Просторный офис экс-руководителя Польши обставлен по-спартански. Из мебели — большой письменный стол “господина президента” (именно так здесь принято обращаться к Леху Валенсе), на нем — компьютер и стопка свежих польских газет. Напротив еще один стол — для переговоров — и “мягкий уголок” из кожаного кресла и дивана. На стене в дальнем углу — католический крест.
“Дзень добжий!” — здоровается со мной по-польски невысокий коренастый мужчина. В щегольской кожаной жилетке, пестром галстуке и... домашних тапочках. Это и есть Лех Валенса.
Лех ВАЛЕНСА:“Может быть, меня в конце концов повесят. Но при таком раскладе лет через пятьдесят в каждом польском городе будет стоять мой памятник”.
Лех Валенса — экс-президент Польши и лауреат Нобелевской премии мира 1983 года. Считается, что он разбудил самосознание простых поляков, таких же работяг, как и он, — с Гданьской судоверфи имени Ленина, и устроил польскую революцию. Жители Гданьска еще помнят, как Валенса летом 1980 года вскарабкался на забор родной судоверфи и крикнул: “Долой коммунизм!” Говорят, что именно с этого поступка началась его карьера. В тот день рядом с ним были его соратники по профсоюзному движению, которое позднее получило название “Солидарность”, но на забор залез он.
Спустя 10 лет популярность “Солидарности” помогла ее лидеру — электрику Леху — стать первым президентом Польши. Правда, следующие президентские выборы Лех не потянул. Избиратели устали от простонародных шуточек своего руководителя, да и на революционные баррикады уже залезать не нужно было. Поэтому они и выбрали Александра Квасьневского, с его интеллигентными манерами и международными связями.
В 2005 году в Польше состоятся очередные президентские выборы. Квасьневский уйдет. Ему, по слухам, пророчат место генсека НАТО. А вот пенсионер Валенса недавно заявил, что готов вновь стать президентом. Правда, в Польше к этому отнеслись с иронией. Не потому, что здесь так не любят человека, по вине которого эта страна потеряла свою “социалистическую ориентацию”. Просто многие считают, что он свою миссию выполнил. Теперь он — лицо Польши.
Сам Валенса вполне справляется со своей “символической” ролью. Живет он в элитном районе вилл “Аливия”. Догадаться, какой из симпатичных домиков принадлежит “лицу Польши”, несложно. Его жилище спрятано за большим забором, обвитым колючей проволокой и мохнатыми еловыми ветками. То, что он охраняется, видно невооруженным глазом: в нескольких местах торчат камеры, а на углу — большая зеленая будка с полицейским.
Офис экс-президента находится прямо в “Зеленых воротах”, через которые в былые времена в город въезжали короли, — под самой крышей этого красивого сооружения. Сюда я и отправляюсь на встречу с Валенсой. В качестве подарка-сувенира беру с собой “продукт приграничного бизнеса” — бутылку русской водки в нарядной упаковке. “Вообще-то он уже не пьет, но ему будет приятно”, — говорит мне Василий Зуев, консул-советник российского консульства в Гданьске, который вызвался помочь с переводом, поскольку Лех Валенса не знает иностранных языков...
— А она настоящая? — спрашивает Валенса, разглядывая мой подарок.
— Да, господин президент, самая что ни на есть!
Мы устраиваемся в “мягком уголке”. Я с любопытством разглядываю Леха. “Пенсионный возраст” выдают только поседевшие волосы. А так и знаменитые усы на месте, и лукавый огонек в глазах.
“Признаюсь, мы сделали много ошибок...”
— Простите за нескромность, господин президент, но какие еще желания может испытывать человек, добившийся всего: славы, власти, благосостояния? Чем живет нынешний Лех Валенса?
— (Смеется.) Я и вправду так много видел и перепробовал, что сейчас предпочитаю спокойную жизнь. Подальше от людей и поближе к прелестям природы. Я не миллионер, все, что у меня было, я раздал, а себе оставил только минимум. Мне теперь мало что нужно. У нас в Польше есть такая поговорка о “трех радостях мужской жизни”: когда мужчина еще в соку, он может себе позволить курить, пить и... как бы это поприличней сказать... заниматься любовью. Так вот, я нынче могу себе позволить только... бриться.
— С кем-нибудь из России вы поддерживаете контакты?
— Почти ни с кем. Раньше я много общался с российскими коллегами, потому что я должен был это делать, работа обязывала. А сейчас я от всего этого свободен.
С симпатией отношусь к Михаилу Горбачеву. С ним, кстати, встречаюсь довольно часто. Думаю, что Горбачев — последний коммунист, которого я знал. И единственный, который до конца верил в коммунизм. Ему сейчас предъявляют претензии, что, дескать, он вызвал обвал и в России, и в Восточной Европе. Это не так. Он собирался как следует все сделать, но... не получилось. Его награждали за то, чего он не хотел делать. Увы, жизнь его ведет с точностью до наоборот.
— А ваши земляки оценили вклад Леха Валенсы в историю Польши?
— Кто-то должен быть всегда в чем-то виноват. Поэтому меня обвиняют во всех бедах, которые свалились на польское общество. Но я же все делал честно. Настолько, насколько я мог позволить себе это. В наших трансформациях и в революциях поучаствовали все. Я — тоже. Может быть, меня в конце концов за это повесят. Но при таком раскладе лет через пятьдесят в каждом польском городе будет стоять мой памятник. Я сделал и что-то хорошее. Что бы было, оставь мы все это коммунистическое наследство нашим детям и внукам? Наверняка им пришлось бы дороже платить, и крови было бы больше. Мы сделали то, что смогли, но счет довольно большой. Сейчас я думаю: можно ли было поступить более справедливо? И мы, и Россия должны были сделать этот шаг. Предыдущая коммунистическая система исчерпала себя. Нам нужно было выбрать лучшую систему, и мы выбрали капитализм. Правда, уже сейчас видно, что мы выбирали не тот капитализм, который сегодня мы имеем у себя.
“Речь идет о кризисе демократической системы”
— Вы проиграли Александру Квасьневскому на выборах в 1995 и 2000 годах, но недавно заявили, что опять будете баллотироваться в президенты. Зачем вам это?
— Интересно, что все обратили внимание на мое заявление, но вы первая спрашиваете, зачем. На предыдущих выборах главным было не мое участие, а те проблемы, которые я поднимал в ходе избирательной кампании. Основываясь на своем предыдущем опыте, я, вероятно, снова выдвину свою кандидатуру, чтобы обсудить эти проблемы. Они очень острые. Речь идет о кризисе демократической системы Польши и о реалиях истории нашей страны. Я отчасти являюсь автором этой истории и ее участником, поэтому не хочу, чтобы в нее вносились какие-то ложные факты. Конечно, я бы хотел победить на выборах. Но огласка проблем и их обсуждение мне более важны, чем моя личная победа.
— Польша вступает в ЕС и при этом многое теряет. Нужно ли это Польше?
— ЕС — это прежде всего экономическое расширение территорий Единой Европы. И этот процесс не остановить. Наверняка уже завтра общие интересы Европы и Москвы предопределят новые шаги на Восток. Посмотрите на территорию ЕС и территорию России, и вы со мной согласитесь.
— Почему вы так тяготеете к Западу?
— Да, мы больше смотрим на Запад. Если бы на Востоке с экономикой было все в порядке, то мы бы сначала посмотрели на Восток, а потом на Запад. Вступая в ЕС, мы, безусловно, многое теряем, но у нас нет выбора. Нам остается только надеяться, что Россия придет к такому же пониманию вещей, и мы будем сотрудничать. Конечно, можно политизировать на эту тему до бесконечности, но политика в данном вопросе играет второстепенную роль.
— Получается, что это брак по расчету?
— К сожалению, Запад слишком циничен в своих действиях. Он на всем старается заработать, в том числе и на присоединении новых стран к ЕС. Нам с самого начала надо было сохранить единство посткоммунистических стран и требовать равноправия. Но нас разделили, и в результате мы получили то, что получили, — довольно слабые привилегии и неравные условия с другими членами ЕС. Но выбора нет, одни мы тоже не можем остаться.
— Введение виз для россиян с 1 июля 2003 года — это один из обязательных пунктов “брачного контракта” Варшавы с Брюсселем?
— Это требование Запада, к сожалению. Они пытаются справиться с формированием новой Европы посредством вот такого ограничения. Россия — больше всех стран ЕС вместе взятых, и Запад не готов проглотить такую величину. У Запада — страх перед масштабами российских проблем, перед решением этих проблем. Сам факт введения виз — это плохо. Но лучшего мы пока не можем предложить. Думаю, что потом ЕС сделает возможным и более упрощенное передвижение россиян по территории Европы.
— Ну, это далекое будущее. Мы же говорим о том, что произойдет уже через несколько месяцев, когда Россия в ответ возьмет и введет визы для поляков...
— Я думаю, что это не лучшее решение вопроса. Нас вынуждают ввести визы. Но вас-то никто не вынуждает. Я могу это понять с точки зрения политических амбиций. Но на этом ответном решении потеряет и Запад, и вы, и мы. Надо отложить политические амбиции в стороночку и подумать об экономической выгоде. Они имеют права бояться Россию, а вам чего их бояться?..
“Как нам жить дальше, чтобы Запад на нас не зарабатывал?”
— На днях вы вернулись из Южной Кореи, теперь вот опять собираетесь в дорогу. Где вы еще побывали?
— Да проще сказать, в каких странах я еще не был. А, вспомнил! Я еще не был в Австралии, но у меня уже лежит оттуда приглашение. Не был в Северной Корее, на Кубе. Но туда меня не зовут. Я езжу с лекциями. Рассказываю политикам, профсоюзным деятелям и студентам о глобализации, о современных экономических и политических системах.
— И о кризисе демократии — вы ведь так выразились?
— Да, вот выступал перед американскими студентами и спрашиваю: “Я слышал, что у вас есть демократия?” Они мне кричат радостно так: “Да!” Я продолжаю: “И что, каждый может стать президентом?” Они опять шумно соглашаются. “Но ведь тот, кто начинает борьбу за президентское кресло, должен иметь 100 миллионов долларов. Каждый из вас имеет такие деньги?” Они сразу замолкают, а я им: “Значит, никто из вас не может стать президентом. Какая же это демократия?”
Или я у них спрашиваю: “Ну что, хотите немного пострелять в Ираке?” Они: “Да”. Тогда я говорю: “А кто вам дал такое право? Сегодня вы выглядите как полицейский, который стоит на перекрестке. Если полицейский поступает правильно, то ему почет, а если — нет, то его забросают камнями. Еще немного, и в вас весь мир начнет камнями кидаться. Поэтому прежде, чем что-то делать, надо хорошо подумать, и у меня есть одно предложение”.
— Почему вы не читаете свои лекции российским студентам?
— Так вы не приглашаете...
— У вас, наверное, такие гонорары, что ни один российский вуз не в состоянии позволить себе вас пригласить?
— Да я к вам бесплатно приеду. Просто так. Я был в России в 2000 году на съезде юристов, был у Игоря Иванова, но вот со студентами вашими не встречался.
— Господин президент, у вас сейчас есть возможность прочитать небольшую лекцию читателям “МК”.
— Хорошо! Слушайте. Нравится вам или не нравится Польша, но мы обречены жить друг с другом. И давайте решим вместе, как нам жить дальше, чтобы Запад на нас не зарабатывал. Он уже нажился на Октябрьской революции, на войне и на падении коммунизма. Как долго еще мы будем давать Западу повод богатеть на нас с вами?
“Я скорее муж бабушки, но не дедушка”
— В России о вас почти ничего не слышно. Только слухи гуляют, и самый невероятный из них: Лех Валенса почти ничего не ест. С чего бы это?
— Вообще-то всем моим питанием заведует жена. Я сейчас не самым лучшим образом себя чувствую. К сожалению, все больше приходится прибегать к помощи лекарств. Каждый следующий доктор приписывает к списку предыдущего новые медикаменты. И от этого мне все хуже и хуже. Таблеток становится больше, здоровья — меньше. Была у меня попытка отказаться от мяса и жиров и перейти только на овощи. Не помогло. Теперь я пробую диету Квасьневского.
— Это что, фирменная диета нынешнего президента Польши?
— Не президента, а другого пана — доктора Квасьневского. Она очень простая: в день в рационе должно быть 60—70 граммов белка, 120 граммов жира и 50 — углеводов. Недавно я был в санатории, где лечат таким питанием, и уже через три дня мне стало легче. Но вскоре опять начались проблемы. Что говорить! Знаете, после 60 лет человеку уже приходится туго...
— Так вам же еще нет 60?!
— Ну да. Мне 59 лет, но я уже пытаюсь что-нибудь с собой сотворить. Ведь я еще хочу поносить свое тело. Моя жена мне с этим помогает. Чтобы следить за моей диетой, она иногда ездит со мной в дальние командировки.
— А я слышала, что вы еще и рыбалкой увлекаетесь, правда — по ТВ?
— Да, ловим рыбу — из консервной банки (смеется). Это новая программа на гданьском ТВ-канале. Я согласился на это дело, потому что люблю эксперименты. Сначала мы задумывали программу как рыбалку с Лехом Валенсой, но потом сделали ее просто в виде беседы на моей даче. В кадре — ведущий и я. Мы говорим с ним на разные темы. Уже состоялось несколько таких передач, и я надеюсь, что зрители пришлют мне какие-то новые идеи. Ведь после моей революции прошло целых 20 лет. Выросло новое поколение, и я не знаю, чего они хотят сегодня.
— Так, может, вам посоветоваться со своими детьми?
— Я и советуюсь. Вот одного из моих восьми детей вы видите здесь. Ярослав учился в Штатах, а теперь работает у меня в офисе. (Сыном Валенсы оказался молодой человек, который во время нашего интервью скромно сидел за столом переговоров. — Прим. авт.)
— Остальные чем занимаются?
— Старший сын трудится в системе госбезопасности Польши. Другой — занимается компьютерами на предприятии, которое разрабатывает новые программы. Третий — служит в погранвойсках, четвертый — это Ярослав. Старшая дочь окончила балетное училище, но сейчас воспитывает ребенка. Две другие дочери — студентки вуза. А самая младшая учится на третьем курсе техникума. Жена, как вы уже знаете, домохозяйка. Вот так выглядит моя семья.
— Вы часто собираетесь такой большой компанией?
— Мы сейчас собираемся редко. Нас проще всех вместе на фотографии увидеть.
— Вы хороший дедушка?
— Я скорее муж бабушки, но не дедушка. Дедушкой я себя не считаю, хотя у меня уже восемь внуков.
— Когда я пришла к вам, вы работали за компьютером. Легко справляетесь с этой техникой?
— Честно говоря, я думал, что никогда и близко не подойду к компьютеру. Некогда было учиться. Все время уходило на политику. Но тут сотрудники моего института, который находится в Варшаве (Институт Леха Валенсы. — Прим. авт.), подарили мне этот компьютер. Я походил вокруг него и заинтересовался. Да так, что теперь меня даже дома не оторвать от компьютера.
— Как ваша супруга относится к этому увлечению?
— А я уже жену заменил на компьютер (смеется). Мирослава, конечно, предъявляет мне претензии. И правильно делает. Ведь я иногда больше времени провожу с этой машиной, чем с собственной женой. Сижу в Интернете. Смотрю разные вещи, новости читаю. Я, к сожалению, не знаю иностранных языков, поэтому мне сложно. Вот все жду, когда кто-нибудь придумает для таких, как я, удобный компьютерный переводчик.
— Вы ведь пенсионер. Сколько вам государство платит?
— Я получаю президентскую пенсию — две с половиной тысячи злотых (это около $650. — Прим. авт.). Я считаю, что как отставному президенту мне платят мало, но как рабочему на пенсии — вполне нормально.
