Очень приятно — царь!

“Актер невероятных, безграничных возможностей”, — когда на сцене Театра им. Вахтангова появился молодой Юрий Яковлев, о нем почти сразу заговорили в превосходной степени. Рубен Симонов считал, что Яковлев может играть все — от трагедии до водевиля. Иван Пырьев, оценив его актерский дар и природное благородство, предложил роль князя Мышкина в “Идиоте”. Ее одной было бы достаточно, чтобы войти в анналы русской классики.

Но неблагодарные современники чаще вспоминают другие роли. Когда Юрий Яковлев арбатскими переулками идет из дома на службу, наверняка он слышит одно и то же: “О, тепленькая пошла!”, или “Лепота!”, или “Марфа Васильевна я”. Раздражает ли это? Не знаю. Природное благородство все равно не позволит народному любимцу обидеть своих поклонников. Даже если они чересчур надоедливы.

В конце апреля у Юрия Васильевича юбилей, 75 лет. Актер готовится к нему заранее — репетирует новую роль в чеховской “Чайке” в родном Театре им. Вахтангова. И один вопрос его тревожит по-настоящему: какие люди придут с Арбата в зрительный зал. Он опасается, что зритель нынче уже не тот.


Я, разумеется, возражаю:

— Наверняка есть ценители, которые приходят в театр специально на актера Юрия Яковлева.

— Большинство даже не знает, кто такой Юрий Яковлев!

— Ну конечно! Нет человека, который не видел бы “Иронию судьбы...”

— Это да. Разве что по двум-трем старым фильмам меня и помнят: “Иван Васильевич”, “Гусарская баллада”, “Ирония судьбы”. Все!

— Похоже, поклонники Ипполита вас сильно доставали!

— Доставали. И каждый второй спрашивал: “А вы правда в шубе мылись в ванне?” 2 января нельзя было спокойно пройти пешком по Арбату. Иногда я шел мимо окликавших меня прохожих, делая вид, что ничего не слышу. А чаще всего ехал до театра на машине, хотя туда идти 5 минут. Конечно, когда картину крутят столько лет подряд — это перебор. И это беда нашего кинематографа: ведь до сих пор никто не смог снять ничего эквивалентного.

— Боюсь вызвать раздражение, но ваш монолог под душем действительно вошел в историю отечественного кино. Такой сцене мог бы позавидовать любой из героев фильма.

— Между прочим, справедливость была восстановлена всего 5 лет назад на моем 70-летии. Меня вышла поздравлять делегация от МХАТа: Ефремов, Мягков, все в парадных костюмах. Андрей держал в руках то ли бидон, то ли ведро. И зачитал письмо одной зрительницы: “Как могла молодая женщина, пусть полька, Юрию Яковлеву, интеллигенту, интеллектуалу, красавцу, чеховеду, предпочесть пьяного замухрышку? И как Рязанову пришло в голову засунуть Яковлева в одежде под душ?” Закончив цитату, Мягков поднял бидон и окатил себя водой с головы до ног. И добавил: вот теперь никому не обидно. Это был класс, публика пришла в восторг.

— Скажите, а как вы, интеллигент и любитель Чехова, относитесь к похабным анекдотам про поручика Ржевского?

— Если про моего героя ходят анекдоты — уже хорошо. Значит, поручик Ржевский популярен в народе. Вон про Петьку и Чапаева и не такие анекдоты ходят. Это — народное признание.

— Вы — актер потрясающего везения. В самом начале карьеры получить такие роли, как князь Мышкин или тот же Ржевский, — все равно что выиграть миллион в государственном займе.

— Я действительно произвожу впечатление счастливого, удобного человека, у которого все всегда складывалось благополучно. Пожаловаться не могу, судьба была ко мне благосклонна. Но с одной оговоркой: я сыграл гораздо меньше, чем хотел и мог бы сыграть.

— Кто помешал?

— Актеры — народ зависимый. Несмотря на довольно приличное положение, которое я имел при Рубене Николаевиче Симонове, наш репертуар во многом зависел от того, что спустят сверху. А отказываться от ролей у нас в театре было не принято. В редчайших случаях кто-то осмеливался перечить Рубену Николаевичу.

— А вы никогда не пытались роптать?

— Был момент, когда я не отказывался, а просил у него другую роль в той же пьесе. Он хотел поставить “Живой труп”. Протасова играл Гриценко, которого Симонов очень любил. А мне достался Каренин — роль, скучнее которой придумать нельзя. И как раз перед началом репетиций мы с Симоновым случайно встретились в самолете: я возвращался из Парижа со съемок, а он с театрального фестиваля в Авиньоне. Разумеется, нас в первом классе угощали напитками, мы немножко выпили... Я человек стеснительный, у меня принцип: никогда ничего не проси, прямо по Булгакову. (Правда, я согласен только с первой частью его фразы, со второй — нет. Никто не придет и ничего тебе не предложит.) А в тот раз я попросил: “Я бы хотел по возможности сыграть характерную роль”. Я ведь был принят в театр как характерно-комедийный актер. Мне очень нравилась эпизодическая роль доморощенного философа Александрова. У него всего одна сцена, но зато какая! Выслушав мою просьбу, Рубен Николаевич заявил: “Юрий Васильевич, у нас в театре дворян да интеллигентов играть некому”. Я стал называть ему актеров, перебрал половину мужского состава. Он говорит: “Никто не годится. Они не дворяне”. И все, поставил точку. Мы выпили по последней рюмочке и вышли из самолета. Почему-то в театре считается, что я дворянского происхождения, хотя это совсем не так.

— Тогда откуда ваши манеры, постановка речи, осанка?

— Катюш, наверное, от природы. Ни мои родители, ни я специально ничего ради этого не делали... Да и невозможно таким вещам научиться. Они врожденные, от Бога.

— Тем сильнее я удивилась, узнав, что когда-то вы работали автослесарем.

— Да. В машинах до сих пор разбираюсь неплохо. Во время войны два года проработал механиком в гараже. Тогда же и водить научился. Уже позже, когда я снялся в “Идиоте”, у меня появилась, что называется, мечта идиота — купить машину. Я напружинился и приобрел “Москвич-402”. Тогда ведь ре-е-едко кто имел машину. В нашем театре всего три человека: Рубен Николаевич Симонов и еще два актера: Надир Малишевский и Иван Мочалов.

— После фильма “Идиот” имя Яковлева узнала вся страна. А ведь когда-то во ВГИКе вас признали некиногеничным. Позже судьба не сводила с теми, кто вынес вам такой приговор?

— Нет. Тот курс набирал Герасимов и Макарова, и я с тех пор с ними не встречался. И не снимался у них ни разу.

— Как они умудрились так ошибиться?

— Что вы, Катя! Педагоги очень часто ошибаются на экзаменах. Когда я провалился во ВГИК, мне подсказали, что театральное училище имени Щукина еще принимает документы. Я подал туда заявление. Сначала мне отказали, но я был просто маньяком! Твердо решил, что театр — мое призвание. Очевидно, мне был знак свыше. В итоге меня приняли. На первом курсе я получил “двойку” по актерскому мастерству, на втором — “тройку”.

— Почему вас сразу не выгнали?

— За меня вступилась Цецилия Львовна Мансурова, которая вела наш курс. А Владимир Иванович Москвин, гениальный педагог, сын знаменитого Ивана Москвина, однажды довел меня до слез. У него был такой метод преподавания. Он все нутро вытаскивал из человека, которого учил. Поднимал студентов, на которых все уже махнули рукой. Так же и меня вытащил, и я получил диплом с отличием.

— Что он сделал, чтоб вас до слез довести?

— В отрывке “На дне” я играл Барона. И по роли должен был заплакать, но никак не мог. И тогда Москвин так меня отматерил! Он вообще никогда не стеснялся в выражениях, а тут постарался оскорбить по-настоящему. Я даже убежал с репетиции. Он выждал паузу: “Ну, выревелся, мать твою? Иди, работай”. Вот такой метод.

— Жестокий метод. А правда, что вступительный экзамен в “Щуку” у вас принимал Владимир Этуш, и вердикт его был безжалостен: “Идите, молодой человек, вас ждут заводы!”

— Вранье! Эту фразу сказала Серафима Германовна Бирман одному из своих абитуриентов. А Этуш беседовал со мной на предварительной консультации, он тогда еще не был педагогом. Он ведь всего на пять лет старше меня. Владимир Абрамович отшил меня проще: “Я не советую вам подавать документы в театральное училище. По-моему, вам стоит подумать о другой профессии”.

— Позже никогда не хотелось на нем отыграться?

— А я отыгрался. Правда, в качестве шутки. Однажды на худсовете встал вопрос о том, чтоб повысить Этуша в категории. Его, как члена худсовета, попросили выйти, чтобы обсудить его кандидатуру. Разумеется, все голосовали “за” — ну кто будет против повышения зарплаты? А я сказал “воздержусь”. Все опешили: почему? Я говорю — у меня свои соображения. Конечно, зарплату ему повысили, все прошло благополучно. Потом меня стали пытать: ну все-таки почему? И я заявил: “А он не хотел принимать меня в училище!”

— Вы упомянули про знак свыше. Что это был за знак?

—Такие вещи, Катя, объяснить нельзя, потому что знак свыше — категория божественная и одновременно мистическая. А может, это знак сатаны, я не знаю. Вон Боярский в беседе с Максимовым сказал, что наша профессия — дьявольская, греховная. Я думаю об этом, когда смотрю ненавистные мне передачи. Я очень не люблю эстрадников, всю компанию во главе с Петросяном, и “Аншлаг”, и идиотское “Шоу Степаненко” — такая пошлость, на мой взгляд. Но во время представления часто показывают зрителей. Я просто в шоке! Они падают со стульев от смеха! Что произошло с людьми, если они так реагируют на пошлятину? Объясните мне, я уже старый, а вы молодая девушка? А в драматических театрах неполные залы за редким исключением. Молодые актеры бегут в антрепризу. Их можно понять, они хотят заработать. Ведь я тоже не живу на зарплату. Мне, народному артисту СССР Юрию Яковлеву, который сыграл более 60 ролей в театре, около 70 ролей в кино, приходится крутиться! Хотя, по идее, снявшись в трех таких картинах, как “Иван Васильевич...”, “Гусарская баллада”, “Анна Каренина”, я мог бы жить безбедно.

— Почему вы не снимаетесь в рекламе?

— Не могу. Несмотря на то что вижу и Куравлева, и Джигарханяна. Все это довольно безвкусно, но они снимаются. Не стесняются... Меня очень подкосила одна давняя история. Тогда все Ленинградское шоссе, весь центр Москвы был увешан плакатами: Юрий Васильевич Яковлев в гриме Ивана Грозного рекламирует водку. Меня никто ни о чем не спросил, не предупредил, просто взяли и повесили. Коллеги в театре подтрунивали: “Совсем у тебя денег нет, что ли?” И я подал в суд. Я считаю, что имею право защищать свою честь и достоинство. Обратился к известному адвокату Анатолию Кучерене, суд был выигран, присудили мне “огромную” сумму — аж 10 тысяч рублей. Прошло уже года 4, а я их так и не получил.

— Вы так долго играли “Три возраста Казановы”. О вас можно сказать, что вы — Казанова?

— Наверное, все-таки нет. Во-первых, никогда не было такого количества женщин. Я женщинами всегда увлекался, не скрою. Но не до такой степени, чтоб можно было считать себя Казановой.

— Однако я слышала, что в молодости вы угодили в любовный треугольник, и ваши старшие дети родились практически одновременно.

— Моя старшая дочь Алена и сын Алеша действительно родились в одном году. Но я бы предпочел не касаться этой темы.

— Кто в том треугольнике был пострадавшим, а кто виноватым?

— Конечно, жены. Они обе — пострадавшие. Но с тех пор прошло уже 40 лет.

(Первая жена Юрия Яковлева — медик, Кира Мачульская, мама Алены Яковлевой. Во втором браке с Екатериной Райкиной, дочерью Аркадия Райкина, у Яковлева родился сын Алексей. — Авт.)

— В семью Аркадия Райкина вы вошли желанным зятем?

— Аркадия Исааковича целиком и полностью поглощала его работа. Он был настолько далек от личной жизни детей, что для него было не принципиально, за кого выйдет замуж Катя, на ком женится Костя. Но у нас с ним сложились хорошие отношения, мы сразу подружились. Он высоко ценил меня как актера. А я вообще перед ним преклонялся.

— Он давал вам профессиональные советы?

— Моя лучшая роль в театре, моя любимая комедийная роль — Панталоне в “Принцессе Турандот”. И за нее я должен быть благодарен Аркадию Исааковичу.

Когда Симонов восстанавливал этот знаменитый спектакль Вахтангова, мы, четыре маски, первое время репетировали самостоятельно. Приглашали Паперного, Григория Горина, Аркадия Арканова, все они писали нам текст. Но что-то не клеилось, получалось не смешно. Тогда Симонов предложил позвать Райкина. Аркадий Исаакович посмотрел и спросил меня (мы были уже в родственных отношениях): “Юра, сколько лет вашему Панталоне?” — “Он родился в XVI веке, значит, ему лет 400”. — “Правильно, он глубокий старик. Он не может говорить так четко и ясно, как вы. Он половину букв не выговаривает. Вот почитайте мне какой-нибудь текст так, чтобы я как минимум половины слов не понял”. А у меня в кармане лежала газета “Правда”. Как сейчас помню название передовой статьи: “За единую чистоту литературы и искусства”. И я начал читать шепеляво, проглатывая слова. Все вокруг захохотали, он сам засмеялся: “Вот что вам нужно!”. Получилось действительно смешно. Все! Роль была готова с одной подсказки гениального человека. Я купался в ней, как в теплой ванне. У меня крылышки выросли.

— В одном из интервью Екатерина Райкина призналась: “Папа очень хорошо относился к Юре, но некоторые моменты его тревожили”.

— Ему не нравилось то, как я снимал профессиональный стресс, усталость. У меня ведь были тяжелейшие роли. Например, спектакль “Господа Глембаи” югославского режиссера Мирослава Беловича. Я был на грани сумасшествия! Он заставил меня играть на высочайшей ноте. Он вытащил из меня неврастеника. Если бы в тот момент мне измерили давление, то моментально увезли бы на “скорой”. Был мощнейший накал страстей. Один мой старый приятель, посидев в зрительном зале, спросил: “Юрка, а у вас “Скорая помощь” дежурит? Ты же абсолютно сумасшедший на сцене. Тебя надо увозить в больницу”. А я прихожу в гримуборную, снимаю грим, переодеваюсь, иду пешком до дома, делаю лишний круг, чтоб подышать свежим воздухом. Но стрессовое состояние не оставляет. Дома я прошу, чтоб меня никто не беспокоил, отключаю телефон, ложусь на диван, берусь за книгу или смотрю телевизор. И проигрываю про себя весь спектакль от начала до конца! Я в хорошей форме, в здравом уме, но я не могу прийти в себя. Тогда я достаю бутылочку, наливаю в чай коньячку и тут же прихожу в норму. Выхожу из кабинета, могу говорить по телефону, беседовать... Иногда я выпивал чуть больше. Это может тревожить, правильно?

— По русским стандартам не может. Я понимаю, когда люди на две недели в запой уходят.

— В запой — нет. Об этом не могло быть и речи. Но сам Райкин никакого допинга, никакого ухода от стресса никогда не признавал. Он просто отключался. Закрывался в кабинете наедине с собой и занимался аутотренингом. И через несколько часов выходил к столу, принимал участие в беседе. У него были свои секреты отключения. А у меня — свои. Но они его беспокоили.

— Я прочла, что Ирина Леонидовна, третья супруга, примирила вас со старшими детьми и бывшими женами.

— Она никого не мирила. Просто она хозяйка дома, в котором всем уютно и спокойно. И для всех открыта дверь. Проблем с детьми у меня никогда и не было: два сына, одна дочь. Алена и Алеша росли не со мной. А Антон, младший сын, и сейчас живет в соседней квартире. И все праздники мы отмечали вместе. Они все втроем собираются на дне рождения и у меня, и у жены.

— Правда, что брат с сестрой познакомились довольно необычно?

— Да. Алеша поступал в театральное училище имени Щукина, а на втором курсе уже училась Алена. Ребята его спросили: “Ну как тебе девочки-студентки?” А он в меня пошел — не пропустит ни одно красивое личико, ни одни хорошенькие ножки. Он и говорит: “На втором курсе есть просто классная девочка, Аленой зовут”. Друзья только у виска покрутили: “Дурак, это ж твоя сестра”. Сейчас они дружат все трое. Антошка с Алешкой часто ходят друг к другу в гости. С Аленкой мы видимся гораздо реже. Она трудоголик, очень занята в театре. (Алена Яковлева — актриса Театра сатиры. — Авт.) Плюс у нее три антрепризы. И еще дочка на руках, Машенька.

— Вы много времени посвящаете внукам?

— Маша к нам приходит только в гости, мы ее воспитанием не занимаемся. Хотя когда она была совсем маленькая, я часто забирал ее из садика. И отвозил в садик. Внучок Петя, сын Антона, еще ни разу у нас дома не был, мы сами к нему ездим.

— Помню вашу сцену с Ириной Муравьевой в фильме “Карнавал”. В жизни было такое, чтоб дети обращались к вам за помощью, а вы не могли им помочь?

— Нет. Во-первых, дети никогда не обращались ко мне за помощью. А во-вторых, если бы обратились, я бы всегда помог. Но чем можно помочь? Только советом, дружеским участием.

— Вы сами просили у своих родителей совета?

— Нет. Я стеснялся, я делал вид, что мне самому все ясно. Хотя ясно было далеко не все. Но я привык с детства жить самостоятельно, до всего доходил сам и все решения принимал сам. Даже когда решил жениться, заранее ничего не сказал родителям. Просто поставил их перед фактом. Отец потом год со мной не разговаривал. Он человек старых традиций, он считал, что если не благословение получить, то хотя бы советоваться я должен был. И страшно на меня обиделся.

— С Ириной Леонидовной вы вместе почти 40 лет. Вам удалось раскрыть секрет постоянства?

— Во-первых, это опыт. И в основном — мой опыт. Впрочем, вторая женитьба мне ничего нового не дала. Просто с возрастом я понял, что на некоторые вещи нужно сознательно закрывать глаза. Наступить себе на горло, проглотить, стерпеть. И через какое-то время все проходит.

— Вы родились весной, а она вот-вот нагрянет. Что сейчас вам поднимает настроение, что радует?

— Дома радует хорошее самочувствие супруги. Я это не ради красного словца говорю, поверьте. Еще радуют успехи детей, особенно Антошки. Раньше он вел себя как скорпион: доканывал, жалил сам себя, не знал, чем заняться. Он закончил театральное училище, работал в театре, там ему ничего не светило. Это его угнетало. Он перестал есть, превратился в сгусток нервов, с ним тяжело было разговаривать. А сейчас вроде обрел себя, определился. Закончил режиссерские курсы, начал снимать кино, написал замечательный сценарий. Для меня это очень важно.

— А роль, которую вы сейчас репетируете в театре?

— Это тоже очень важная штука. Я ведь несколько лет вообще ничего не делал. И приучил себя к мысли, что, в общем, и не надо. Но от ничегонеделания было ощущение, что внутри тебя ничего не происходит, ты застыл на месте. Сначала было спокойно, а потом стало раздражать. Ну что же? Я не старый человек как будто бы, я ничем серьезным не болею. Жить однообразно — скучно. А тут мне посоветовали посмотреть любопытный спектакль “Месяц в деревне”, который поставил наш молодой актер Паша Сафонов. Я посмотрел — понравилось. Потом позвонил Миша Ульянов: “Знаешь, Паша хочет поставить “Чайку” на малой сцене. Я решил — пусть попробует”. Я удивился: “Почему “Чайку”? Она ведь никогда ни у кого не получалась?” — “Ему уж очень хочется. Но он мечтает, чтобы ты у него порепетировал. Что скажешь?” Я согласился и не жалею. Ну хоть чем-то займусь, похожу на репетиции. Еще немножко поплаваю, побуду там чуть-чуть. Вспомню, что такое сцена. Что такое роль учить. Может, еще не поздно... Мне еще 75, а вдруг Чайка и полетит...


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру