Жила-была девочка Маша. Хорошо жила — в ус не дула.
И тут аккурат под Старый Новый год мачеха и говорит ей: принеси, мол, белого-белого снега, и все тут.
Легко сказать — принеси. Это вам не подснежники, их теперь в теплицах выращивают. А белый снег — где ж его найдешь? Вон за окно взглянешь — а там месиво непонятное, сажей пересыпанное. Но раз надо, значит, надо. И пошла Маша в Третьяковку в надежде, что хоть художники русские да и любили девственно-чистые цвета.
Скоро сказка сказывается, да нескоро белый снег отыскивается. Вместе со сказочной героиней решили его поискать и корреспонденты “МК”.
Что вы, девушки, какой белый снег? — сразу огорошили горе-искательниц в главной художественной галерее страны. — Белоснежный цвет — это легенда. Посмотрите внимательнее на картины и сами убедитесь”.
Первое, в чем мы убедились, — “снежных” картин в Третьяковке оказалось на удивление мало. Половину года у нас зима, но художники как-то не очень стремятся отобразить ее на холсте. Какая несправедливость! Но объясняется просто: “Вы сами попробуйте на 30-градусном морозе поработать красками — тогда поймете, — убеждали наши добровольные экскурсоводы. — А еще многие художники не берутся рисовать снег потому, что это безумно сложно. Так что почти каждая такая картина — своего рода шедевр”.
Главный “снежный” шедевр Третьяковки — это, конечно, “Февральская лазурь” Игоря Грабаря. Замечательная, красоты необыкновенной работа 1904 года. Одно из центральных произведений русского импрессионизма. Березы на заснеженной солнечной поляне написаны характерными короткими мазками. Художник запечатлел переходное состояние природы — когда еще вроде зима, но уже “пахнет” весной, ярче светит солнце, и свет, и воздух как будто вибрируют.
Какой же снег у Грабаря? Это совсем не однородная белая поверхность. Снежный покров на этой картине — тонкий, изысканный, полный цветов и переливов. Здесь художник практически не употребляет белил. Розовый, голубой, зеленоватый, ультрамарин, кобальт, почти сиреневый, кремовый, но только не белый. И тени от берез тоже не черные, а фиолетовые.
А ведь действительно — оглянитесь кругом. Снег в природе и в восприятии человека под воздействием света и других рефлексов — отражений, теней — имеет тысячи цветов, нюансов и оттенков. И художник также играет и цветом и фактурой снега. “Взгляните, как Грабарь богато разрабатывает фактуру — с помощью различной длины коротких мазков, их направлений”, — специалисты как будто препарировали перед нами известный шедевр. Игорь Грабарь одним из первых русских художников стал изображать природу в манере французских импрессионистов. Писать однородными цветами стало скучно. Тем более если речь шла о нашей долгой зиме, представляющей большую свою часть грустное зрелище. И многие наши художники в начале XX века для изображения заснеженных просторов применяли вибрирующую технику импрессионизма с использованием богатства красок и цветовых оттенков — за Грабарем последовал Коровин, позднее — Ларионов...
Каждый из художников рисовал снег по-своему. В “Февральскую лазурь” так и хочется залезть — настолько снег на картине привлекательный, радостный и искристый, — а оказавшись внутри, расправить плечи, вздохнуть полной грудью и закричать во весь голос.
Совсем другой снег на живописном полотне Сергея Иванова “Приезд иностранцев XVII столетия” (1901 г.). Как последователь передвижников, Иванов больше внимания уделял сюжету. И у него не было того трепетного отношения к природе, как у импрессионистов. Но уже проглядывает новая стилистика начала XX века, взявшая многое от символизма и модерна, очень популярных в эти годы в Европе. И снег уже играет роль декоративного цветового пятна. Иванов писал снежный покров плотным широким мазком, отчего он кажется тоже плотным, утрамбованным. На подобном не хочется ни валяться, ни кричать от радости, такой снег служит отличным фоном для важных и серьезных исторических сюжетов. И оттенки его уже более сдержанные — красноватые, черные, серые. Прямо-таки колористическая драма.
Мастеров пейзажа снег, конечно, интересовал как факт природы вообще. И если художники использовали его цветовой колорит, то никто и не пытался разложить главного спутника русской зимы на составляющие — волшебной красоты снежинки. Если вдуматься, то изображение этих кружевных созданий можно увидеть разве что на новогодних открытках. Как, впрочем, и капли воды вы вряд ли найдете на полотнах старых мастеров. Пожалуй, из наших живописцев только опять же у Грабаря с его мельчайшими цветовыми мазками можно угадать игру света на каждой снежинке.
А вот снег — герой картины. “Грачи прилетели” Алексея Саврасова — еще один шедевр Третьяковки. Март, самое начало весны, грачи строят гнезда на деревьях. Саврасов вообще смотрел на мир по-иному, чем все остальные. Большинство людей видит его через вещи, как бы из окна. Художник же замечает в природе жизнь. На картине еще мертвы деревья, и птицам легко ломать ветки для гнезд. Еще холодная кора, но уже жизненные токи вот-вот поднимутся от земли, и как бы в ожидании этого березы всплеснули своими ветвями-руками. Если вдуматься, Саврасов написал пейзаж настроения, как природа выясняет отношения внутри самой себя. “Вы только посмотрите, — продолжают нас просвещать сотрудники галереи. — Березы радуются, а снег как будто насупился, нахлобучился, закрылся ледяной коркой-панцирем: “Не пущу!”. Почти как живое существо! А грачи его топчут, и вот уже в их следах ожидается таяние и скорая победа над снегом”.
В самом деле удивительно, но иногда на живописном полотне можно увидеть не просто статичную картинку, а целое кино с продолжением. Нужно только всмотреться.
Есть такое выражение: горячий снег. У знаменитого художника-баталиста Василия Верещагина он и горячий одновременно, и печальный, как саван. Полотно его картины “Шипка—Шейново. Скобелев под Шипкой” от края до края покрыто снегом — как будто белые горы, почти такого же цвета земля. Но белоснежным снег назвать опять нельзя. Потому что Верещагин никогда не писал победы, а только поражения. За что его тогдашние военачальники очень не любили. Большинство картин посвящено самым трагичным сюжетам русской-турецкой войны 1877—1878 годов. Верещагин, простой офицер самого младшего звания, видел не победные фанфары в окружении генералов, а боль, кровь и смерть. Художник почти все картины писал в мастерской под Парижем по памяти — его многочисленные эскизы не уцелели в пылу войны. И снег, почти белый, в его картине “Шипка—Шейново” — это мораль. Действительно напоминает саван, под которым должны скрыться ужасы баталий.
Увидели наши герои среди “снежных” шедевров и картину-подвиг. Когда на деньги, полученные от продажи полотна “Меншиков в Березове”, Василий Суриков очутился в Италии, он как раз задумывал свой шедевр — “Боярыня Морозова”. “Нужен родной, узнаваемый колорит”, — думал художник среди благословенной средиземноморской природы. А значит, нужна зима. И снег. На маленькой московской улочке с домиками и церквушками вперемежку он долгими часами писал рыхлый снег, заставлял возить туда-сюда дровни, чтобы передать фактуру заезженности, с глубокими следами полозьев и одновременно перемешанной сотнями людей снежной каши. Взбудораженность толпы передается и снегу — как, ту самую гордую боярыню, что проезжала здесь в богатых каретах, везут теперь на простых санях! Все персонажи картины были написаны непосредственно на снегу. Чтобы передать колорит расшитой одежды тех времен, которую Суриков брал напрокат в московских музеях. Но больше всех досталось юродивому — натурщику, его изображавшему, пришлось подолгу сидеть в лохмотьях и с голыми ногами прямо на снегу. Говорят, натурщика обильно поливали водкой и снаружи, и внутри — чтобы не простыл.
Долго еще любознательные ходоки за белым снегом бродили по Третьяковке. Раскладывали “по полочкам” шедевральный “Март” Левитана, ежились, глядя на морозного Кустодиева. А по дороге узнавали о снеге массу интересного. Например — что особо не любили художники изображать метель, пургу и вообще снегопад. Пожалуй, единственным таким любителем, прославившемся даже во Франции, был художник Николай Сверчков. Большинство его работ находятся, правда, не в Третьяковке, а в... Музее коневодства. Вот где зимнее раздолье! Снега, пурга, ямщики с тройками, потерявшиеся в зимнюю непогоду. Главный живописец русской зимы был к тому же сыном придворного конюха, и все его называли главным лошадником России.
И уж совсем не оказалось в экспозиции Третьяковки в Лаврушинском переулке новогодних сюжетов. Как будто раньше Новый год и не отмечали. Этим славились художники уже в сталинское время, в 40-е и 50-е годы XX века.
Апофеоз. Пришла Маша к злой-презлой мачехе и рассказала ей про свое неудачное путешествие. А злая мачеха взяла да и в честь Нового года ее простила. Маша же дала обещание поискать белый снег в музеях современного искусства. Но эта история уже следующего года.
Благодарим за помощь научных сотрудников Государственной Третьяковской галереи М.Валяеву и Л.Полозову.
