В обычной столичной квартире расположился уникальный музей — единственный в России (да и в мире, пожалуй). Музей буквы “Ё”. Уже два века седьмая буква русского алфавита борется за право на существование. Тяжелой судьбе бедной “мытарки” (так образно назвал ее хозяин удивительной квартиры Виктор Трофимович Чумаков) посвящено более 700 экспонатов.
Это словари, книги, газеты, журналы, сувениры и даже... емкости из-под пива. На одних пивных посудинах “ё”, как и положено, написано (“объём 1,5 литра”), на других — нет и в помине (“ЖигулЕвское”). “Дядя Стёпа” соседствует с “Дядей СтЕпой”... Хозяин необычного музея по образованию историк, но проблеме восстановления лингвистической справедливости посвятил не один год своей жизни.
— Ё — единственная буква русского алфавита, дата рождения которой известна абсолютно точно, — говорит Виктор Трофимович. — Она “родилась” 18 ноября 1783 года в доме президента Российской академии Екатерины Дашковой (Екатерины Малой, как ее в шутку называли при дворе). Там проходило заседание, на котором обсуждался проект толкового “Славяно-российского словаря”. На нем присутствовали известнейшие литераторы: Державин, Фонвизин, Княжнин... Когда все вопросы были исчерпаны и академики уже собирались по домам, Екатерина Романовна, улыбнувшись, вдруг спросила: может ли кто-нибудь написать слово “ёлка”? Все решили, что княгиня изволит шутить, однако Дашкова была серьезна. Она подошла к столу, начертала на листе бумаги слово “iолка” и поинтересовалась у ученых мужей, правомерно ли изображать один звук двумя знаками и не лучше ли будет ввести новую букву — “ё”? Так русский алфавит пополнился новым графическим знаком.
Однако путь буквы “ё” к всеобщему признанию был весьма долог и тернист. Звук “о” после мягкого согласного на письме обычно обозначался диграфами — “iо”, “i^о” или даже “Їо”: “i^ожикъ” (ёжик), “семi^орка” (семёрка) и т.п. Неразбериха с “ё” возникла потому, что древние русичи в ней не нуждались — в праславянских говорах не было соответствующего звука [’o]. Так продолжалось до ХII—ХIII веков, когда в устной речи ударный [э] неожиданно не начал переходить после мягкого согласного в [о] — появилось “ёканье”. Соответственно возникла потребность и в новой букве. Но ни один из 43 имеющихся графических знаков тогдашнего алфавита на роль “новенького” не подходил. Выход нашли простой — диграф. Писать такое сочетание было, правда, не совсем удобно, приходилось рисовать лишний знак, но зато звучание слов передавалось более-менее точно.
В печатном виде “ё” появилась только через 12 лет после памятного заседания — при издании в 1795 г. сборника стихов Ивана Дмитриева “И мои безделки”. Но большинство книг по-прежнему продолжало выходить со старым написанием. Лишь писатель и историк Николай Карамзин явочным порядком утвердил “ё”. Он первым начал последовательно употреблять придуманную букву в своих произведениях. Однако в алфавит она все-таки не попала, осталась на птичьих правах: вроде как есть, но употребление ее считалось необязательным.
Не повезло “ё” и во время реформы русского правописания в начале ХХ века. В 1904 году специальная Комиссия по вопросам о русском правописании Академии наук предложила упростить русскую графику: исключить из алфавита лишние буквы (“ять”, “ижицу”, “фиту”, “i”) и признать желательным употребление “ё”. Копий в возникшей дискуссии было сломано немало, но к единому мнению лингвисты так и не пришли. В октябре 1918 г. специальным декретом Совета Народных Комиссаров новое русское правописание было утверждено. В постановление вошли все пункты проекта орфографической комиссии Академии наук, кроме пункта о букве “ё”. Несчастную гласную прокатили: ее употребление вновь было признано необязательным.
Горемычную “ё” обидели и составители энциклопедий и словарей. В Большой советской энциклопедии у всех букв русского алфавита (кроме “ъ” и “ь”) есть свой раздел, а бедная “ё” вынуждена делить “жилплощадь” с “е”. Та же история повторилась в Большом энциклопедическом и Российском энциклопедическом словарях, а также во всех аналогичных изданиях. Почти все современные издания книг, газет и журналов выходят с “е” вместо “ё”. Один лишь Александр Солженицын не может спокойно смотреть на ущемление прав несчастной буквицы! Он последовательно прописывает “ё” во всех своих книгах.
И вот наконец за “ё” вступились: Виктор Чумаков, называющий себя “главным ё-фикатором страны”, упорно борется за возвращение седьмой буквы русского алфавита на свое законное место. И, надо сказать, небезуспешно: в ряде издательств на права “ё” уже не посягают.
— Буква “ё” в русском алфавите необходима, — уверяет Виктор Трофимович. — Как иначе различить на письме “ведро” (посуда) и “вёдро” (состояние погоды), “мел” (предмет) и “мёл” (действие)? Не говоря уже о том, что фамилии Горячев и Горячёв — совершенно разные... Или как понять такую фразу: “Быков отправили к телкам”. Понятно, что имелись в виду “тёлки”, а не телки, но без “ё” возникает путаница. И таких примеров очень много.
И хотя мы, журналисты, виноваты перед “ё” (в работе сплошь и рядом манкируем ее написанием), однако и нас радует, что есть люди, которым небезразлична двухсотлетняя судьба этой многострадальной русской буквы.
