Довольно пикантная история — в военный городок в Белых Столбах подселили психиатрическую лечебницу. Образное выражение “армейский дурдом”, казалось бы, нашло реальное жизненное подтверждение, однако на деле все оказалось сложнее. Корреспонденты “МК”, побывавшие в “военно-полевом дурдоме”, так и не поняли, кто там более опасен: буйные или здоровые.
Потемневший от времени плакат с изображением солдата в каске — единственное, что указывает на принадлежность поселка к армии. Разруха полная, будто в Грозном после бомбежек. Еще полтора года назад здесь находилось одно из подразделений первого стратегического кольца ПВО, прикрывавшее небо столицы. Дело, как выяснилось, обыденное — в таком состоянии находятся больше полусотни “пэвэошных” городков, попавших в 1998 году под сокращение, но не принятых на баланс администрации районов. “Подарку” местные власти не очень-то рады, так что процесс перехода военных гарнизонов на гражданские рельсы затянулся. И пока чиновники неторопливо пересылают бумажки из одной инстанции в другую, люди выживают кто как может.
Впрочем, этот “беспризорный” военный городок администрация Домодедовского района уже согласилась принять под свое крыло. Первые меры по смычке “города с деревней” приняты. Освободившиеся после ухода военных казармы обжили предприимчивые выходцы с Кавказа и... психушка — психоневрологическая больница.
...Голый псих в красных носках одиноко бежал посреди спящего городка. Шлепки намокших вязаных носков по асфальту далеко разносились в стылом осеннем воздухе. Улица была пустынна, и лишь красные носки и мелькающая во тьме белая задница нарушали хмурое однообразие.
Псих бежал быстро. Засевшая в больном мозгу навязчивая идея гнала его сквозь мрак враждебного городка. Псих чувствовал, что он обязательно должен что-то найти, но что именно, точно не знал.
Потом его ловили и клали обратно в палату. Но все равно каждое новолуние он сбегал снова и снова шлепал по холодным камням, пугая своими экстравагантными носками окрестных жителей...
Байка про голого сумасшедшего стала местной притчей с тех пор, как одна здешняя учительница видела ночью раздетого мужчину. (Хотя вполне возможно, что “голый бегун” ей просто померещился, поскольку фонари в городке давно не горят.) Естественно, что подозрение пало на несчастную психбольницу. Попутно вспомнили, что в одном из ее отделений сбивают “белую горячку” у собранных со всего района алкоголиков, и посыпались новые обвинения.
— Да, мы выпускаем по пять человек самых спокойных больных. Они погуляют 15 минут около крылечка под присмотром санитарки, и все, — это слова “голой правды” главврача психиатрической лечебницы Константина Гаевского.
Эта лечебница для душевнобольных десять лет скиталась по всей округе. Ее селили то в сарае на болоте, то в развалюхе в стройгородке. Теперь вот военный городок — здесь под “дурдом” выделили четыре солдатские казармы, бывшую медсанчасть и столовую... Новые больничные “корпуса” представляют собой жалкое зрелище — с корнем вырвано все, что можно унести. Больным остались только выцветшие стенды “Служу Отечеству” с поучительными инструкциями по защите Родины.
В казарменной планировке предусмотрена всего одна “палата” и новоселы, 50 больных с острыми психозами, эпилепсией и шизофренией, сейчас лежат все вместе — и “буйные”, и “тихие”. Геронтологическое отделение самое тяжелое. В палатах и в коридоре — только голые обшарпанные стены, солдатские койки и лежащие на них костлявые слабоумные старухи. Зрелище, достойное средневековой Европы времен чумной лихорадки. Так и кажется, что в полумраке коридора появится фигура инквизитора в балахоне и с факелом в руках и начнет жечь зараженные корпуса вместе с людьми, за ноги стаскивая отверженных старух в огонь...
Впрочем, у военных положение не лучше, чем у психов, — уже второй год офицерские семьи живут практически в полевых условиях. Своей участи, понятно, бывшие защитники Родины не особо рады. Для них не важно, кто конкретно виноват в их проблемах, и люди обозлились на весь мир. Так вышло, что большая часть негативных эмоций выливается на психбольницу, тоже оставленную один на один со своими проблемами.
— Нам обещали, что если эта “психушка” сюда поселится, будут врачи, которые нас станут принимать. Они уже давно здесь, а нас никто лечить не собирается! — не очень-то миролюбиво кричат женщины военного городка.
— Я невропатолог, а не гинеколог, — парирует главврач психушки, который остался единственным медиком в городке.
Кто кого должен больше бояться в военно-полевом дурдоме: аборигены психов или наоборот — это еще вопрос. Подселенцы, с самыми буйными из которых легко справляются несколько санитарок, могут напугать окружающих лишь своим ненормальным видом, а вот женский медперсонал и обитатели психушки, большинство из которых не могут не только бегать, но даже самостоятельно дойти до туалета, постоянно рискуют попасть под жесткий прессинг местной братвы и наркоманов.
Еще одно неожиданное мнение на этот счет явилось нам в образе умудренной жизнью женщины, уже бабушки, вышедшей на прогулку с маленьким ребенком.
— А что у нас тут, не дурдом разве? Мы от пациентов этой больницы отличаемся только тем, что им уже выписали справки, а нам еще нет...
