— Валерий Сергеевич, вам не предлагали оставить руководство Таганки? Никто из Департамента культуры с вами не разговаривал?
— Пока со мной никто не разговаривал. Пока я директор, хотя мне уже показали в Интернете сообщение, что как будто назначат Богомолова на мое место. Я понимаю, что происходит, и отношусь к этому спокойно. Решили перетряхнуть старые кадры, но дело идет к контрактной системе, которую сейчас внедряют в театры. Так в свое время было на Таганке, когда в
— То есть вы это уже проходили. Скажите, вам не жалко тогда было артистов, которых, в общем, вынуждали покинуть дом?
— Мне было ужасно их жалко. Но я в отличие от других пришел на Таганку из академического театра — театра им. Моссовета, где была особая этика (молодого артиста корифеи называли по имени-отчеству). Я иначе был воспитан там, а те, молодые артисты, что пришли с Юрием Петровичем из его спектакля «Добрый человек из Сезуана», они не знали, что такое театр-дом. Им было все равно: кого выгоняют, кого отправляют на пенсию. Как водится, молодые артисты считали старых бездарными... Я смотрел и думал: «Сейчас им по барабану, но когда-нибудь кто-то другой так же придет и их подвинет».
— И вот пришли, в данном случае в театр Гоголя. А завтра, не исключено, к вам.
— Все может быть. Театр не богадельня. Я знаешь что запомнил из того времени? Как артист Хощанов, мхатовской школы, просил: «Юрий Петрович, дайте мне звание». «Да зачем тебе звание? Ты и так артист хороший». «Нет, со званием меня лучше похоронят». Я когда это услышал, мне жутко стало.
— Сейчас о социальной защищенности говорить бессмысленно — ее нет. Но, Валерий Сергеевич, если все-таки представить, что вам предложат... Вас попросят, скажут: товарищ Золотухин, посторонитесь. Какая ваша реакция?
— Во-первых, меня никуда посторонить нельзя. Я очень много занят в театре, играю в спектаклях. Вот если снимут «Доктора Живаго» или «Король умирает», тогда... Но я ничему не удивлюсь. Я всегда готовлюсь к самому худшему. Я сам сторонник резких перемен: в театре нужна новая кровь, свежая жизнь. Разница только в том, что ни у меня, ни у того из тех, кто работает на Таганке, не поднимется рука, чтобы снять репертуар Юрия Любимова. А придет а-ля Серебренников, а-ля Меньшиков, они снимут, найдут свои аргументы.
Я же понимаю, что первый артист еще не руководитель театра. В свой 71 год я прекрасно понимаю, что могу занимать чье-то место.
— Послушайте, такое чувство, будто вы готовы уйти, спокойны или делаете вид, когда кругом кричат: «Караул!»
— Я не говорю, что я готов оставить, но я к этому готов. Сергей Капков, руководитель Департамента культуры, сказал, что, пока жив Любимов, назначать худрука в театр не будут. Ты не подумай, что у меня паническое настроение, я рассуждаю теоретически. У нас по прошлому сезону хорошие показатели — пять премьер сдали, готовим шестую. 20 сентября сбор труппы, а уже 10 сентября артисты, занятые у Владимира Мирзоева в постановке «На всякого мудреца довольно простоты», выйдут на репетиции.
Надо понимать мою психологию: мои «деньги» лежат в разных банках и в разных валютах. Я-то защищен. Могу встать в переход, бросить шапку и начать петь. А вот 99% артистов не защищены. Как тут быть?
