Картинка из детства: милицейский патруль пытается арестовать на улице хулигана. Его почти уже скрутили, но тут парень истошно орет: "Да вы что делаете, отпустите, у меня дедушка на ЗиЛе работает!" И надо же — отпустили, дав всего пару тумаков. Я долго завидовал хулигану и тоже хотел потом дедушку-заводчанина... "И все-таки он вертится!" — нашему изумлению не было предела. На московском металлургическом заводе "Серп и Молот" мы думали увидеть ржавые станки и пару сторожей-инвалидов. Однако в цехах лязгало, бухало и скрежетало. Металлурги, как им и положено, утирали пот натруженными ладонями. То и дело с непривычки пригибаешься, когда над головой со скрежетом пролетают дымящиеся двадцатитонные ковши. Святая святых — рабочее место сталеваров — больше напоминает преисподнюю. Чумазые черти ворочают в огненном чреве печи огромными штырями. И обалдевают при виде журналиста: "Ну наконец-то про рабочих людей вспомнили! А то все про олигархов да прочую нечисть пишут, а нас будто и нет — обидно..." За последние лет сорок производственный процесс мало изменился — инструменты все те же: лопата, кувалда да ложка для забора пробы. Разве что вместо мартенов поставили электродуговые печи... Как-то странно думать, что "заводская преисподняя" — всего в нескольких километрах от Кремля, а где-то в это же время народ работает себе с бумажками в прохладных офисах, получая не сравнимые с заводскими зарплаты... Сталелитейка держится на старой гвардии. "По зову сердца они являлись к своим мартеновским печам, прокатным станам, волочильным барабанам", — коллеги в редакции хихикали над этой корявой фразой из книжки про "Серп и Молот". Но про "зов сердца" авторы не совсем покривили душой. Раньше сталеваров иначе как "королями стали" не величали: элита рабочего класса! "Пришел я сюда двадцать лет назад, потому что гордость была! — рассуждает плавильщик Николай с известной фамилией Горбачев. — Представлял: вот фабричный гудок по утрам, идешь со всеми в цех, как настоящий человек. Мы ж гегемонами были!" Русские "гегемоны", собственно, отсюда вот и произошли — с завода "Серп и Молот", бывшего Гужоновского. 117 лет назад французский заводчик Юлий Гужон решил вложить деньги в новомодную металлургию и выстроил возле речки Золотой Рожок фабричку. Иначе как "душегубцем" пролетарии его не именовали: зарплаты не повышал, штрафовал за каждый чих... Гужона, впрочем, тоже можно было понять: народ к нему шел из крестьян — не было в деревне работы зимой, ну и нанимались. Соответственно, уважали водочку, резались в игры самого низменного вкуса — орлянку и карты. Но нашлась "руководящая и направляющая" сила, и рабочие дали себе волю. Кого из бывшей заводской элиты вывезли за ворота на тачке (было такое популярное революционное наказание), надевши на голову мешок с мазутом, кто сам убежал... Но когда советская власть хотела было прикрыть завод — уж в слишком большой упадок за годы неразберихи пришло хозяйство, — рабочие воспротивились. По улицам всякий железный лом собирали, даже ржавые гвозди, — чтобы было что плавить. Цель-то впереди маячила великая — коммунизм! В блаженное время застоя серпомолотовцев на заводе, конечно, держали деньги. "При социализме мы по 400 рублей получали — это без надбавок за вредность и ночные, — припомнил 65-летний Иван Егорыч Нечупин, почетный сталевар СССР, — все себе могли позволить, ни в чем не отказывали. А в 50 лет на пенсию выходили, и пенсия была — целых 176 рублей". На "Серп и молот" тогда устраивались в основном по знакомству. Но дело было далеко не в одних деньгах. На заводе поперебывали абсолютно все генсеки СССР: считали своим долгом перемолвиться с рабочими, а особо сознательным — и ручку пожать. Металлурги привыкли считать себя людьми государственными, значимыми. Дурь, казалось бы, — какой-нибудь фильм на плавильную тематику, зато как сталеварам было приятно... В ответ на ласку власти пролетарии вкалывали буквально до седьмого пота. "Плавильщики даже писать не ходят, — смеется Егорыч. — Полтора ведерка воды за смену выпьешь, а все через кожу выйдет, так ни разу в туалет и не заглянешь". Вот так, ни разу не "отлив", и отлили серпомолотовцы почти всю железную Москву: и нержавеющих мухинских "Рабочего и колхозницу", и стальное одеяние Московского метрополитена, и все до единой трамвайные стрелки в городе, и еще много чего, включая броневую сталь и проволоку для швейных игл. А после перестройки повторилась ситуация а-ля после Гужона. Госзаказы как обрубило, сырье — металлолом, который раньше в обязательном порядке сдавало чуть ли не каждое учреждение Москвы, — перестало поступать... Завод сделался акционерным обществом. Но к 94-му году практически встал: печи горели впустую (останавливать нельзя — сломаются). Такое было только после гражданской войны, однако если в 20-х завод фактически поднимало государство, то в 90-х металлургов пустили в свободное плавание. Вот вам, ребята, половина акций, владейте и выживайте сами: где хотите, там и берите заказы, что хотите, то и производите. Не стало привычного плана. Новый лозунг — "уложиться в анализы", дать качество: ведь некачественную сталь никто просто не купит. "Раньше надо было отработать, теперь — заработать", — в голос твердят на сталелитейке. И еще одно выражение у них есть: "съесть завод". Это значит, что слишком многого себе требовать нельзя, в том числе и по деньгам. А то никакой прибыли на зарплаты не хватит. Но все равно, умом это понимая, рабочие, как и полагается потенциальной движущей силе революции, возмущаются. "Что мы сейчас получаем? Копейки: пять тыщ рублей — рабочий высшей квалификации! — машет рукой Егорыч. — А еще Ельцин у меня пенсию отобрал: я шестьсот тридцать получаю — вот и вынужден у печи стоять. Считай, нас теперь до смерти работать заставляют". Металлурги и сейчас получают за свою адскую работу больше врачей, учителей или, к примеру, милиционеров. Но с советских пор столько новых возможностей заработать образовалось (хоть на рынке торговать!), что человек в здравом уме и твердой памяти в сталелитейке, казалось бы, ни в жизнь не останется. Ан нет: старые сталевары считают торговлю трусиками или там "Сникерсами" с лотка для них позорной. "Нередко летун покидал стан, печь, тиски. Нахально подняв голову, входил он в кабинет заведующего и со словами: "Пойду поищу, где работенка полегче, а деньжат побольше", — швырял на стол заводской пропуск", — осуждающие интонации советской пропаганды навсегда въелись в кровь. Заводчан, которые когда-то боролись за "ударные пятилетки", обижает, что молодежь приходится теперь заманивать на завод стипендиями и премиями. А рабочей сознательности — никакой... В заводской жизни, однако, пока еще есть место подвигу. На "Серпе и Молоте" рассказывают про немца-спеца, который налаживал однажды импортный прокатный стан. Когда ему показали русские заготовки для проката, немец чуть не заплакал: брак, говорит, машину запорете, отказываюсь в этом издевательстве над механизмом участвовать... А наши прокатчики пожали плечами, что-то подкрутили, подточили — и стали работать. До сих пор катают на том стане эти заготовки за милую душу. Варка стали — вещь опасная и немного мистическая. Говорят, печь не всякого к себе подпускает. "С печкой нужно деликатно и обходительно обращаться, иначе она обидится и потом тебе обязательно свое выскажет! — утверждает Егорыч. — Не зачистишь после плавки все как положено — она потом и выплюнет горящий металл, и тебя еще может сжечь". Однажды в заслуженного сталевара Нечупина "плюнуло". Целый месяц лежал с ожогами в больнице. "Почему печь обиделась — неизвестно. А что сделаешь: работа у нас такая, мужская", — как-то даже гордится он. А еще на "Серпе и Молоте" гордятся тем, что совершили практически невозможное: все-таки подняли махину завода (а это, на минуточку, шесть огромных цехов, занимающих 72 га). Что в прошлом году пришло 1200 человек "новеньких". Что делают половину российской нержавейки... Но нынче металлурги — уже больше не элита общества и, скорее всего, больше никогда ею не будут. Никто не строит для них санаториев, не снимает фильмов и не приглашает в депутаты. Теперь они — обыкновенная рабочая сила, до которой никому во власти нет дела, как не было и при Гужоне. Доска почета у заводских ворот пуста. Рабочим власть тоже по барабану. Волочильному. "Вот пусть Путин в литейку к нам придет да достанет что-нибудь зубами из чана с металлом, как из ряженки у татар доставал, — тогда ясно будет, что за человек. А пока не знаем кто таков — нет о нем у нас вообще никакого мнения". Остальных политиков вообще не различают, даже в Зюганове разочаровались. Говорят, что если б он был за рабочих, то они его давно бы уже президентом сделали, а так "все они одинаковые, друг у друга дачи с лимузинами отвоевывают". В сталелитейке есть старинный обычай. Когда какая-нибудь из печей поспевает, словно гигантский горшок с борщом, и под нее подкатывают ковш, все цеховики бросают дела и подходят группками поближе — полюбоваться на розлив металла. Но в дыме и сполохах как будто возникает на миг призрак господина в котелке, Юлия Гужона. "А все-таки кончилась ваша власть, товарищи!" — издевательски ухмыляется он в усики...
