Главный редактор “Огонька” сказал, что некоторые его сотрудники очень возмущались моими заметками о растленном ТВ и необходимости моральной цензуры. Мол, хорошо бы устроить дискуссию.
Я приехал в “Огонек”.
Мне представили моего противника:
— Это Н. — наш замечательный талантливый автор.
Прежде я его никогда не видел и никогда не читал. Включили диктофон. Во вчерашнем номере “Огонька” текст дискуссии опубликован. Вот фрагменты этой беседы (Н. — это мой талантливый собеседник, зав. отделом “Огонька”, М. — это Минкин):
Н. — Прочел как-то раз гигантскую статью о необходимости цензуры и подумал: “Какую чушь Минкин написал! Может, он вообще с ума сошел? Во-первых, у Минкина старость, он весь седой. Второе: он отец-одиночка, тревога за ребенка наверняка сказалась”.
М. — На экране в кровати лежат муж и жена, он к ней потянулся, а она его отпихнула. Он отваливается на спину и говорит: “Пора покупать”. И сразу шубы возникают. Смысл: жена не дает мужу по любви, а за шубу даст. Это натуральное дерьмо. Ведь рекламируется не только товар, рекламируется стиль жизни, образ мыслей. Смешно, похабно, как угодно. Продавцу все равно. Лишь бы покупали... Правильно вы сказали, что я беспокоюсь за шестилетнего сына, хоть я и не отец-одиночка. А у вас есть ребенок?
Н. — Девять лет.
М. — И вас не смущает то, что он видит по телевизору?
Н. — Абсолютно не смущает. Более того, я ему всякие страшилки компьютерные покупаю, он стреляет и вопит: “Умри, сволочь! Еще один трупак!”
М. — А я считаю, что ребенок должен быть от этого максимально защищен.
Н. — Помните семью Лыковых? Жили в сосновом бору, ни вирусов, ни микробов. И как только столкнулись с миром, поумирали. Не боитесь, что то же самое психологически случится с вашим ребенком?
М. — Мир наш очень жестокий, циничный, опасный. Может, мне сына сразу в разбойничий притон отдать? Чтобы приспособился.
Н. — Чем позже он будет выброшен в мир, тем сильнее удар получит.
М. — Взрослые люди пьют водку. Стакан водки двухмесячному ребенку — на тот свет сразу. Вопрос в том, когда начинать. Чем позже начнет ребенок смотреть ТВ, тем лучше. Вот пример. По РТР начинается передача “Обратная сторона. Дети”. На экране возникает ведущий и говорит: “Прежде чем вы начнете смотреть, уберите от телевизора детей”. Потом затемнение, а потом маньяк плетью избивает голого связанного восьмилетнего мальчика. От слов “уберите детей” и до этого кадра проходит 14 секунд.
Н. — Этого достаточно. Можно переключиться на другую программу, выключить телевизор, утащить ребенка из комнаты.
М. — За 14 секунд и осознать предупреждение, и принять меры? Не все люди так послушны. А если взрослых нет дома? Если телевизор стоит в комнате ребенка? Если включили ящик через секунду после предупреждения? Это предупреждение лицемерно. За 14 секунд можно убрать грудного. Десятилетний начнет упираться. А пятнадцатилетний...
Н. — И не надо пятнадцатилетнего убирать.
М. — Я спросил психологов, которые занимаются судебной экспертизой убийц, насильников, маньяков: с какого возраста можно такое смотреть? Они ответили: “Ни с какого. Это никому не надо смотреть. Это психотравмирующие кадры”.
Н. — Они решают даже за взрослых?! А если я хочу это смотреть?
М. — Они не запрещают. Они говорят: не стоит. Это вредно для психики. Такие картинки застревают в голове. Этот кадр случайно прошел на телевидении Италии, три секунды показали из 40-минутной передачи. Уволили всех, кто отвечал за выпуск. А у нас это вышло в девять вечера на государственном канале. И дважды повторяли! Очень многие люди возмущены непристойностью, которая валится из телевизора. Если мы не добьемся введения нравственной цензуры, эту общественную потребность власть использует для введения цензуры политической. Это почти произошло. Президент почему-то наложил вето. Но никаких протестов в обществе не было по поводу того, что свободу слова пытаются ограничить.
Н. — Отношу это к диковатости населения. А почему вам так не нравится, когда на экране трахаются? Уж лучше, чем вышибают друг другу мозги. Кстати, вышибанием мозгов вся Америка завалена.
М. — Они пытаются это ограничить. Все чаще приходит школьник с ружьем и убивает десяток одноклассников. Потом выясняется, что он играл на компьютере и привык, что это все шутя...
Н. — Я думаю, что это гнилая отмазка у школьника. Дети с младенческого возраста отличают, где понарошку, а где не понарошку* . И почему вы все время отмечаете забрызганное, грязное, наркоманов, ублюдков? Нормальные дети в школах учатся, вовсе не наркоманы. Такие же, как были и 20, и 40 лет назад.
М. — Не было 20 лет назад такого количества наркоманов.
Н. — Они были, но на другом веществе сидели, на водке.
М. — Дети? На водке сидели?! Они тогда и клей не нюхали. Даже воздух стал грязнее.
Н. — Да, машин стало больше, потому что люди стали жить лучше.
М. — Если жить стало лучше, отчего же продолжительность жизни снизилась?
Н. — Крах империи, разрыв социальных связей и общественного устройства. Надо было менять и ломать себя. Это все сжигает нервы, и поэтому сократилась жизнь.
М. — Люди стали умирать более молодыми не потому, что психологически оказались не готовы, а потому, что физически не могут жить без зарплаты и без отопления.
Н. — Только один старик умер от холода. И вся пресса об этом трубит. Как они на самом деле живут, не знает никто. Мне рассказывал профессор: “Приезжаешь в город, вроде все живут на одну зарплату, бюджет нищий, а на выпускном балу ни у одной выпускницы нет платья дешевле 200 баксов”.
М. — Вы видите выпускниц в платьях по 200 долларов, но вы не видите других. Их уже вывезли как живой товар. Россия стала всемирным поставщиком живого товара и детского порно.
Н. — Радует, что хоть какие-то специалисты наши нужны. Хоть проститутки. Проститутки, ученые, нефтяники.
М. — Поехал буровик заработать, и поехала девочка 16-летняя трахаться за деньги. Разницу видите или нет?
Н. — Я считаю, что профессия проститутки ничем не хуже, чем профессия массажистки, медсестры, парикмахера, ученого.
М. — А дочки у вас нет?
Н. — Нет. Я так и знал, что вы спросите: “А если бы у вас была дочь, хотели бы вы, чтобы она стала проституткой?”
М. — У вас девятилетний сын. Если он станет проституткой для педерастов, вас это будет травмировать?
Н. — Меня будет травмировать и то, если он станет медбратом и будет возиться с дерьмом и кровью. Для меня и та, и другая профессия связана с человеческими страданиями, с грязью, с болью какой-то. Масса низовых профессий: медбрат — нищета, дворник, уборщица, слесарь на заводе или слесарь в ЖЭКе.
М. — Вернусь к наркотикам. Только в последней трети ХХ века возникла ситуация, которой раньше на планете не было. Дети стали смотреть телевизор от роду. В телевизоре очень яркие краски, очень резкие звуки, стремительные движения, безумные ракурсы. Потом ребенок вырастает, выходит на улицу — тускло. И вдруг оказывается, что есть способ вернуть миру яркую расцветку — понюхать или уколоться. Если бы наркотики захлестнули какую-нибудь нищую восточноазиатскую или африканскую страну, как их захлестывает СПИД! Но наркотики захлестнули богатую Америку, богатую Европу.
Н. — Что в распространении наркомании виновато телевидение — это гипотеза на уровне бульварной прессы. Наркотики в культуре цивилизации. Даже животные пожирают галлюциногенные грибы.
М. — Когда человечеству ставятся в пример животные не в плане любви к детенышу, а в плане пожирания дурманящих грибов — это класс.
Н. — Любовь к детенышу, страсть менять эмоции, любовь сексуальная, пожрать, лидировать в стае — это все у нас оттуда, из животного мира.
М. — Простите, а человек откуда произошел?
Н. — Это знает любой дурак биолог с первого курса. Официально заявляю — мы приматы. Приматы — это обезьяны. Вас это так развеселило; по-моему, вы в первый раз это слышите. Или в школе не проходили?
М. — Что такое обезьяна, мы думаем примерно одинаково. А вот что такое человек, мы с вами явно думаем по-разному.
Н. — Это один из видов приматов, который эволюционирует и добился очень многого. Он построил вот эту цивилизацию. Очень интересный эксперимент проводили ученые с обезьянами. Они им в клетку запускали пластиковые кружочки — красные, желтые, зеленые. На красный можно было купить три банана, на зеленый — один банан. Некоторые начали эти штуки копить: они их за щеку набивали. Кто-то отнимал, кто-то тут же спускал, раздаривал. Вот вся наша обезьянность, буквально во всем.
М. — Я понял. Все, что мы видим вокруг: машины, здания, цивилизацию, — это все построили приматы. А зачем этот примат, такой ловкий в добывании бананов и красных кружочков, строит церковь?
Н. — Церковь психологически — это клуб по интересам, а социально — офис, где происходит окучивание вот этих боговеров, которые приходят и денежки приносят.
М. — То есть Бога нет?
Н. — С этого надо было начинать. Бога нет. Я надеюсь, я не огорчил вас этим известием? Религии нет места в этом мире. Мир атеистов более сложный, у него нет единой точки отсчета и жесткой системы координат. Он плавающий, добро и зло в нем очень относительно.
М. — Не первый раз вы говорите замечательно правдиво. Для вас добро и зло относительно.
Н. — Конечно. В моем мире взрослые люди могут делать все, что им заблагорассудится, если они непосредственно не ущемляют ничьих интересов. Если я колюсь наркотиками — это мое дело. Мы живем в мире взрослых людей.
М. — Неправда. Мы живем в мире, где есть дети.
Н. — Оглянитесь, это мир взрослых и мир правшей. Конечно, тут есть левши, тут есть дети. Но детям не положено заниматься сексом, пить водку, водить автомобиль, голосовать. Дети — болванки и заготовки для производства взрослых.
М. — А 18-летнему имеете право предложить героин?
Н. — Хочу — предложу, хочу — нет.
М. — Я не спросил: будете ли вы это делать? Я спросил: имеете ли вы право?
Н. — Да, конечно. Я только предлагаю, а решает он сам.
М. — То, что вы его тем самым убиваете, — это ничего?
Н. — Он это знает. Я мог бы предложить ему стать альпинистом, и он разбился. Кто виноват?
М. — Предложить героин и предложить стать альпинистом...
Н. — Одно и то же. Отвечает за свой выбор он, а не я.
М. — А как насчет соблазнителя? Такое понятие существует у вас в голове?
Н. — Что-то тут религией запахло.
М. — Говоря молодой девушке: “Вот тебе тысяча рублей, снимай трусы”, — вы ее соблазняете деньгами.
Н. — Я назову это “взаимовыгодный обмен”. Я же никого не насилую, я предлагаю. В чем вопрос-то, я не понял?
М. — Ну что плохого, если вы ее соблазните в проституцию? Ведь проститутка такая же работа, как медсестра.
Н. — А чем хуже? Какая разница, чем она массаж делает: руками или п...й?
М. — От массажа руками детей не бывает.
Н. — При чем тут дети? У проституток не бывает детей.
М. — Разница еще в том, что работать надо руками, головой... А вот половыми органами не надо работать.
Н. — А почему?
М. — Потому что это органы пола, а не органы работы... Ваши приматы могли бы себе построить отличные пещеры и набить их бананами доверху. Но приматы никогда бы не создали церковь.
Н. — Я не могу понять: почему примат не создал бы церковь? Посмотрите, сколько вокруг церквей. Примату нужна иерархия. Бог — это вожак. Вожак стаи.
М. — Нет. Вожак стаи — он всегда в стае.
Н. — Кто, на ваш взгляд, более моральный: боговер или атеист? Я сею добро вокруг просто потому, что я так устроен.
М. — Вы сеете добро, спокойно допуская право предложить героин? Предложить 14-летней, поскольку закон не возражает, за деньги снять штаны. Таковы и вы, таков ваш взрослый человек. Просто на вас никакой управы нету.
Н. — Как это нет, а закон?
М. — А законы вы не исполняете.
Н. — Это уже сотый вопрос. Ваш мир — это мир запретов: здесь нельзя, здесь бог запретил. Мой мир — это мир свободных людей. Мир свободных индивидуальностей, без бога. Я с гордостью говорю: я — атеист. Я дурацким сказкам не подвержен. Мне смешно слушать, когда люди в XXI веке верят в ходячих мертвяков. Христос встал с креста, пошел куда-то там. Это же смешно. Голливуд.
* * *
38-летний Н. добровольно признался, что является приматом (обезьяной) и что человеческая речь произошла от китов, а “человеческая мораль” — тоже от животных.
Этот Н. регулярно печатается в респектабельном журнале, руководит отделом. Тираж еженедельника — 50 тысяч, то есть два с половиной миллиона в год. Каждый номер читают три-четыре человека — вот и считайте.
Не раз за время беседы я спрашивал: “Вы не шутите? Вы серьезно?” Он не шутил. Я напоминал: “Вы не забыли, что диктофон работает?” Он помнил. Когда он сказал, что его одинаково огорчит, станет его сын медбратом или проституткой для педерастов, — я специально спросил, согласен ли он, чтобы это было опубликовано? Он был согласен.
Прежде казалось, что те, кто так думает, тщательно скрывают свои мысли. Он не скрывал.
...Наш разговор при всей его хаотичности довольно скоро привел нас к Главному Вопросу. После чего спорить о деталях стало бессмысленно. Бессмысленно доказывать, что не только отсталые писатели XIX века, но и величайшие физики и биологи XX века, нобелевские лауреаты — верующие.
В редакции “Огонька” я заглянул в вышедшие номера и обнаружил, что именно Н. взял интервью у Павловского о религиозном воспитании.
Глеб Павловский — советчик президента! Преподавать ли религию в школе — вопрос серьезный, идейный, государственный. Вот Павловский и объясняет:
— Есть безверие, есть безножие, фаллодефицитность...
И — о церкви:
— Отделена — не значит запрещена. И отделена она не больше, чем бойлерная или АТС.
Н. ведет интервью решительно:
— Отделена школа — пусть попы там не появляются и не преподают свою эту... (это его многоточие, он не знает, как назвать “эту”. — А.М.).
Павловский, однако, понимает и отвечает:
— Может, им и в государственный магазин запрещено ходить тогда?
Фаллодефицитность, бойлерная, АТС, магазин — вот на каком уровне рассуждает о религии советчик президента. Вот какие ряды ребята выстраивают.
Я раскрыл другой номер “Огонька”. “Главная тема” — погром на Манеже во время чемпионата мира по футболу. Автор “Главной темы” — Н. Вот что он пишет:
“Когда впервые услышал про беспорядки в Москве, в голове у меня мелькнуло то, что мой отец — офицер в отставке — тут же не преминул в сердцах озвучить:
— Нельзя было, что ли, из автомата полоснуть?.. Разбежались бы тут же, кто не сдох.
Он знает, о чем говорит, как-никак почти 40 лет в армии... звуки выстрелов действуют на толпу отрезвляюще. Лучше действуют только трупы, появляющиеся после выстрелов. Тогда безмозглые скоты разбегаются по своим хрущобным квартирам с оборванными обоями и отцом-алкоголиком в растянутой голубой майке...”
Какая яркая картина! Трудно сказать: сочинил Н. хрущобу и майку или вспомнил. И какое родство душ — только успел Н. подумать, а его отец уже это сказал. Вопрос — стоит ли убивать подростков, даже если они ломают машины? — для Н. не существует.
“Нет, я не жалею, этих пьяных дебиловатых подростков. Я их ненавижу. Они, конечно, не виноваты в своем скотстве — но и крысы не виноваты в том, что они крысы. Почему их не расстреляли? ...этих малолетних ублюдков?
Патронов-то за годы советской власти наготовили миллиарды. В патронах-то нет недостатка”.
Только что Н. упрекал меня в излишне трагичном взгляде на мир, говорил о солнышке, о радостях жизни, говорил: “Я сею добро вокруг просто потому, что я так устроен”.
Теперь видно, как он устроен. Теперь понятно. Если чужие дети — крысы и ублюдки, то и о своем он говорит “болванка”. Недаром, говоря о ребенке, Н. употребляет выражение “выбросить в мир”.
Убежденный примат. За тысячи лет человечество не знает ни одного случая, чтобы от обезьяны произошло что-нибудь, кроме обезьяны. А от кошки — кошка, а от блошки — блошка. А болванка — от болвана.
Понятно, что мог делать папаша с болванкой. Понятно, какие картины в ней запечатлелись, какое добро в ней посеяли, и что она теперь сеет сама, приговаривая “солнышко оранжевое!”, “стрелять дебилов!”, “разбомбить звериный выводок”.
Люди считают, что бомбить нельзя, ибо там, “в норе”, могут быть дети. А сеятель добра зовет бомбить с чистой совестью, ибо там, “в норе”, болванки, заготовки.
Приматы в почете. И при деле.
Конвенция ООН о правах ребенка.
Статья 1: “Ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста”.
Статья 13: “Ребенок имеет право свободно искать, получать и передавать информацию... Осуществление этого права ограничивается необходимостью охраны здоровья или нравственности населения”.
Статья 17: “Государства-участники признают важную роль средств массовой информации... Поощряют разработку надлежащих принципов защиты ребенка от информации и материалов, наносящих вред”.
“НРАВСТВЕННОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО —
— психическая болезнь, при которой моральные представления теряют свою силу и перестают быть мотивом поведения. При нравственном помешательстве человек становится безразличным к добру и злу, не утрачивая, однако, способности теоретического, формального между ними различения...
Неизлечимо”.
* На самом деле дети и даже подростки не всегда различают. И если бы это утверждали только ученые-психологи — можно было бы сомневаться. Но вот как рассказывает о себе 18-летний парень по прозвищу Тень: “У меня уже мышление такое, компьютерное. Иду по метро, вижу какой-нибудь бортик, думаю: удобно было бы там с винтовкой сидеть и врага высматривать. Прежде чем перейти дорогу, всегда появляется мысль: надо сохраниться (нажать кнопочку, чтобы, если ошибешься — начать с этого места). Или с Иркой поссоримся, я иду домой, и первым делом мысль: блин, почему не сохранился?!” Однажды ему показалось, что в него какая-то тетка стреляет в вагоне метро, он начал уворачиваться от пуль... (“Детки в сетке”, “МК”, 30 июля 2002 г.).
