Жила-была девушка. И была она похожа на бабочку. Такая же красивая и нежная. Муж ее был богатый и добрый, держал ее в красивом доме, в тепле и уюте, и дарил своей “девочке” подарки. А потом мужа убили. И домработница Маша перестала подносить ей на подносе печеное яблоко, а садовник Сережа — переносить ее на руках через ручеек. А потом и вовсе выгнали. Бабочка вылетела наружу. Но снаружи все оказалось противно и гадко, и там никто ее не любил. Бабочка полетала-полетала по жизни и умерла.
Вот такую сказку под названием “Бабочка над гербарием” написал Аркадий Высоцкий, сын Владимира Высоцкого, профессиональный сценарист. И “летала” бы эта история по сборникам сценариев, если бы не попалась на глаза режиссеру Игорю Масленникову. Сценарий показался мэтру так хорош и так созвучен его ощущениям, что он задумал его решительно снять. Про неустроенность, все жизненные сложности, пропущенные через сказочную красоту.
— Меня потрясла в сценарии женская судьба. Неожиданная, странная и при этом узнаваемая. Это история девочек, которых сейчас довольно много. Которые ездят в “Мерседесах” и как бы жены очень богатых людей. И чем круче тачка, тем моложе в ней девочка. У них гувернеры, садовники, слуги и водители. Меня всегда волновали судьбы этих девочек, потому что я слышал, что многие из них кончали плохо. Чуть снижается качество товара — его нужно обновлять... А эта история еще и удивительная. Это типичная сказка из современной жизни, очень андерсеновская, меня к таким тянет. У Андерсена сказки все грустные-грустные, но при этом светлые, наполненные надеждой на доброе, что разлито в этом мире.
Масленников подумывал о Михалкове на роль богатого мужа. Никита Сергеевич читал сценарий, он ему понравился, и он был готов сниматься. Но Масленников передумал.
— Я не хотел, чтобы мужчина был обязательно новый русский. Просто из очень обеспеченных новых мужиков — из правительства, скажем, или министерства, может, депутат. Они же теперь баснословно богаты, имеют шикарные дома. Чтобы от него не исходило ощущение бандюка. Мне нужен был нейтральный мужчина. А у Михалкова такое игривое, плутовское выражение лица, такой глаз веселый... Я познакомился на одном фестивале с Аристархом Ливановым, долго с ним разговаривал и понял, что он — то, что надо. Аристарх играет неопасного человека, способного дать в рожу своему охраннику.
Но главная все-таки была девочка. Масленников хоть и немолодой режиссер, а глаз на женщину у него горит, как у молодого. Умеет он на женщину смотреть хорошо. И славится в кино как открыватель женских характеров, таких, как героиня Елены Сафоновой в “Зимней вишне” или героиня польки Марты Клубович в сериале “Что сказал покойник?”.
— Игорь Федорович, почему вас так интересуют женщины?
— На женщину вообще интереснее смотреть. Начинаешь думать о мужчинах... — ну что? Чапаев, что ли? Или “Коммунист”?.. В кинематографе всегда перед глазами женские персонажи. Я посмотрел очень много девочек из модельных агентств. Вы знаете, это пустое занятие. Они очаровательные, эти девочки, но они фотомодели. Они умеют двигаться, могут встать в позу, очаровательно улыбнуться, но они не наполнены внутренней жизнью. Они очень внешние. А на Юлии Мавриной у меня глаз остановился сразу. Она была как раз такая — чуть не от мира сего. У нее был только один недостаток — ей было 16 лет. При этом она — студентка Театральной академии, бывшего Ленинградского театрального института. Во время съемок ей исполнилось 17. Она умненькая, очень игривая, легко поддается на любую режиссерскую провокацию. В питерском Театре оперетты обалденно играет в спектакле “Мадмуазель Нитуш”. А как она танцует канкан! Я не знаю, правильно ли его танцуют в мюзик-холле?..
— Какой женщины, на ваш взгляд, сегодня не хватает на экране?
— Сейчас может быть интересным персонаж “деловая женщина”. Не такая, как Гурченко в “Старых стенах”, а новые бизнесменки. Они ведь крутят очень многим, бабенки. В корпорациях, банках, фирмах — одни ведь дамы сидят. Очень интересный может быть характер. Как русская женщина, русская баба в нынешних условиях стала бизнесменом, причем хорошим, хитрым, умным бизнесменом.
— Какая женщина из тех, кого вы создали в кино, вам ближе как мужчине?
— Открою вам одну тайну. Я никогда ни с одной исполнительницей в моих картинах не имел никаких личных отношений. Никогда.
— Спасибо за признание.
— Не только из дисциплинарных или трусливых соображений — чтобы не садилась на шею. А потому что ни одна из тех женщин, которых я снимал, не соответствует тому женскому типу, который мне близок и меня волнует. Вот до конца — нет. Может, более близка Сафонова. Возможно, потому что история, рассказанная ею в “Зимней вишне”, более близка и мне, и сценаристу Валуцкому. Дела адюльтерные касаются почти каждого мужчины... Лена умно и толково это сделала, но как биологическая единица она не вызывала у меня острых ощущений. Эти острые ощущения потом в процессе монтажа и озвучания музыкой я дополнял, дотягивал.
— А эта новая героиня, девочка, у вас вызывает острые ощущения?
— Она очень неожиданная. Она совершенно нетипичная девочка этого возраста в наше время. Она ребенок загадочный. При этом хитра, умна и при всей ее инфантильности физически развита — у нее замечательная фигура, она запросто согласилась сниматься голой.
— А вы так прямо и говорите актрисам: разденьтесь?
— Прямо, конечно. Я вам расскажу другую историю. Когда-то я снимал картину “Ярославна, королева Франции”, и была там такая сцена, когда Караченцов и польская актриса Ханка Микуч должны были купаться в озере. Причем все это было по-советски девственно и чисто. Они шли только спиной, спиной от камеры уходили в воду, там прыгали и плескались. Всю дорогу до места съемки, где-то на озере, хорохорился Карченцов. Что вот, я сейчас все тебе покажу. Приехали. Я говорю: “Ну, что, давайте раздеваться”. Ханка сбросила лямочки, тюк-тюк, ножки вынула из трусиков и пошла голенькая, совершенно не моргнув глазом. А этот! За ним гонялись по кустам, искали, ловили. Пока я его уговорил раздеться!.. Женское раздевание — это ведь не мужское раздевание. Нормальные женщины спокойнее относятся к этому делу, актрисы прежде всего.
— В “Зимней вишне”, я помню, вы сделали сексуальную революцию, когда Сафонова встает с постели абсолютно голая, только шаль сверху очень крупной вязки...
— Да, шок был! На телевидении, когда первый раз показывали “Вишню”, этот кадр вырезали. Я устроил скандал, а они на меня орали: как я посмел такое снять, начальство головы им снесет! Не понимаю... Женское тело — это все равно как в Эрмитаже. Ничего, кроме красоты, в этом нет. Никакой пошлости. Пошлость зависит от того, как вы к этому относитесь. И в этом моем новом фильме постельной сцены в таком виде, когда поскрипывает кровать, не будет. Понимаете, есть два разных вида художественного творчества. Есть авторское кино, или, другими словами, лирическое самовыражение режиссера, когда человек делится с вами всем своим внутренним миром. Авторское кино идет от лирической способности человека обнажиться и рассказать, что творится в его душе. А есть кино рассказчика, к которому отношусь я. Мы рассказываем истории. В меру своего таланта. Чем мы талантливее, тем интереснее мы рассказываем истории. У меня никогда не было желания делиться своим внутренним миром с кем бы то ни было. Мне было бы неловко, если бы я когда-нибудь сделал картину типа сокуровской. Мне бы не хотелось вот так заголяться. Я бы стеснялся. Это я отвечаю на вопрос об эротике в кино.
Музыку к фильму пишет Владимир Дашкевич. И уже готова песня на неизвестные стихи Владимира Высоцкого “Живу я в лучшем из миров”. Поживем — увидим.
