В розовом детстве, когда еще ходят ногами под стол, я бескомпромиссно заявляла, вызывая умиление взрослых: "Я выйду замуж только за Ваню-милиционера". Ваня возник, наверно, под впечатлением от любимого героя русских сказок Иванушки-дурачка. А милиционер... Родители никогда не пугали меня расхожей детской страшилкой: "Сейчас дядя милиционер заберет!" Наоборот, они очень уважительно относились к людям в форме. Особенно отец — армейский офицер, прошедший всю войну. "Дядя Степа" занимал почетное место на моей книжной полке. На улицах люди в милицейской форме мне неизменно улыбались, помогали перейти дорогу и даже отдавали честь. Прошло много лет. Моим мужем стал человек мирной профессии. Мой отец умер, заработав первый инфаркт в тот день, когда обнаружил, что наша входная дверь закрыта изнутри на цепочку, и рассмотрел в щелочку вещи, разбросанные по коридору. Он еще не знал, что квартиру просто обокрали соседские подростки. Он лез через балкон, холодея от страшного ожидания — увидеть наши трупы... Мой интерес к милиции не угас (вот он, старина Фрейд!) — он трансформировался в журналистские расследования, в ходе которых без общения с рядовыми сотрудниками и милицейскими руководителями не обойтись. Когда я встречаю в этой среде толкового, эрудированного, талантливого человека — светлую личность, — я на несколько дней становлюсь откровенно счастливой. Когда смотрю в пустые, жадные глаза — болею душой. А говорю я все это вот к чему. Не надо воспринимать мои последующие заметки как злобное брюзжание постороннего наблюдателя. Я хоть и наблюдатель, но неравнодушный. Иногда мне кажется, что наша страна — одна большая психиатрическая больница. И соответственно милиция — палата № 6. Все настолько поставлено с ног на голову, настолько противно логике и здравому смыслу, что при виде вежливого, подтянутого, разговаривающего в соответствии с канонами литературного языка милиционера мне хочется подойти к нему и спросить: приятель, а ты часом не заблудился в жизни? Работой милиции категорически недовольно население страны — те самые потребители ее услуг, ради которых и на чьи деньги она существует. По всем социологическим опросам оценка "неудовлетворительно" (или "двойка") настолько вырывается вперед, что "тройке", как старой кляче, приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы вообще удержаться в забеге. Мнения разнятся от категоричных "полностью коррумпированная система" и "боюсь встретить милиционера на улице" — до сдержанно отрицательных "есть серьезные недостатки". И даже самые восторженные отклики: "Наш участковый — душка! Всегда поздоровается и спросит, как дела", — несут в себе привкус какой-то ущербности: помочь не может, так хоть посочувствует... Что, МВД об этом не знает? Но вместо того, чтобы остановиться в пустой беготне по кругу и признать: так жить нельзя! — эмвэдэшные генералы, которых, кстати, расплодилось видимо-невидимо, продолжают с маниакальной настойчивостью считать барашков перед сном, то бишь гонять из столбика в столбик отчетную цифирь. Милицейская статистика лжива и порочна, как старая проститутка. Все это знают и все равно продолжают прогибаться перед двумя основными показателями: "зарегистрированные преступления" — "раскрытые преступления". Первое, что популярно объясняют "новобранцу": забудь всю "дедукцию" и "индукцию", которой тебя учили, и выдавай "продукцию" — бумажную, разумеется. Ведь если разница между показателями слишком велика — ты виноват. И если преступность резко выросла — опять ты. Лучший опер не тот, кто раскрывает, а тот, кто грамотно укрывает. Больше того, до сих пор все оценивается в процентах по отношению к предыдущему году. А практика сокрытия преступлений уходит корнями в махровое советское время, когда преступность "неустанно сокращалась", чтобы в светлом коммунистическом будущем сойти на нет. Между студентами-юристами тогда разгорались нешуточные споры. "Ведь муж, если приревнует, может убить жену? Значит, при коммунизме тоже будут преступления?" — недоумевали самые пытливые. Нельзя сказать, что эта проблема никого не волновала. С началом перестройки то тут, то там возникали "островки честности" — в отдельно взятых городах начинали регистрировать (с партийного одобрения, разумеется) все заявления граждан вплоть до пропажи тапочек из коммунального коридора. Когда новый секретарь МГК Борис Ельцин объявил в Москве борьбу с коррупцией, ряд сотрудников милиции осудили за сокрытие преступлений. Энтузиасты из 1-го, 47-го и 85-го отделений тогда решили: будем регистрировать все. Что произошло? Была зафиксирована небывалая вспышка преступности. Тихий, маленький Москворецкий район вмиг сравнялся по показателям с огромным Кировским. И эксперимент сразу свернули — от греха подальше. В итоге доукрывались до того, что сегодня вообще невозможно понять, сколько и чего именно совершается в стране — исходные данные-то неверны. Соответственно нельзя верно распределить силы и средства органов внутренних дел. Получается, где начальник погорластее да похитрей, там и живут сотрудники получше. По совести, надо перечеркивать прежние цифры и начинать все с нуля. А если по привычке опять станут врать? n n n — Нельзя отдавать статистику в руки тех, кто зависит от нее материально, — убежден председатель Московской городской Думы, сам бывший следователь прокуратуры Владимир Платонов. — Ведь рядовые сотрудники — не злодеи, которые только и мечтают, где бы что скрыть. Их вынуждают это делать. Нужно объявить амнистию тем, кто был осужден за сокрытие, и начать новый отсчет. У Владимира Михайловича есть идея. В Москве хорошо развернулась Служба спасения. Там давно уже в курсе всех ежедневных столичных происшествий. Разработаны оригинальные программы, все звонки фиксируются многократно: вот номер позвонившего, вот голосовое сообщение, вот компьютерная карта города — сразу видно, где случилось. Очевидно, что в будущем мы придем к практике развитых стран — потерпевшему достаточно будет набрать всего один номер 911, не раздумывая особо: пожар это, инфаркт или ограбление, — чтобы получить помощь. Но это отдаленная перспектива. Пока же Служба спасения вполне способна выполнить муниципальный заказ по дублированию городской сводки происшествий. По крайней мере, расхождение реальных и официальных данных выявится точно, ведь спасателям врать будет незачем. А со временем и необходимость в бесконечных глупых подсчетах отпадет. Нельзя же всерьез требовать, чтобы любое преступление было раскрыто "по горячим следам". Есть высоколатентные преступления, о которых никто вообще никогда не узнает... Поэтому основная милицейская задача — качественно осмотреть место происшествия и зафиксировать все возможные доказательства. Не исключено, что это дело всплывет через 10 лет, но по сохраненным вещам и описаниям можно будет довести его до суда. Вот тогда заработает принцип неотвратимости наказания. А бить милицию нужно не за статистику — считают специалисты. Бить за то, что не услышали криков о помощи, не выехали на место, плохо все осмотрели, не обеспечили хранения вещдоков и следов для экспертизы, не всех допросили... Сейчас же статистические показатели — главный оценочный критерий работы. Им очень удобно манипулировать в политических интересах. Чего стоит одна только возня, затеянная МВД по снятию начальника московского ГУВД Николая Куликова. Тут вам и сфабрикованные телефальшивки, и усиленная охрана Петровки, 38 (а вдруг начнет штурмовать?), и судорожные перетасовки в руководстве управления — скорей, скорей распихать повсюду "своих", более лояльных, чтобы успеть поломать прежнюю структуру безвозвратно. Причем основная формальная претензия к Куликову — сокрытые преступления. — То же самое было, когда снимали прокурора Москвы Герасимова, — продолжает Владимир Платонов. — Мы все выступали на коллегии Генпрокуратуры. Я сказал: мне страшно становится. Что мы здесь обсуждаем? Преступники совершают преступления. Сотрудники милиции скрывают эти преступления. А прокурорские работники плохо работают, потому что они недостаточно борются с сотрудниками милиции, которые скрывают преступления. Это же дикость! Мы будем бороться с преступниками или биться за эти никому не нужные показатели? Простому-то человеку на показатели наплевать. Его обокрали, а никто этим не занимается — вот что его волнует. Все суды по Куликову напоминали тупое перетягивание каната. Одна сторона упорно твердила, что он был начальником ГУВД и принадлежал с потрохами городу, другая — что он был замминистра и, стало быть, собственностью МВД. Все — на этом аргументы исчерпывались, а решение принималось по физическим законам: где сила давления больше. МВД взяло массой... Ломать не строить... Можно себе представить, сколько человеко-часов потеряли и Петровка, и Житная, строя всевозможные козни, расклады, комбинации, прогнозы. Сколько валидола (и водки) выпито от неопределенности, сколько новых обид затаилось в сердцах. Сколько вынашивается планов мести. А ведь Виктор Швидкин не лучше и не хуже Николая Куликова. Тоже опер "от земли", тоже человек достаточно авторитетный, тоже болеет за дело и вкалывает будь здоров. Ему сейчас не позавидуешь. Стоило ли ставить его в такую раскоряку? И что, кроме дополнительной неразберихи, происходит от перемены мест слагаемых? n n n Руководители московской милиции всегда служили разменной картой в разных политических интересах. О людях не думали, только о стратегии дальнейшей борьбы: с кем милиция — у того и власть. Вспомните хотя бы начальников-"однодневок" Комиссарова, Шилова, Мырикова — все из 1991 года. Вспомните Аркадия Мурашева — он так гордился первым в своей жизни табельным пистолетом! Стойкий демократ и неглупый человек, он был, естественно, полнейшим дилетантом в этой системе... Прошедшей осенью впервые в истории отток личного состава столичного гарнизона превысил его пополнение новыми кадрами. Принято на службу за весь 1999 год 7740 человек, уволено более 11 тысяч. "Ах, помним про все эти "усиления"! — вздохнут москвичи. На самом деле причина зарыта несколько глубже. Для служивых людей 12-часовой рабочий график без выходных — не бог весть какая неожиданность. Да, жены пилят сильнее, да, дети становятся "безотцовщиной". Но с этим все давно смирились. А вот "халтуры" начали накрываться безвозвратно. Ну какой частный работодатель выдержит месячное отсутствие своего сотрудника? И многие — слишком многие! — пожертвовали основным местом работы в пользу денежного. Вы знаете, сколько получают в милиции? Я понимаю, что тема эта уже в зубах всем навязла. А все-таки — сколько? Полковник с солидным стажем, опытом и всевозможными надбавками ежемесячно приносит домой 100 долларов "чистыми". Сержант патрульно-постовой службы или молодой опер — 50 долларов. Разумеется, в рублях. И как здоровому мужику смотреть в глаза домочадцам? Это самый большой блеф — что в милиции запрещена подработка. Формально запрещена, но покажите мне хоть одного женатого человека при погонах, который признается, что живет на свою зарплату, и я скажу: он либо совершенно ни к чему не пригоден, либо блаженный (на которых, кстати, мир держится), либо просто врет, не хочет "колоться". Вот тут мы плавно перемещаемся в совсем тонкую область правоохранительной психологии. "Чистоту" возможной подработки сотрудники определяют исключительно сами, в соответствии с позывами собственной совести. Незазорным считается оказывать услуги бывшим коллегам, перешедшим в частные охранные предприятия: например, "пробить" нужный телефонный номер, добыть другую конфиденциальную информацию. Грех не раскрутить потерпевшего на то, за что он сам хочет заплатить. Если угнанный автомобиль обнаруживается где-нибудь в Сибири, а оперативнику так и так надо ехать туда оформлять документы, потерпевший просто умоляет его заодно пригнать свое сокровище. Отчего бы не пригнать за разумную плату? Глупо отказываться от благодарности богатеньких буратин за успешно раскрытое — в рамках закона — преступление. Разумеется, часто просят что-нибудь поохранять в нерабочее время. На все эти виды левых заработков хороший начальник смотрит сквозь пальцы — иначе чем он удержит толкового сотрудника? Зато у него всегда остается твердый шанс уволить неугодного — быстренько легализовать эти материалы. Владимир Платонов: — Нельзя сотрудников отпускать на подножный корм. Учитель может подзаработать репетиторством, врач — частными приемами. Но когда этим занимаются милиционеры, прокуроры, судьи — это страшно. Ведь разрешенная охрана стройплощадок не означает для них пост №1. Но это гораздо честнее и порядочнее, чем когда они охраняют ларьки на свой страх и риск. Были случаи — люди гибли, боясь "засветиться" на подработке. Так стоило ли ломать столько копий в бурных дискуссиях на тему разрешать или не разрешать? С другой стороны, где та грань, которая отделяет "белую" подработку от "черной"? И "охранять" не значит ли "крышить", предупреждая о планах родного отдела и отгоняя конкурентов? И как не сродниться с бандитами, которым только дай палец — откусят руку? Самый яркий пример из последних — отдел нравов УВД ЦАО, который, вместо того чтобы бороться с проституцией, весь последний год качал деньги из "ночных бабочек" и их покровителей ("Мент зарвавшийся", "МК" от 5.04.2000 г.). n n n В апреле в Центральном округе произошла реорганизация УВД. Промежуточные РУВД, объединявшие ранее отделы и отделения, ликвидировали, оставив — как по всей Москве — равноценные отделы, напрямую подчиняющиеся управлению. Понятно, что образовалось приличное количество лишних начальников, которых не отправишь же на улицы. Тогда же к нам в редакцию пришло письмо за подписью "сотрудники УВД ЦАО", т.е. анонимное. Опустив конкретные фамилии руководителей, обвиняемых "сотрудниками" в связях с криминалитетом (не пойман — не вор), приведем из него следующие строки: "Ажиотаж в борьбе за руководящие должности поднялся не только среди личного состава, но и в коммерческих структурах, связанных с криминалом. Они стали действовать по принципу "кто больше заплатит" — не только наличными, но и в форме так называемого "оказания материально-технической помощи УВД и ГУВД": автотранспортом, оргтехникой и т.п. Особенно дороги места начальников отделов, расположенных в центре города (Тверская ул., Садовое кольцо), где процветают проституция и наркомания под опекой милиции... Освободившиеся должности оцениваются от 10 до 20 тыс. долларов США. Таким образом под видом реорганизации в руководство территориальных отделов вводятся представители криминальных структур..." Вот это уже по-настоящему страшно. Можно по-разному относиться к "последнему крику души честных сотрудников милиции", но то, что коррупция доползла уже до самых милицейских верхов, — факт. Неважно, чем расплачиваются бандиты: ремонтом ли дежурных машин, министерской ли должностью. Главное, что вооруженный человек, торгующий своей властью над другими — ради материальной выгоды или политики, — защитник крайне ненадежный. n n n В начале 90-х произошел крупнейший в истории исход из милиции самых опытных и умных ее сотрудников. В стране появились и стремительно размножились ЧОПы (частные охранные предприятия) — возник новый необъятный рынок труда. Встречая недавних коллег, чоповцы снисходительно улыбались: "Ты два года пахал, чтобы наконец снять квартиру, а я за год на собственную заработаю". Но за этой улыбкой комом в горле стояла обида: если я не нужен своей стране, буду горбатиться только на себя. Я заставлю себя быть счастливым! Оставшиеся делали вид, что презирают изменников, а украдкой выведывали: ну как там? жить можно? не противно лизать башмаки хозяину? Или откровенно завидовали. А потом оказалось, что альтернативные службы безопасности многократно превосходят государственные спецслужбы не только техническими возможностями, но и талантливыми, исполнительными, верными кадрами... Между прочим, многих своих знакомых, уволившихся из разных органов, я обнаружила позже в СБ "Моста". А на смену им пришли те, кто пришел. Резко изменилась мотивация при поступлении на службу в милицию. Сначала туда шли за романтикой. Потом за жильем — вкалывать за него приходилось на износ. Теперь не осталось ни того, ни другого — а денег всегда не хватало. Бесправные "лимитчики" сменились деревенскими парнями из дальнего Подмосковья, где безработица замучила вконец, и полуграмотными пролетариями, которым неохота вкалывать у станка. Зная наверняка, что много не заработают, они надевают форму в ожидании своей золотой рыбки — тех в о з м о ж н о с т е й, которые поднесет им на блюдечке пусть маленькая, но власть над людьми. А что — пожрать и выпить бесплатно — без проблем, "отмазать" кого-нибудь попросят — пожалуйста, опять же "проверки паспортного режима" всякие бывают регулярно... В общем, хлебное место, жить можно. Только противно. Особо совестливые уходят не из-за всей этой грязи и даже не из-за денег. Есть еще такое понятие — "удовлетворенность результатами своей работы". Толковому оперу мало раскрыть преступление — ему нужно, чтобы "вор сидел в тюрьме". А зацепишь кого покруче — либо начальство сразу даст по рукам, либо он выйдет позже "за отсутствием состава преступления" — такие настали времена. И получается, что этот труд совершенно теряет смысл — как камни перекладывать с места на место. Свихнуться можно. Так наша милиция превратилась в проходной двор. Получит человек модное ныне юридическое образование (ведомственное, где с конкурсами попроще), оттрубит 5—7 лет обязательной стажировки — и привет горячий, на вольные хлеба. Хотя выскочить "чистенькими" удается не всем. 2380 сотрудников уволено в прошлом году "за нарушения условий контракта" (сюда же входят и явные преступления, стыдливо именуемые "отрицательными мотивами"). n n n Ну хорошо, а если взять (в порядке бреда) и враз увеличить милицейскую зарплату в 10 раз? Положение исправится? "Ничего не изменится, — вздыхают профессионалы. — ЭТУ милицию уже не исправишь". А попытка была — и какая! В апреле 1992 года в Москве было торжественно объявлено о создании принципиально новой, образованной и честной милиции — муниципальной. Офигительно все начиналось: большая зарплата, красивые машины, конкурс под стать конкурсам красоты (брали двухметровых очаровашек), тестирование, загадочные улыбки психологов. Ну и где теперь эта милиция? Кто знает о ее подвигах? Ее боятся только старушки с укропом. Не получилось — признаются специалисты. Что-то уж очень быстро элитные милиционеры вошли во вкус дармовой телятинки со столичных рынков. А почему? Да потому что старая закалка слишком сильна. Стали набирать руководителей из прежних, классических, органов. Но кто же отдаст лучшего сотрудника? Вот и списали самых достойных. Да еще сняли с них всякую ответственность за судьбы задержанных. Поймал кого-нибудь на улице, привез в местное отделение, сдал дежурному — свободен. А дальше пусть оперативники и следователи горбатятся — пишут бумаги, возбуждают дела. Понятно, что тихая вражда (одним — все, другим — ничего) стала ржавчиной подтачивать межведомственные отношения. Те, кто близко знает Юрия Лужкова, говорят: у него технократическое мышление. Он рассуждает примерно так: я создал вам материальную базу — значит, работайте. Он искренне не может понять, почему этого не происходит, почему количество вложенных средств неэквивалентно полученному результату. Да потому что Россия — страна чудес. А главное на свете чудо — человек. Которого у нас никогда не ценили. Ладно, ЭТУ милицию не исправишь. А где взять другую? Все как заведенные твердят о бешеных конкурсах в американские полицейские академии — до 100 человек на место — и о фантастических правах импортного копа ("Я сказал — к маме, значит — к маме!"). Но чтобы добиться таких прав, сколько раз надо подтвердить собственную беспристрастность и честность! Там не пишут смиренных жалоб, которые потом спускаются "по инстанциям". Там обиженные граждане прямой дорогой маршируют в суд. Один раз полицейский убедительно докажет в суде, что не верблюд, два раза докажет... А потом его начальство призадумается: чегой-то нашего Джона так не любят? Не пойти ли ему лучше прочь с государевой службы, например... в частные детективы? И все — прощайте зарплата, страховка, социальные гарантии, грядущая пенсия, уверенность в светлом завтра... Безоговорочное доверие общества представителю власти дорого стоит. Вот и волнуются американцы: "Что такое "предупредительный выстрел вверх"? Зачем он нужен? Ведь пуля может срикошетить и кому-то нанести материальный ущерб. Нам же придется платить!" У нас никто ни за что не платит. И соответственно — ни за что не отвечает. У нас увольнение из органов — невиданное счастье, когда наконец-то можно начать легально и за деньги заниматься любимым делом. Опустив милицию на такой уровень, разве государство вправе чего-то требовать от ее сотрудников?
