Все уже знают: русские сериалы бывают двух видов — бандитско-милицейские и исторические. Сначала их снимали исключительно в двух столицах нашей необъятной родины — Москве и Санкт-Петербурге. Потом продюсеры стали считать деньги и поняли, что есть места подешевле. Белоруссия, например. Но малы уже оказались просторы страны. Новый исторический многосерийник о русско-турецкой войне по роману Валентина Пикуля “Баязет” телеканал “Россия” снимает... в Сирии.
оначалу хотели было отправиться на натуру в спокойную вроде бы Кабардино-Балкарию. Но мир тесен: Северный Кавказ, Чечня, “уважаемые люди” самые разнообразные. Был еще вариант поехать на место батальных событий — в Турцию, но здесь воспротивились горячие турецкие парни, на дух не принимая пикулевской трактовки событий более чем 100-летней давности. Вот поэтому на горизонте и замаячила Сирия. Здесь свой счет к османским захватчикам, да и целехоньких старинных крепостей предостаточно. Продюсер Владилен Арсеньев сказал “поехали” и махнул рукой. Вслед за съемочной группой на Ближний Восток отправился и корреспондент “МК”.
Сюрпризы начались уже в самолете. Вхожу в довольно тесноватый лайнер Москва—Дамаск и стараюсь занять место согласно купленным билетам. Глядь, а в вожделенном кресле девушка. Так, ничего особенного. “А можно я здесь посижу, в окошко погляжу?” Это она мне. Ну вот еще! Мы не в троллейбусе, дорогая, так что извините. Мадам недовольно отправилась восвояси. Через пять минут после взлета ко мне подбегает представительница канала “Россия” с широко раскрытыми глазами: “Ты что, это же Ольга Будина!” Дурак! Не признал. Вот где аукнулась моя стойкая нелюбовь к сериалам. К тому же артистка была без грима. Все три часа полета меня мучила совесть. Когда мы под бурные и продолжительные аплодисменты приземлились, я покаялся: простите, мол, не признал-с. “Ой, да что вы в самом деле, лучше пойдемте, я вам помогу выбрать подарок в дьюти-фри”. Так состоялось знакомство с главной героиней будущего фильма.
На месте приземления нас встретил сериальный директор и тут же выпалил три местные заповеди для иностранцев: к женщинам не приставать, о политике с населением не говорить, слово “Израиль” вслух не произносить. Потом нас, просвещенных, посадили в микроавтобус и под ободряющие плакатные взгляды благополучно почившего в бозе президента Хафеза Асада и ныне правящего его венценосного сына отправили в гостиницу через всю страну на границу с Ливаном.
В отеле к нам с криком и шумом бросились незнакомые люди. “Это у них так принято гостей встречать”, — подумал я. Потом какой-то бородач залез на возвышение у входа и с воплем Кинг-Конга сделал сальто-мортале. Дикий народ, что поделаешь. “Здравствуйте, меня зовут Гоша”, — на чистейшем русском как ни в чем не бывало произнес лихач. Только этого не хватало. Оказался наш каскадер.
“Ну и как там погодка?” — этот вопрос еще в Москве мучил меня даже больше, чем сам факт прилета в страну, находящуюся в нескончаемом состоянии нелюбви с Землей обетованной. “Плюс пятнадцать, бери с собой все самое легкое”, — был ответ компетентных органов. В первое же сирийское утро, одевшись с поправкой на весенне-летний сезон, я вышел прогуляться. Минут через пять меня буквально сдуло жестоким северным горным ветром обратно в номер. Там же, в отеле, журналистов потащили к стоящему в холле телевизору и впервые на видео продемонстрировали уже отснятое. Звуковые помехи и рябь в картинке ничуть не смущали собравшийся у японского “ящика” руководящий состав сериала. Продюсер, директор и другие официальные лица гордо сидели с высоко поднятыми головами, любуясь на свое детище. Изредка на пресс-показ подбегали артисты, делали круглые глаза (неужели это я?) и со смущением отходили. Происходящее на экране выглядело очень мило и уж куда как политкорректно. Казаки на конях скакали, из ружья стреляли, самбо занимались. Актер Серебряков натурально плакал у крупа подбитой лошади. “Не бойтесь, она скоро вскочит”, — азартно раскрывало карты киноначальство. Ролик оборвался на том, как наши подъехали к Баязету, оттуда вышла мирная турецкая депутация и, как на блюдечке, преподнесла атаману заветный ключик. Но что-то недоброе таилось в этих хитрых восточных глазах. Конец. Продолжение предстояло увидеть уже непосредственно на природе.
Когда подкатили журналисты, “турки” вовсю осаждали крепость. По сюжету наши продержались здесь 24 дня без еды и воды. Штурм проводят по всем правилам батального искусства: лестницу приставляют к воротам, палят пушки (“Махмуд, поджигай!”), стреляют пешие, вот-вот из засады должна появиться конница. Но ограда не поддается, наши держатся. “Да вы не волнуйтесь, — успокаивает директор Юра, — это только репетиция. Их еще много будет. Пойдемте лучше внутрь”. Внутри наблюдается следующая картина. Два казачка берут под белые ручки местную девушку. Та кричит, вырывается. Оказалось — лазутчица. Обманула наивную охрану, влюбила в себя есаула (того самого Алексея Серебрякова). Но он молодец — ни капельки не поддался. Даже не согрешил с турчанкой. Проявил бдительность и вывел ее на чистую воду. Этот дубль повторяли раз пять. Русские актеры — с удовольствием, сирийка — уж очень старательно. Она оказалась местной достопримечательностью. “Это наша Алла Пугачева”, — причмокивали арабы.
Вообще русских артистов как таковых раз-два и обчелся. Вся массовка набрана из аборигенов. Причем сирийцы представляют не только воинствующую турецкую армию, но и самых что ни на есть сермяжных казачков. Все очень просто: деревня — налево, город — направо. Сельчане смотрятся как и тысячи лет назад, будто ничего не изменилось. Типичные лица кавказской национальности. Это, значит, турки. В “русские” берут сирийцев-студентов. Действительно, их фейсы — абсолютно европейские. Студенты — народ цивилизованный и играют скорее просто из любви к искусству. Ну а прижимистая деревня требует свой кэш. Кэш за день съемок составляет три доллара с головы. Хорошие деньги для до первобытности беднейших слоев населения. От добровольных актеров просто отбоя нет. Всем места под холодным азиатским солнцем не хватает. За возможность прикоснуться к синематографу да еще и заработать на съемочной площадке нередко происходят самые настоящие драки. Не хуже чем в кино.
Зимой в Сирии рано темнеет, часа в четыре. “Надо успеть”, — это режиссер Николай Стамбула отправляет народ на последний решительный бой. “Карфаген должен быть разрушен” именно сегодня. И так уже “съемочных” денег совсем не хватает. “Камера! Мотор! Поехали!” Смешались в кучу кони, люди. С этими арабскими скакунами у артистов и каскадеров просто сладу нет. Лошадки-то все необъезженные. “Пока с ними справишься, и помереть недолго”. Чуть не каждый уже успел выпасть из седла, и далеко не всегда народ успевает приземляться на мягкое место. Наконец последний штурм. Отступать некуда, позади темная-темная ночь. Гам, гиканье, некоторых “турок” даже “убивают”. Они, бедные, так и остаются мерзнуть около неприступной стены. “Быстрей, быстрей, еще один дубль успеем, — командует полководец Стамбула. — Убитые не встают. Лежать... вашу мать!” Пиротехник взрывает шашку. Дым, гром. “Ну еще немножко, браточки, — подгоняет режиссер вражьи силы. — Надо успеть”. В ход идет огромная дубина. “Эй, ухнем”. Есть. Взята крепость.
Танцуют все: и захватчики, и захваченные. “Все, последний раз я в этой дымовухе. Завтра в Москву”, — раздается радостный голос русского артиста. Счастливчик! Мы уезжали вместе с ним под заунывную “Ой, мороз, мороз, не морозь меня...”. Это оставшиеся в Сирии “казаки” тосковали о доме.
