...Куда, кстати, московский театр "У Никитских ворот" приезжает третий раз, начиная с 2009 года. На нынешний 10-й, юбилейный форум собрались самые сливки - театры из Британии, Китая, Словакии etc.; сейчас на немаленькой такой площадке Suseong Artpia дают третий звонок пред здешней премьерой "Гамбринуса" - спектакля Марка Розовского, идущего с успехом на родине почти 20 лет.
***
Народу - вал, любовь к музыкальному театру (во всех его формах) тут самая искренняя, страстная, но на каждом шагу - своя изюминка, посетим же дневную репетицию "Гамбринуса" (по Куприну), чтоб эту специфику понять.
Вот корейцы выставляют два экрана под титры (иначе как донести суть?). Розовский улыбается:
- Мы в первые приезды не могли привыкнуть к запоздалой реакции корейцев на перевод. Реплику скажем, вроде смешную, а народ молчит. Мы в недоумении. Потом "уедем" дальше, в серьезное место, одна секунда, две, три, они только начинают смеяться, дошло...
Теперь уж к этому готовы, да и музыкальных номеров много, - на них реакция мгновенная. Главную роль - кабацкого скрипача-виртуоза Сашку (или как местные переводят Сашуку) - исполняет маститый и колоритный Сергей Эрденко; накануне он не взял из отеля зонтик, а к вечеру зарядил дождь.
– И вот представьте, - говорит, - останавливается перед нами машина, человек выходит и подает зонт. "Далеко ли вам?", - интересуется. "Да вот, отель где-то здесь, мы немного заблудились". И он сажает нас в свое авто и безо всяких денег довозит... Поразительно!
Репетицию на пару с Розовским, ведет главный балетмейстер Антон Николаев:
- Колени должны сгибаться, господа актеры! Где позировка? Где динамичная поза? Играйте в полную силу.
Чем потрясает Корея - все декорации (пусть и не очень сложные) делали прямо здесь по эскизам, из России привезли лишь пару маленьких бочек.
– Портовые воры, грузчики, матросы, водолазы, все они были пропитаны запахом моря и рыбы, - пошла вступительная декламация.
Розовский (мне шепчет):
– Я очень люблю тихое начало, когда "ничто не предвещало".
Но вот в кабак вваливаются первые посетители...
Владимир Медвецкий, замдиректора по техническим вопросам кричит со сцены на пульт звукорежиссера:
- Эти колонки не должны здесь стоять! Надо передвинуть... Да мне без разницы, - неосторожно отвечают с пульта. Чтоб я этого слова "мне без разницы" больше от тебя никогда не слышал – Сразу пресекает Медвецкий.
- Я имел ввиду, что от меня это не зависит, - оправдывается звукреж.
В эту же секунду к Розовскому спешит одна из главных актрис "за советом":
- Марк Григорьевич, кассу оставить или убрать? Ведь никто не понимает здесь, в Корее, в XXI веке, что такое кассовый аппарат!..
- Твой вопрос мне непонятен, - отвечает мэтр, - всю жизнь играем с кассой, значит, и сейчас будем так играть! Мало ли кому что непонятно! И что теперь? Кстати, где она, касса?
- А ее только делают, - отвечает постановочная часть.
Дальше Розовскому не нравится расположение бочек ("Гамбринус" - это же кабак в порту, подземелье).
- Бочку подвиньте вперед!
- Подвинули. Окей?
- Нет, не окей! Еще. Вот теперь - окей. Юля, поставь на всех бочках метки, чтобы все было грамотно, где какая по счету. Мало ли - кто сдвинет... И еще, господа артисты, проверьте высоту - как с них спрыгивать будете.
А суть в том, что в Москве бочонки маленькие, декоративные, а корейцы старались угодить вовсю - привезли из порта самые настоящие, практически, раритет... но они - с пол-человеческого роста, это же другая пластика в танце.
Жена Розовского Татьяна Ревзина, она же директор театра, она же - музыкальное сопровождение на фортепиано во время всего спектакля, - следит, как ей выкатывают новенький черненький кабинетный рояль Samick.
- Корейцы - щедрая душа, они спросили - не надо ли нам поставить на сцену длинный концертный "Стейнвей", ага, это в портовом-то кабаке!
- Татьяна Иосифовна, - обращается к жене Розовский, - а колокол над тобою будет висеть?
- Не за что пока вешать!
...Монтаж декораций и - одновременно - репетиция продолжаются, звук клеится непросто, ударные входят в диссонанс с фоно, а что делать - в "Гамбринусе" никаких люсовок-минусовок, все живьем. Худрук просит опустить пониже третью линейку софитов, оставив их чуть ли не над головами артистов.
- Понимаешь, - говорит мне, - в Москве-то понятно, что это подвал, такая подвальная чернуха, погромы, а здесь сцена огромная, все слишком празднично, надо приблизить к реальности. Я сторонник того, чтобы все происходило чуть ближе к зрителю, поэтому (кричит из зала помощникам) подвиньте к нам импровизированную сцену, где Сашка-виртуоз играть будет. Кстати, где он?
Сергей Эрденко тут же появляется из ниши кирпичного задника, мало кто знает, что он всякий раз импровизирует, играя в каждом новом "Гамбринусе" новые мелодии по зову души, по своему настрою...
- А ведь когда-то я этот спектакль выпускал, параллельно с ним шло мое становление как музыканта, - рассказывает он мне, - через три года покинул театр, решив заниматься только музыкой, своей скрипкой; затем - десять лет странствий, и вот я снова вернулся к учителю - Марку Розовскому, чтобы сейчас выйти на корейской сцене...
- Вы и в самом деле импровизируете?
- Ну конечно, играю ж без нот; мой герой Сашка, подобно Моцарту, рождал музыку ровно в ту секунду, когда брал инструмент; тем же занимаюсь и я, совершенно не зная заранее, как что сложится. Думаешь, бывало, что играл плохо, спектакль провалился, а ко мне подходят потом: "Сережа, такого мы никогда не слышали, это потрясение...".
- А все-таки кто главный герой - кабацкий гений Сашка или его скрипка?
- Ой, они неотделимы. Сашка рожден для скрипки, нету скрипки - нет и его. В финале ему ломают руки-ноги, но он все равно играет; сломать-то можно все, но душу убить невозможно. И эта роль помогла мне в жизни понять самого себя: Сашка - это Паганини Одессы, а ведь в одесском "котле" начала двадцатого века как раз зарождались все предпосылки и для джаза, да все оттуда вышло... И Сашка был там главным поваром, готовя каждый раз такие блюда, после которых его носили на руках, эта музыка - прямой путь к любому сердцу...
...На одной из бочек вижу оставленную кем-то из артистов пачку сигарет.
- Сейчас мы в гамбринусе не курим, - объясняет Розовский, - а раньше (это же пивная, должна быть правда жизни!) курили сигареты, пока перед премьерой в Нью-Йорке не пришел бобби (полицейский) огромного роста, и приказал все убрать, вплоть до отмены спектакля. И разговаривать было бессмысленно.
- В Дюссельдорфе на гастролях ленкомовской "Юноны" и "Авось" в зал тоже явилась целая команда пожарных и стала проверять выезжающий из-под пола металлический занавес...
- Ну так правильно: "железный занавес" - чисто театральное понятие.
***
Кстати, вспомнилась известная байка, как Розовскому предложили поставить "Гамбринуса" непосредственно в Одессе много лет назад. И пригласил его на тот момент ведущий артист (впоследствии худрук) Михаил Водяной. У Розовского обратный самолет в шесть вечера, а ему сходу говорят делать читку прямо в фойе, причем, собирается комиссия - человек 50. И вот Марк Григорьевич читает весь спектакль, сам пропевает все песенки, которые написал за десять дней...
Заканчивает. Встает глава парторганизации: "Ну что друзья, все это гениально, это счастье выпало нам, с неба упало, надо ставить!". И восемь подобных отзывов подряд, сплошной панегирик. Завершает тогдашний директор: "Да, надо ставить и немедленно! Скоро подпишем договор!".
Розовского отправляют на такси в аэропорт, с крыльца театра ему машет театральное руководство. И - на этом все.Больше ему никто никогда из Одессы не позвонил. Спустя много лет Розовский едет на гастроли в США, случайно встречает там эмигранта - бывшего завлита Одесского театра:
- Слушай, "Гамбринус" всем же понравился, почему мне так и не позвонили?
- А ты, Марк, не понял? Все эти люди, хваля пьесу, издевались над ведущим артистом Водяным, который, понятное дело, хотел у тебя сыграть главную роль Сашки-скрипача...
- Ну так что же? - еще не понимает Розовский.
- А то, что Водяной не умеет играть на скрипке, он не мог стать Сашкой, все это понимали, но решили его этой "читкой" подколоть...
***
...Актеры быстро проходят сложные ансамблевые сцены, тут весь цвет - заслуженные Александр Карпов, Юрий Голубцов, Маргарита Рассказова, Денис Юченков. Ну и как без талантливой молодой поросли, которую Розовский, по традиции, кидает в самое пекло страстей, приговаривая: "Все, кто прошел через "Гамбринус", становятся первоклассными артистами театра, это необходимая ансамблевая школа!". Взять любого, вот хотя бы Яну Прыжанкову, - да это, по словам Розовского, гений стэпа, под нее поставлены виртуозные танцевальные номера, и под нее же мастер готовит свой следующий спектакль по рассказу Шукшина "Чередниченко и цирк". Или Сандра Элиава, Дарья Щербакова, Анна Цепеман...созвездие индивидуальностей.
- Видите, видите, - шепчет Розовский, - это моя любимая сцена, тихие шаги, в которых - вся трагедия еврейского народа, волна смывает всех, "лишь песенка осталась вам", на бочке одна скрипка в луче, а Сашки-то уж нет... Поймут ли хоть что-то из этого корейцы?
А всего-то и осталось подождать полчаса, - зал заполнился мгновенно; "Никитские ворота" тут узнаваемы, корейцы видели и "Бедную Лизу", и "Историю лошади", - эстетика Розовского им близка, хотя эти работы трудно назвать мюзиклами в чистом виде.
Худрук опасался, что в финале неявно "поставлена точка", но все опасения за сюжет, перевод, российскую специфику оказались напрасны - последовал гром аплодисментов.
- Теперь я понимаю, - говорит Розовский, - что роднит "Гамбринус" Куприна с фильмом "Кабаре" Боба Фоссе: использован один и тот же драматургический ход, когда подается судьба отдельного человека на фоне невероятных исторических потрясений, только у Фоссе - это приход фашистов к власти, а у Куприна - революция 1905 года, еврейские погромы, русско-японская война... И эта стойкость духа нас всех роднит, и она так понятна представителю любой национальности, любой культуры...
Ян Смирницкий, Тэгу.
