— Все начиналось в Сети. Как ты в нее попал?
— Это все Леха Ляхов, мой друг детства. Он ради прикола снял песню на свой телефон. Снимали у меня дома, на хуторе Глинище в Волгоградской области.
— Ты оттуда родом?
— Это родина моего отца, потомственного донского казака. Я в детстве там проводил каждое лето. Сегодня еще чаще бываю. В Волгоградской области есть станция Раковка. А в 12 км от нее хутор Глинище. Там я себе лет 10 назад флигелек прикупил. Вот во флигельке и снимали ролик. Просто сосед Вова Буравлев зашел в шахматы поиграть. Я решил ему спеть “Комбайнеров”, которых он еще не слышал, хотя я ее уже пару лет исполнял. Кстати, мы там не выпивали, как многим могло бы показаться. Я вообще уже 8 лет не употребляю алкоголь. Боюсь исчезнуть как вид. Когда Леха ролик этот снимал, то я даже не подозревал, что его посмотрит так много людей. Не придавал особого значения игре на гармошке, через раз на клавиши попадал. Леха выложил видео в Сеть, полгода оно пролежало, было 2 тысячи просмотров, а на следующий день после моего 30-летия, в августе 2010-го, вдруг долбануло. Мы в Глинище были в это время. Сидели там и не знали ни о чем. А потом в газете увидели статью про то, что моя песня “навела движение”.
— То есть Лехе надо сказать спасибо?
— Наверно. Зато я однажды ему жизнь спас. Мы один раз сели на товарный поезд, чтобы доехать от Фролова до Раковки. Но вместо этого уехали в Воронежскую область, так как поезд пошел без остановок. И вместо тридцати пришлось проехать около двухсот километров. Ночью, несмотря на то что был август, температура опустилась до 4 градусов. Я так замерз, что дышать нормально долго не мог. А Леха от холода стал засыпать и чуть не упал под колеса. Едва успел его подхватить. Обратно добирались также на товарняке, в вагоне с цементом.
— Как родные восприняли твой успех?
— Рады, конечно. Мама разбирает мою электронную почту. А отец повадился со мной ездить в командировки. Его часто за музыканта принимают. Он у меня худощавый, с длинными седыми кудрями и благородным профилем, такой рокер в кожаной куртке-косухе. Я рядом с ним в своей шапке-ушанке и синей куртке “пузырем” многим кажусь пареньком с рабочей окраины, который ему, музыканту, гармонь таскает.
— А “Комбайнеры” — это твоя первая песня?
— Нет, до этого были песни, посвященные другу Лехе Каюкову и его общению с прекрасным полом: “Каючина”, “Лина и Даша” и “Мозгодротки”. Но, если честно, я в Инет их не выкладывал. Даже мысли такой не было их петь во всеуслышание, потому что я материться на публике не привык. Еще я писал песни в театральном институте. Брал чужие мелодии, вроде “Крейсер Аврора”, и делал тематическую песню. Обожал что-то патриотическое, про натовский блок, про агрессоров с Запада, чем выводил из себя нашего мастера неимоверно. Я с 18 лет играю на гармошке. Но гармонист еще тот. Я ведь не собирался никаким песенным творчеством особо заниматься. А тут из Москвы позвонили насчет концерта. Я сдуру согласился. Ведь у меня песен было раз-два — и обчелся.
— А что это за история с профессиональным клипом, который недавно появился в Сети?
— В сентябре мне позвонили из Комитета по молодежной политике и предложили снять клип. В главных ролях — раковчане. Концепция такая: Вова Буравлев утром после прогулки провожает Аню Коняшкину. Пара подходит к калитке дома. Бабка их палит, парня прогоняет костылем. Вовка бежит, начинается песня. Потом он заводит мотоцикл “Урал” и едет в поле, где уже собран консилиум комбайнеров под руководством фермера дяди Саши Гурова. Он Вовку начинает отчитывать: мол, солнце высоко, а поле не убрано. Я специально для съемок попросил оставить нам хотя бы одно неубранное поле подсолнухов. В это время я параллельно сначала играю перед бабкой с дедом у плетня, а потом перед раковчанами в местном клубе. Тем временем Анюта Коняшкина, которая, понятное дело, доярка, гребет навоз вместе с подружками, кормит поросят. А так как у нас в 90-е все фермы развалили, то снимали на местном подворье у тети Наташи. Потом Вова приезжает с Аней к клубу. Там, понятное дело, его цепляют плохие парни, которые, вместо того чтобы работать на комбайне, бездуховно пьют водку и по-волгоградски закусывают арбузом. Но бравый комбайнер, разумеется, берет верх и проходит в клуб. Там я сижу на стульчике и пою, вокруг курицы летают, поросята ходят.
— Когда же он будет в эфире?
— Знаешь, клип снят хорошо, качественно. Ребята отлично сыграли, но видеоряд не раскрывает смысла песни. И мне категорически не понравилась коммерческая аранжировка. Мы ведь договаривались, что там будет только живая гармошка, и еще хотели прописать игру на ложках, ведре, банках, гаечном ключе. Но в итоге они сделали такой дискотечный унц-унц-унц. Я сказал, что выступаю против этой мертвой музыки. И этот клип не одобрил. Разница вкусов произошла. Но недавно он появился без моего ведома в Интернете.
— Как в Раковке относятся к твоей популярности?
— С удивлением, так же, как и я.
— Звездой не называют?
— Нет, и я терпеть не могу эти глупости! Что значит звезда? До “Комбайнеров” не был звездой, а теперь стал? Это чушь все! Меня там называют Гарик или Игорь. Вернее, звучит это как Харик или Иарь, так как там “г” не выговаривают.
— Про тебя уже говорят, что ты приговорил российский гламур.
— Я не против гламура — я за работу души и мозга. А этот гламур, блестки — это просто кем-то надумано для того, чтобы кого-то отвлечь от чего-то. Гламур и попса — это мера длины мысли. Я это понял, когда посмотрел одну передачу с Тиной Канделаки. Передача была такая — сидели две певицы, по-моему, Диана Арбенина и еще одна, как раз представительница этой самой попсы. И им задавали одинаковые вопросы, и они на них отвечали. Тина их спрашивает: “А какую музыку вы любите?” Певица из лагеря попсы отвечает: “Я люблю веселую музыку”. А Диана Арбенина ответ на этот же вопрос начала так: “Вы знаете, Тина, я недавно перечитала дневники Лили Брик …” — и я все сразу понял и про одну, и про вторую.
— Ты сам какую музыку слушаешь?
— Да все слушаю. Но, если честно, не особо-то я в музыке разбираюсь. Я всю жизнь варился в своем мирке. Работал в театре, писал книжки, читал Шукшина, Астафьева, на рыбалку ходил с Лехой Ляховым. То есть мой кругозор в плане информационной загруженности мозга невелик. Есть вещи, которые я досконально изучал, но есть вещи, которых я абсолютно не знаю. Просто потому, что в свое время мне это показалось неинтересным. У меня магнитофон появился в 15 лет, до этого был бобинник, и я просто вынужден был слушать хорошую, на мой взгляд, музыку: Высоцкого, Розенбаума, Uriah heep.
— А в театре что говорят по поводу твоего музицирования?
— Относятся с интересом. Там другое. В театре я себя чувствую прекрасно. Репетирую новую пьесу, играю в спектаклях. А концерты идут параллельно — 4—5 в месяц. Чаще не хочу, надоест, да и все.
