Краткая справка: Анатолий Лобоцкий, заслуженный артист России. Выпускник ГИТИСа, курса Андрея Гончарова. С 1985 года — в труппе Театра им. Маяковского. Занят в спектаклях: "Жертва века", "Дети Ванюшина", "Забавы Дон Жуана", "Чума на оба ваши дома". Роли в кино — сериал "Мелочи жизни" и последняя картина Владимира Меньшова "Зависть богов". Он редко общается с журналистами, потому что считает, что особых поводов писать о нем нет. А зря. Именно про него режиссер Татьяна Ахрамкова сказала: "В нем редкое совпадение целого ряда мужских качеств — красив, профессионален и целенаправлен на творчество". Все эти качества Анатолий Лобоцкий в полной мере успел проявить за пятнадцать лет работы в родной Маяковке — посмотреть на обаятельного Дон Жуана в одноименном спектакле или ироничного Антонио в "Чуме" люди приходят по нескольку раз. А недавно Лобоцкий дебютировал в большом кино. Он сыграл французского журналиста в картине Владимира Меньшова "Зависть богов". Но начнем сначала... — Анатолий, по окончании ГИТИСа вас приглашали куда-нибудь еще, кроме Маяковки? — В некоторые театры, которые я не хочу называть. Будучи студентом, я был занят в нескольких постановках Маяковки. И мне очень понравилась атмосфера этого театра в смысле человеческих взаимоотношений, поэтому, когда Андрей Александрович позвал меня на главную роль в спектакль "Леди Макбет Мценского уезда", я сразу согласился. — Вы дебютировали в спектакле, в котором играла такая профессиональная актриса, как Наталья Гундарева. Вам не было страшно? — Естественно, было. Но Наташа оказалась человеком редких профессиональных и душевных качеств. Мое первое блеяние по поводу: "Наталья Георгиевна" было мгновенно пресечено. "Какая я тебе Георгиевна?! Нам любовь играть!" — сказала Наташа, после чего мы очень хорошо подружились и общаемся до сих пор, хотя на одной сцене больше не играем. — О вас активно заговорили после спектаклей "Забавы Дон Жуана" и "Чума на оба ваши дома". Это означает, что ваши предыдущие работы не были столь значимыми? — Мое отношение к ролям такое: либо они мне что-то дают, либо нет. Есть работы, которые мне не дают ничего. Но я играю, потому что это моя работа. А если кто-то считает, что каждая роль для актера — праздник, то он или врет, или просто дебил. Нельзя постоянно находиться в эйфории, но о твоем плохом настроении не должны знать восемьсот человек в зрительном зале. А "Чуму" и "Дон Жуана" я не считаю судьбоносными спектаклями. Очевидно, что сейчас пришло время, когда сошлись два материала, позволившие мне проявиться более ярко, — драматургический и мой. Не думаю, что где-то я был лучше или хуже. Я меняюсь только с возрастом, набираюсь жизненного опыта, а значит, старею... — К разговору о возрасте. Не пора ли вам сменить амплуа героя-любовника? — Я считаю себя разносторонним артистом, а не героем-любовником. — Сейчас вы репетируете пьесу Теннесси Уильямса "Не о соловьях" с режиссером Татьяной Ахрамковой. Расскажите об этой работе. — Это абсолютно неизвестная пьеса. Мудрый Уильямс запретил при своей жизни это произведение не только ставить, но и печатать. Это Америка, 30-е годы, тюрьма, а я заключенный. Но не все так грустно, любовь там тоже есть. — Совсем недавно у вас состоялся своеобразный кинодебют в картине Владимира Меньшова "Зависть богов". Почему раньше у вас не складывались отношения с кинематографом? — Знаете, как я воспринял этот дебют? Мне еще нет шестидесяти, а я уже дебютировал в кино. В студенческие годы Гончаров очень противился тому, чтобы мы снимались. Потом, когда началась работа в театре, на кино у меня физически не было времени — я играл по тридцать спектаклей в месяц. Если бы было хоть одно стоящее предложение, наверное, я бы смог уйти из театра. Хотя вряд ли. — Как вас нашел Меньшов? — Возможно, ему порекомендовали люди, видевшие мои театральные работы. Хотя много лет назад вместе с Верой Алентовой мы снимались в каком-то фильме, названия которого не могли вспомнить ни я, ни она. — Кроме вас были какие-то претенденты на роль француза-соблазнителя? — Изначально эта роль писалась для настоящего француза. Но тут, наверное, определенную роль сыграли вопросы экономии. Ведь наш артист — самый дешевый артист. Шутка. Мне кажется, что Меньшову было комфортнее работать со мной, нежели с французской звездой. — Как вам работалось с Депардье? — Он настоящий профессионал, обладающий сумасшедшей энергетикой. Абсолютно не капризный, обаятельный человек, без звездных заскоков. Вместе со всеми он пил чай из пластиковых стаканчиков, сидел на приступочке и читал с режиссером только что написанный текст. — Для воплощения образа вам кардинально изменили цвет глаз с серого на ультрасиний. Вас это не раздражало? — Вы носили когда-нибудь контактные линзы? И не пробуйте. Брр, в родных глазах находится что-то постороннее. Хотя я проходил в них все три съемочных месяца, этот необыкновенный цвет, к сожалению, виден только в одной сцене. — Вы не думали взять дублера для интимной сцены? — Там не было никакой порнографии или чрезмерных откровений. Конечно, мне пришлось переступить моральные рамки — ведь я не артист эротического кино. Но это часть моей профессии. Я не могу объективно оценивать этот фильм и свою роль. Сам себе не нравлюсь. Почему я говорю о том, что я театральный актер? Сегодня сыграл плохо, завтра учел все замечания и сыграл хорошо. А в кино много дублей быть не может — есть временные рамки и безумно дорогая пленка. — Говорят, что недавно у вас появилась еще одна роль. Дедушки... — Да, это так. Моему внуку исполнилось четыре месяца, и он вырос до 67 сантиметров. Честно признаюсь, что пока дедушкой себя совсем не ощущаю. К этой роли я отношусь со смехом, да и полностью проявить родительские чувства не могу — мой сын и внук находятся в Барнауле, за тысячу километров от меня...
