— Андраш, как вы из всего многообразия кукол пришли именно к миниатюрам? — Спрашиваем по окончании удивительного действа.
— Очень давно стал заниматься этим делом — изготовлением кукол, ведь по образованию я — скульптор. Поэтому мне равно интересны два процесса — игра и сотворение. Что любопытно, своих скульптур — по молодости (а это 1970-е годы) — у меня не было, но меня активно привлекали для реставрации скульптур внутри церквей. Сначала мы рисовали образы, а потом восстанавливали их из дерева...
— Это впоследствии помогло в кукольном жанре?
— Конечно: это же умение работать с материалом, чувствовать его. Причем, на протяжении жизни я пользовался различными кукольными техниками; с 1990 года, переехав в Будапешт, стал возглавлять мастерскую кукольного театра Венгрии. Но тогда еще сам не конструировал. И вот там-то, в Будапеште познакомился с очень пожилым мастером, мы часто беседовали, играли с его фигурками, и в какой-то момент просто из частей кукол стали делать какие-то макеты — фантазировать. Так моя профессия скульптора и детское желание игры (у вас был Петрушка, а у нас Витязь Ласло) соединились в одном. И уже 20 лет я преподаю «основу движения» в Будапеште...
— Я лично впервые видел этот жанр — микроподиум...
— А не так много людей им занимается, это требует огромных энергетических затрат от актера. Не все на это готовы. Да и большое число публики по определению не привлечешь. Микроподиум — одна из самых филигранных техник, пожалуй, самый сложный жанр, к которому приходишь, уже освоив остальные. Здесь нужно обязательно готовить фигуры «под себя», — другой человек просто не научится также точно действовать с ними: миллион хитростей касательно движения, пластики, теней... Еще одна сложность этого театра — немая игра, без слов и текста...
— Вы сказали, что вашему кукольному росту способствовала особая среда...
— Вы знаете, в 60-70-е годы прошлого века в Венгрии многие замечательные актеры, писатели по экономическим и политическим мотивам не могли себе найти работу, себя реализовать, и были вынуждены идти в государственный кукольный театр, который расцвел, благодаря этим людям, пришедших из самых разных творческих профессий. Молчу уж, на какую музыку ставились тогда спектакли — это и «Жар-птица» Стравинского, и масса произведений венгерских композиторов. Планка была невероятно высока. Этот период для меня-подростка стал решающим: я просто влюбился в театр.
— Вы сказали про расцвет, а есть ли сегодня проблемы с этим жанром?
— А вот здесь такое противоречие: сегодня расцвет театров для детей, где используются куклы, но не расцвет самого кукольного жанра. Сейчас на сцене больше актеров, чем кукол, а я все-таки люблю, когда участие артиста сведено к минимуму. Ну представьте, дети смотрят спектакль с массой персонажей и живых артистов, в конце им на поклон выходит какая-то женщина, кланяется... а женщина эта играла за белочку. Но дети-то в недоумении: им белочка нужна, а кто эта дама — они понятия не имеют! Отсюда и проблема.
— Как вы ее решаете?
— А я веду такое направление: даю детям фигурки, которыми играли тысячу лет назад. А именно: каждый ребенок к ноге привязывает веревочку, другой ее конец — к столу, натягивает ее как струну, и играет как на музыкальном инструменте. А потом на эту веревочку подсаживает фигурку и она начинает двигаться в такт, танцевать. Так мы и творим сообща. Это самый действенный способ влюбить ребенка в кукольный жанр, оторвать от интернета, потому что в этот момент на его глазах происходит чудо... и это только начало его интереса, потом надо переводить на новые ступени — к сюжетному кукольному театру...
— Значит, кукольный жанр — все-таки больше для детей?
— Так принято считать. Я думаю, что это ступенька к восприятию драматического театра. Ведь когда выключают свет, открывается занавес, начинается невероятное таинство, и ребенок к нему должен быть готов... К тому же именно кукольный театр способствует невероятному взрыву фантазии, когда дети многое домысливают от себя. Тут есть такой секрет: иные психологические моменты очень сложно передать игрой человека, а кукла приходит на помощь, с нею многие состояния передавать легче. Пример: ребенок видит в детском театре женщину с выкрашенными рыжими волосами и гримом кошки. Он говорит: это актриса, загримированная под кошку. А если он видит в кукольном театре деревянную ложку, на которой изображена веселая кошачья мордочка и хвостик, он никогда не скажет, что это ложка. А скажет — кошечка, да, конечно, кошечка! Увы, взрослые, утеряв детское восприятие, в ложке видят всего лишь ложку...
— Как вы относитесь к спектаклям «на злобу дня»? Скажем, ваш коллега готовит работу о беженцах...
— Надо помнить, что балаганный театр с тем же Петрушкой и его вариациями изначально был максимально актуальным: артисты, приезжая в город, заранее узнавали как выглядит градоначальник или губернатор, изготавливали его куклу, и потом на площади высмеивали все пороки и недостатки, догадываясь, что в любой момент их разгонит полиция... так что ярмарочные, базарные театры спокон века этим и занимались: эти смельчаки-актеры выражали мнение людей, дубася куклу-полицейского, говоря о политике в той или иной завуалированной степени. А что сегодня?.. Я спокойно отношусь к актуальным проявлениям в современном кукольном театре, повторяю, это было всегда. И в мае этого года сам ездил в лагерь беженцев в Турции, и играл спектакли перед детьми. Надо нести добро, тем более, туда, куда оно почти не доходит.
