Она не скрывает возраста и радуется своему юбилею. Двадцать второго июня ей семьдесят пять! И что? Жизнь удалась! Десятки ролей в кино и в театре “Современник”, любимый муж, прекрасные дети и внуки. На ее фамилии вся Россия держится. Она играла своих героинь из народа, всех этих Клавдий, Марий, Зинаид с непростыми, порой неуживчивыми характерами. Играла так, что делала их живыми, родными, узнаваемыми. И зрители воспринимали ее как свою. Ее неутомимая Шура из “Служебного романа” остается приметой ушедшей эпохи. Смешная тетка из месткома, над которой тогда все смеялись, а теперь вдруг полюбили.
— А вы как к Шуре относитесь?
— Это моя визитная карточка. Когда сыграла, даже не смотрела некоторое время. Один раз она мне такой недалекой показалась. Подумала: куда я мозг девала? Мне и сын сказал: “Теперь тебя никто за приличного человека считать не будет. Ты в школу пока не приходи”. А недавно посмотрела и столько романтического в Шуре увидела. Она же в своем качестве просто прима-балерина! А с какой добротой моя героиня на Калугину смотрит, когда та появляется в новом платье!
Шура давно живет своей жизнью. И Людмилу Ивановну часто спрашивают: “Где вы ее подсмотрели?” Как где? Она сама была председателем месткома. Обожала общественную работу и страстно ею занималась. А когда стала районным депутатом, с той же страстью доставала актерам квартиры и комнаты.
— Людмила Ивановна, вы еще и сваха на тех же общественных началах! Сейчас, наверное, сватать труднее, чем раньше?
— Среди современных девушек есть акулы, им надо только, чтобы муж хорошо зарабатывал. Не все, конечно, такие. У меня студенты и молодые артисты — люди святые. Ради того, чтобы играть, готовы на нищенство. И они дорожат любовью больше, чем деньгами. Много женщин почему-то думает, что деньги могут заменить счастье. Вот Петя, сотрудник моего мужа, мне жаловался: “Знаете, Людмила Ивановна, как узнают, что я из-под Москвы, второй раз на свидание не приходят”. “Петя, — ответила я, — ты уже становишься занудным холостяком. Даже чай по-холостяцки завариваешь. Тебе надо немедленно жениться. Что у тебя есть?” — “Дом в Павловом Посаде”. — “Так ты завидный жених! А что у тебя еще?” — “Я увлекаюсь музыкой, — говорит, — у меня хорошая аппаратура”. — “Вот мой совет: пойдешь на свидание и сразу начни со своей проблемы: “Девушкам не нравится, что я не москвич. Так вот, моя дорогая, у меня дом в Павловом Посаде и хорошая аппаратура!” Через месяц женился. Они меня пригласили на свадьбу — так весело было! Родили двух сыновей и уже сыграли серебряную свадьбу.
— Людмила Ивановна, вы живете в двух шагах от “Современника”, а созданный вами детский музыкальный театр “Экспромт” — вообще в вашем доме. Удобно!
— Я понимала, что надо жить близко к работе, чтобы оставалось время на детей. Меня мама замечательно воспитывала: я училась и в балете, и в музыкальной школе. Но мама в это время не работала. А я служила в театре “Современник”, снималась в кино, песни сочиняла, преподавала и имела двоих детей, которых хотелось воспитать хорошо и подробно. Вертелась, как волчок. На десятый день после родов на крутящейся сцене танцевала батманы в “Голом короле”. Чуть не падала — так голова кружилась! Артисты, которые пили в перерыве маленькую чашечку кофе в буфете, говорили: “Ты куда опять бежишь? Одолжи моторчик!” Нет, моторчик одолжить нельзя. Он либо есть, либо нет.
Сначала жили в коммуналке с мамой, потом я получила квартиру недалеко от Рижского вокзала в Банном переулке. Когда у мамы произошел инсульт и она лежала в лежку, я опять быстро-быстро поменялась, чтобы быть к ней ближе. Правда, год не спала после этого: у меня случилось что-то с головой.
— Все обмены делали самостоятельно, без посредников?
— Все сама. Я очень смело отношусь к переездам: там потеряла балкон — здесь выиграла район. Дети подрастали, я поняла, что не справляюсь, и начала искать вариант обмена рядом с театром, чтобы не тратить время на дорогу. Переехала во двор “Современника”, но мои дураки-мужчины захотели на 4-й этаж в доме без лифта! Сыну Ване надо было видеть из окна Меньшикову башню и дерево, чтобы это рисовать, а мужа Валерика привлекал чердак, где он устроил чуланчик, в который свалил свое железо. Никогда, по-моему, туда не заглядывал. А я пошла у них на поводу, и потом у меня начались проблемы с ногами: ни подняться, ни спуститься. К счастью, городские власти мне пошли навстречу, я сдала свою квартиру и получила эту, на первом этаже.
— Людмила Ивановна, географическая близость к театру не означала, что многие актеры у вас завтракали, обедали и ужинали?
— Когда я жила во дворе театра, у меня проходили профсоюзные собрания, вернее, заседания комитета. А в трудные годы всегда была большая кастрюля борща. Дом у меня хлебосольный. Вот приехал вчера из Америки ученый-физик, товарищ моего мужа. Пригласила его на обед — он привел с собой 5 человек. А у меня было полкастрюли борща и полкурицы с картошкой. Они принесли водку и торт. Я подумала, что ничего больше делать не буду. Разделила обед на пятерых, и всем хватило. Борщ был фантастический!
— Ваш фирменный?
— Борщ — это моя слабость, и вкусно, и полезно. Я даже на гастролях готовила борщ для своих артистов. Для этого я везла с собой терку и термос. Три компонента обязательно должны быть: свекла, томатная паста и чеснок. Иногда бросаю в борщ сухие грибы. Все это надо посолить и залить кипятком. И подержать в этом термосе минут 15. Вкусно — просто ум проешь! Если варю дома, добавляю тертую картошку. Я стараюсь готовить очень вкусно, но так, чтобы не тратить на это много времени. У меня часы висят над плитой. Я пеку блины ровно полчаса, не больше.
— У вас такая эмоциональная натура! Влюбиться, наверное, могли безоглядно?
— Мои романы, что были до замужества, а мы счастливо живем с мужем уже больше 40 лет, я не обсуждаю. Вам лично, если вы имеете такое любопытство, я могу что-то рассказать, но выключите диктофон.
— Но туберкулез от любви — чахотка, как у барышень XIX века, — все-таки был?
— Был. На третьем и четвертом курсе. Правда, врачи считают, что у заболевания инфекционная природа. Когда много нервничаешь, организм ослабевает. Я так боялась заболеть туберкулезом, начитавшись всяких “Травиат”. А тогда заболела гриппом, и выздороветь не получалось. Руки мокрые, слабость ужасная. Пошла делать рентген, нашли два очага в легких. Мы скрыли это с врачом. Я не хотела отстать от курса. Каждое утро ходила на уколы стрептомицина. 40 уколов! Один очаг исчез, другой зарубцевался. Может рассыпаться, но пока держится.
Сейчас такое с моим студентом, он лежит в больнице, — у Людмилы Ивановны начинает дрожать голос, и на глазах выступают слезы. — Я ему советую все, что сама употребляла. Я ела ужасные вещи. Лярд — свиной жир, с какао и медом. Это было чудовищно. Плакала, но ела. Пила сок столетника с медом. У меня весь подоконник в столетнике — для моего студента.
Только я выздоровела, у нас поездка на целину с дипломными спектаклями. В каком-то фургоне! Каждый день переезжали. И я все выдержала. Другие болели, а я нет. Мама была такая наивная, она, провожая меня, сказала: “Мила, постарайся есть клубнику”. Какая клубника на целине, где вся еда на машинном масле! Галя Волчек вообще ничего там есть не могла. Она хохотала ужасно над моей мамой. Потом несколько лет говорила: “Мила, ешь клубнику!” Сейчас мне та тяжелая жизнь, конечно, отдается. Врачи, которые знают, что я пережила, даже не удивляются: “Ну что вы хотите? Вы все-таки не лошадь!”
— Вы как-то сказали, что всегда знали наизусть то, что хотели сыграть.
— Это началось со спектакля “Матросская тишина” Галича. Там две главные героини. Роль Тани получила сначала Татьяна Самойлова. Но, поняв, что в новом театре никаких благ, а работа круглосуточная, через месяц ушла. Стала репетировать изумительная актриса Лиля Толмачева. Роль поэтессы Людки, смешной и немножко нелепой, дали Светлане Мизери. Она сейчас главная актриса в театре “Сопричастность”. А мне досталась маленькая роль медсестры, а так хотелось сыграть Людку. И вот оказалось, что Мизери ждет ребенка, а я роль ее, конечно, знала. И я сдавала генералку! Спектакль запретили, но это счастье у меня было. Как ни странно, я помню все роли свои и все могу сыграть. (Плачет.) Я очень часто пробовалась на роли. Это очень смешно.
— В кино это обычная практика.
— У меня пробы были и в театре! Я очень хотела сыграть Айша-апу в “Восхождении на Фудзияму”, а пригласили актрису Добржанскую из другого театра. Я умоляла Галю (главный режиссер “Современника” Галина Волчек. — Е.С.) дать мне роль хотя бы во втором составе. Она сказала: “Нет”. Она хотела, чтобы учительница была старше нас: спектакль идет в середине зала, на круге, без грима. Потом вдруг Добржанская ложится в больницу, и Галя просит меня просто подчитать роль, которую я уже наизусть знаю. Я соглашаюсь: “Галя, о чем речь!” Возвращается Добржанская, и Галя говорит: “Мила, ты прекрасно играешь, я разрешу тебе играть в очередь, а сейчас ты должна ей помочь”. Я помогала. Добржанская — моя любимейшая актриса, я, можно сказать, из-за нее пошла в артистки. После генеральной мне уже играть не дали. А я перестала спать, я просто умирала. Через два года, когда в Риге был вечер Айтматова, а Добржанская не могла приехать, ночью мне позвонила Волчек. “Мила, ты переживала… будешь играть?” — “Конечно!” Я была такая красная от волнения, что выглядела моложе всех. И в сцене, когда я провожаю мальчика на фронт, зал замер! Я поняла, что могу! После спектакля Айтматов меня поздравил.
— Саввишна в “Эшелоне”, мать в “С любимыми не расставайтесь”, Анфиса в “Трех сестрах”, Баба Настя в “Крутом маршруте”. Людмила Ивановна, не обидно было, когда вам даже в молодости предлагали роли пожилых героинь?
— Обидно — неправильное слово. Я характерная актриса, я ужасно люблю эту натуру. Это маме моей было обидно. Она говорила: “Я не могу видеть тебя старой!” Она водила соседок только на “Голого короля”, где я просто стояла, но в красивом, молодом гриме. Я хотела молодую роль только в “Эшелоне”, а Галина Борисовна дала мне Саввишну — мощную старуху, которую, мне казалось, я не осилю. Я даже бестактно сказала: “Галь, это ты должна играть, а не я”. Она сказала: “Давай месяц ты попробуешь — не получится, я тебе любую роль дам”. А я вышла и будто сразу попала в эту шкуру! Почувствовала, где она должна быть злая, где добрая, где смешная. Безумно люблю эту роль. Наверное, Галина Борисовна знает меня лучше, чем я сама.
— А вам хотелось сыграть красивую роль?
— Красивую — нет, скорее какую-то интересную. Но в ведущих спектаклях театра “Современник”, пожалуй, я играла то, что хотела.
Казалось, меня мало хвалили. И, когда я спрашивала: “Ну, как?” — отвечали: “Нормально!” Артист — такая дурацкая профессия, так и хочется, чтобы тебя погладили по головке.
— С кем-нибудь из актрис дружите?
— Дружу с Лилей Толмачевой, Еленой Миллиоти, Ниной Дорошиной. Мы соседи по даче. Нина звонит мне на все праздники. В молодости в ней много было женского шарма. Сейчас появилось понятие “секс-бомба”. Так вот, Мэрилин Монро была холодная секс-бомба, а Нина Дорошина — горячая женщина, хотя всю жизнь любила одного человека. У нее были самые красивые ноги во всей Москве.
А еще я дружила с Петей Щербаковым и Валентином Никулиным. Их уже нет. Петя был удивительно хлебосольный человек, любил готовить, приглашал на плов даже на гастролях. Стало быть, варил его кипятильником. Кстати, на гастролях произошел смешной случай. Мы жили в гостинице, и меня пригласили на уху, тоже сваренную кипятильником в банке. Там была женщина, которая оказалась полковником милиции. Смотрю, ее мучает вопрос. “Людмила Ивановна, объясните! У меня два соседа: с одной стороны — Гафт, а с другой — Никулин. Гафт — такой импозантный, не пьет, не курит. Я слышу, как утром он на балконе с гантелями занимается — и ничего!” — “То есть?” — “Женщины не ходят! А Никулин маленький, 40 кг весит. А зубы!.. И отбоя нет! С утра под балконом стоят женщины. И я слышу, как он кричит по телефону: “Дорогая! Больше не могу!” Гафт — очень строгий, к нему подойти боятся. А Никулин жалостливый”.
— В своей книге “Я вас люблю” вы вспоминаете смешной момент с Валентином Гафтом на съемках в “Небесах обетованных”.
— Там был кот-пенсионер из “Уголка Дурова”. Уже не выступал, сидел в клетке и получал пищу по старости. Его посадили ко мне на плечо и сказали: “Он никуда не тронется!” Но стукнули хлопушкой, и кот обкакался. Вонь пошла страшная. Все врассыпную. Чистюлю Гафта чуть не стошнило. Я одна осталась, успокоила кота: “Котенька, не волнуйся. Ты старый, я старая, сейчас тебя вымоют, мою одежду выстирают, и будем играть снова”.
— Людмила Ивановна, а как вы с Депардье снимались?
— В моей жизни случалось много чудес. Когда Меньшов пригласил меня в картину “Зависть богов”, я уже с палочкой была. Он сказал: “Даже если бы вы были на костылях!” Депардье прекрасно со мной работал. Ему, видно, понравилось, что я тоже полная, поесть люблю! Обнимал, три раза поцеловал, благодарил.
— Ваш муж Валерий Миляев написал юмористический рассказ о том, как вы с ним покупали сосиски по 60 рублей за килограмм, а пенсионерам еще давали скидку 20 процентов. Вам казалось, что, если каждый из вас возьмет по полкило, скидка будет в два раза больше. Это было на самом деле?
— Был такой случай. Валерик все за мной записывает. Я и сейчас не очень понимаю с этими процентами, хотя окончила школу с золотой медалью.
— Простите, Людмила Ивановна, вы были в таких стесненных обстоятельствах, что в очередь за дешевыми сосисками встали?
— Золотая моя, я никогда много денег не получала, а тратила всегда много. Я не жадный человек, но экономный. Никогда в жизни не одалживаю денег. У нас есть машина, пускай “Жигули”, но есть, и дача, и даже дом в Крыму, который мы купили за 2 тысячи долларов.
— Но актрисы любят наряды, украшения!
— У меня нет ни шубы, ни бриллиантов. Вот Галина Борисовна всегда со вкусом одевалась и любила, чтобы и у нас была хорошая одежда. Как-то спрашивает: “Мила, у тебя юбка есть?” — “Есть”. — “Это, Мила, не юбка”. Один раз в Вильнюсе заставила меня истратить все отпускные, чтобы одеться в цвет и в тон. Я купила оранжевое пальто, помню, 800 рублей оно стоило, туфли бежевые испанские и костюмчик бирюзовый в комиссионке.
— А что вы больше всего любите?
— Как-то один ученый, папин товарищ, задал мне этот вопрос. Я честно сказала: театр и копченую колбасу. Он был шокирован: как это можно сравнивать?
