисановой.
– Аскетом. Даже в мороз мылся на улице под колонкой; пока обольется с головы до пят, успевал покрыться сосульками. Конечно, мог себе позволить ванную комнату, но обходился без «аристократических замашек». Отсюда очень строгий и простой интерьер дома: мебели минимум, половицы трещат, из декора только фотографии, гравюры и рисунки отца Леонида. Вот – мать Розалия чистит картошку, обнаженные пышные барышни в духе Рафаэля нежатся на перинах и сам писатель поглаживает кобылу. Кстати, поводом для этой работы послужило падение Пастернака с лошади в 1903 году. Чудом избегает смерти и остается хромым на всю жизнь.
– Правда, что после этого случая его правая нога стала короче левой на три сантиметра?
– Да. Обратите внимание на разную высоту подошвы на ботинках в писательской спальне. Обувь словно пришвартована к койке, которую Пастернак предпочитал рядом стоящему дивану. Свой выбор он объяснил в одном из писем поэту Паоло Яшвили – «Я по натуре неисправимый и убежденный студент-коечник и чердачник». Его скромность распространялась даже на книжный шкаф, в котором едва наберется 50 книг (многие из которых появились после смерти). По словам супруги Зинаиды Пастернак, для мужа были главными три сочинения – Библия, Шекспир и «Фауст», которые и сейчас покоятся в его кабинете.
– С какими проблемами сталкивается музей?
– Переделкино стало Москва, однако добраться до нас по-прежнему трудно. Кто едет на машине, обязательно попадает в пробку пробку на переезде. А кто добирается электричкой, ждут долго автобус, – один в час. Ходили бы хотя бы два, три – это уже счастье!
– Сегодня «Доктора Живаого» нет в школьной программе. Подростки, приходящие в музей, интересуются романом?
– Мы стараемся их заинтересовать. Развешиваем цитаты из романа по фасаду музея. Вот на полке порядка 10 изданий, любое можно почитать. Сейчас в холодное время года мы начали угощать молодежь чаем, протягивая с кружкой томик романа. Просим найти любое интересное место и зачитать его вслух. Одна барышня призналась, что во время поиска ей встретилась соответствующая ее духу цитата. Девушка уверовала, что Пастернак писал именно для нее. Собственно, вскользь брошенные фразы (часто от плохого настроения, а не от глубокого анализа) той же Анной Ахматовой о романе парализовали желание современников с ним познакомиться. Хотя Пастернак дает самое важное – развивает воображение. Если бы оно было у французов ХV века, то они бы не сожгли Жанну Д'Арк. Достаточно на минутку представить все физиологические подробности и болевые ощущения.
… Выставка расположилась на балконе, где подоконники стерегут деревянные фигурки писателей. Первого из них – Льва Толстого – Пастернак вырезает в 23 года на ночном дежурстве в армии. За последующие 30 лет их скапливается около 300. Здесь красуются избранные: Пушкин, Чехов, Горький, Ахматова, Цветаева… Сначала он создает их для себя, позже начинаются заказы. «Кого я только не вырезал! Некоторых по много раз. Больше всего я сделал Пушкина – всегда разного и Льва Толстого – всегда одинакового. Наши писатели – для меня живые люди. Одни, как Пушкин и Достоевский, – мои друзья, на других, как например, на Андрея Платонова, я обижен, с третьими ругаюсь и считаю своими врагами, хотя в конечном счете всех их люблю», – признается Пастернак в дневнике.
После выставки предлагают подкрепиться на знаменитой персиковой веранде, где Пастернак переводит «Фауста» Гете. Лакомимся каймаком, сахарными лепешками и вглядываемся в кулинарные образы романа. Идея обсуждать классику сквозь гастрономическую призму принадлежит культурологу МГУ и автору курса «Литературная кухня» Светлане Сидоровой. Она уверена, что при таком подходе сокращается дистанция между автором и читателями. Работает – не то слово! Когда все наедаются, да еще и лакомств, описанных в романе, моментально перестают бояться сложных подтекстов Пастернака и вступают в полилог. Атмосфера удивительная. Писатель здесь оживает: о нем спорят, цитируют, сопоставляют образы, раскрывают метафоры и артистически зачитывают отрывки из «Доктора Живаго».
