— Вы много раз были в России...
— Много, но аккомпанируя другим певцам. В качестве гитариста. А сейчас сам пою песни, причем, традиция пошла с цирка Никулина — туда меня пригласили выступить на 8 марта. В прошлом году я пел сольник в парке «Красная Пресня». И вот снова...
— 9 мая вы не могли не видеть воодушевление народных масс... Дело в том, что когда-то главным праздником у нас было 7 ноября, теперь же все смыслы и общественный подъем перенеслись на девятое.
— Да, я очень почувствовал эти эмоции, которые были на лицах. Шла молодежь, которая несла портреты своих ...
— Родственников, погибших в войну...
— Да-да. Было очевидно, что 9 мая очень сильно трогает людей, и это естественно — Россия понесла большие жертвы в борьбе против фашизма. Она его и победила, поэтому здесь этот праздник чувствуется куда сильнее, чем в других странах.
— Во Франции он как-то ощущается?
— Совсем по-другому... ничего общего. Да, у нас это — выходной день, люди знают — почему, но нет ни ваших эмоций, ни вашего подъема, ничего. Во Франции люди куда больше реагируют на события сего дня — Шарли, футбольные победы etc.
— Появились новые угрозы человечеству...
— Конечно, мы чувствуем страх перед завоеваниями Исламского государства. Люди живут, и делают вид, что не боятся, но все равно страх есть.
— Миграционные процессы — серьезный вызов для Европы; что надо делать — отгородиться от мигрантов или «переварить» их, интегрировать?
— 50% во Франции думают так, 50% — этак. Кто о чем говорит... то же самое по поводу целостности Евросоюза: бретонцы хотят быть бретонцами, а не французами, англичане тоже хотят сохранить традиции, цыгане хотят быть цыганами... Бог знает.
— Вот вы пели «Темную ночь» Никиты Богословского... чем вам близки военные песни — музыкой, словами?
— Не зная как выразить: я их чувствую — как музыкант и как артист. Пою их так, как будто бы сам написал. Кстати, сам я, разумеется, пишу песни...
— В нашем музыковедении идут споры — что есть настоящий французский шансон, а что — французская эстрада...
— Наш шансон — это, прежде всего, слова... Хорошая мелодия и глубина текста. Но это совсем не те, конечно, песенки, под которое танцуют в варьете.
— Патрисия Каас — шансон или эстрада?
— Эстрада. Далида? Тоже эстрада. Хорошая, правда. Мирей Матьё? Тоже эстрада. Не эстрада — это Ив Монтан, Серж Генсбур, Шарль Азнавур. Не надо думать, что эстрада или варьете по-нашему, это плохо. Есть варьете очень хорошего качества. Но шансон... в центре шансона должна стоять личность. Эдит Пиаф не писала сама песни, писали для нее, но она — личность...
— В нынешней Франции уклон куда — в шансон или в эстраду?
— Шансон, конечно, остался, но личностей, увы, мало. Скажем, появилось много исполнительниц, которые, не будучи Эдит Пиаф, поют репертуар Эдит Пиаф. Сейчас все коммерциализировалось... дешевая музыка продается куда лучше, чем шансон.
— А что такое «Евровидение»? По-музыкантски оно интересно?
— Теперь это бизнес...
— У Франции всегда было особое отношение к своему языку на уровне государственных программ. А вот на примере музыки — насколько во Франции эстрада англицизируется, так сказать, «сдает позиции» перед английским языком?
— Увы. Все молодые, желающие петь, поют по-английски. И само понятие карьеры сегодня другое. Раньше карьеры были надолго, нынче же — очень короткие. И певцы постепенно уходят из французского языка, по радио звучит много песен по-английски.
— Как вам Россия, как вы ее ощущаете?
— На счет политики ничего вам сказать не смогу, не специалист, но я оптимист по поводу будущего России. Очень люблю ее, люблю людей, обожаю гулять в одиночестве по московским улицам. По Петровке. Мимо сада «Эрмитаж», по Дмитровке. Очень люблю маленькую церковь около «Ленкома». Обожаю площадь Пушкина. Я чувствую людей, меня сюда тянет. Ночью фантастическое освещение. Я ослеплен красотой Москвы на 9 мая. И еще очень чисто... намного чище, чем в Париже. Люди очень хорошо одеты. Девушки все красивые, все по моде, все в юбочках... а в Париже — в черных штанах, и непричесанные. Здорово у вас!
