“С крыши звезды видны гораздо лучше, чем из окон квартир, и просто удивительно, почему люди не хотят жить на крыше”. В отличие от Карлсона.
В 1968 году этот “мужчина в расцвете сил” поселился на крыше Театра сатиры, чтобы по выходным появляться на сцене и вызывать восторг детей и умиление взрослых. С тех пор он даже не подумал менять место своей дислокации и живет там уже 35 лет. Завтра театр в 2000-й раз сыграет спектакль “Малыш и Карлсон, который живет на крыше” по книге Астрид Линдгрен. В этот день будет выставлен сильнейший актерский состав — состав старожилов. В роли лучшего в мире друга и укротителя домомучительниц — естественно, Спартак Мишулин, а в роли Малыша — ясное дело, Тамара Мурина.
Началось все с того, что постановщик спектакля Маргарита Микаэлян подвела своего восьмилетнего сына Сашу к книжной полке и спросила: “Что ты хочешь, чтобы я поставила в театре?” Он тут же ответил: “Винни-Пуха”. Мама-режиссер как могла доступно объяснила крохе, что при переносе на сцену эта прелестная книга неминуемо понесет серьезные потери. Саша подумал и сказал: “Ну, тогда поставь “Малыша и Карлсона”. Кто бы мог представить, что восьмилетний ребенок даст повод для создания спектакля, который проживет столько лет!
Работа закипела. Как выяснилось, Спартак Мишулин был далеко не первым претендентом на роль Карлсона. Ему сначала досталась роль одного из жуликов, плюс он работал над спектаклем как режиссер. А первым Карлсона репетировал Борис Новиков, потом знаменитый пан Зюзя из “Кабачка “13 стульев” — Зиновий Высоковский, потом Владимир Долинский. А потом... осталось 17—18 дней до выпуска.
— До этого никто и не заикался о том, чтобы я сыграл Карлсона, — говорит Спартак Васильевич. — А тут безвыходное положение, и Андрей Эшпай, писавший музыку к спектаклю, подсказал: “Чего вы мучаетесь, вот же Карлсон перед вами!” Ну, Валентин Николаевич Плучек вызвал меня и сказал: “Давай, спасай спектакль”. Хорошо, что все вышло именно так, а то ведь могло и не получиться, как у тех, кто репетировал до меня...
Это вряд ли: ведь Мишулин, кажется, был рожден специально, чтобы сыграть эту роль. Потому что, во-первых, он в меру упитан, во-вторых — мужчина в расцвете сил, а в-третьих, знает, что нужно детям, и уверен, что все их проказы и поломанные игрушки — не злостное хулиганство, а жажда познания.
Наконец пришло время показывать спектакль худсовету. Маргарита Микаэлян подумала, что взрослых людей вряд ли увлекут забавы Карлсона. Ей пришла в голову мысль заполнить зал детьми. И она побежала к директору школы, где учился ее сын, и попросила помочь.
— Утром, за два часа до показа спектакля, к Театру сатиры из многих школ Москвы, как ручейки, стали стекаться дети, — вспоминает Маргарита Александровна. — Их было 1300, ровно столько, сколько мест в зале. Они заполонили все пространство перед театром, даже мешали проезду машин. А потом, расталкивая друг друга, вбежали в зал, и он наполнился их щебетом, смехом, визгами. Я помню, что единственным недовольным был почему-то Анатолий Папанов — он бурчал: “Окружают!” Но потом и он растаял.
Как и худсовет, который был сражен наповал. Но возникла группа советских педагогов, выступивших против “Карлсона”. Они писали возмущенные письма на телевидение. В них они называли безобидные розыгрыши Карлсона слишком большой вольностью и хулиганством и вставали на сторону домомучительницы фрекен Бок: дескать, детям нельзя позволять слишком много фантазировать.
Если есть Карлсон, значит, есть и Малыш. Первым Малышом была Бронислава Захарова, ученица Анатолия Эфроса. А в 69-м году из Центрального детского театра на эту роль пригласили Тамару Мурину, которую в “Сатире” дружески кличут Муркой, Муренком, Мурильо. У нее короткая стрижка, она миниатюрна, как девочка, и заразительно хохочет, как мальчишка. Тамара сумела сыграть одинокого и талантливого мальчика, за которым тянется шлейф трогательности.
— Тамара, вы не боитесь, что со временем ваши маленькие зрители перестанут верить в то, что вы — Малыш?
— Это может случиться, если я потеряю способность чувствовать себя ребенком на время спектакля. Пока со мной этого не произошло, нет ощущения возраста, чему я безумно рада. Ведь любой взрослый человек в душе все равно остается ребенком. Все с удовольствием смотрят мультики, иногда втихаря от детей... Детство — это лучшее из того, что случается с человеком. Поэтому “Малыш и Карлсон” для меня — это спасительный побег. Я не понимаю сегодняшний мир и бегу в мир детства от этой суеты, от неверия, от злости, от жестокости. Для меня это — как вода для человека в пустыне. Но я знаю, что скоро все закончится. Возраст есть возраст. Хотя физически мне совсем не тяжело.
Роль фрекен Бок играла Татьяна Пельтцер. Ее домоправительницу, которую с подачи Карлсона переименовали в домомучительницу, можно назвать какой угодно — смешной, трогательной, наивной, — но только не злой. Артисты вспоминают, что Татьяна Ивановна работала над этой ролью с огромной любовью, самоотдачей и ответственностью. Например, ей было просто необходимо поверить во все, что происходит с ее героиней.
Для этого она придумала такой ход: на сцену выходила, положив в карман фляжечку с коньячком. Перед тем как ее фрекен Бок ела плюшки, она выпивала рюмочку — и только тогда могла поверить в то, что они исчезают. Однажды, когда спектакль снимали на телевидении, реквизиторы забыли взять фляжку. И Пельтцер заявила: “Не буду сниматься, пока мне ее не привезут”.
— В спектакле был такой эпизод: когда фрекен Бок видит привидение, она в ужасе бежит в зрительный зал, — говорит Микаэлян. — За ней несется это самое привидение, Малыш, потом Астрид с кастрюлями, они делают полукруг по всему партеру и убегают. Мы с композитором Андреем Эшпаем записывали музыку для этого эпизода. Он брал замер, а я бегала. Сначала была средняя скорость, потом быстрее, потом я уже бежала на пределе своих возможностей. Пришла Татьяна Ивановна — и выяснилось, что музыки много и что она бежит в два раза быстрее, чем я, и нам пришлось переписывать этот кусок.
Потом домомучительницу играли Бронислава Тронова и Валентина Токарская, Людмила Гаврилова, Наталья Фекленко, Надежда Каратаева. Фрекен Бок, по замыслу постановщика, должен был поддерживать ансамбль уморительно сварливых старух: Людмила Гаврилова, Наталья Саакянц, Любовь Фруктина, Татьяна Лебедькова, Галина Степанова, Ольга Суркова.
Несмотря на неправдоподобное количество лет, которое спектакль не сходит со сцены, многое здесь осталось неизменным. Например, декорации и костюмы, придуманные Борисом Мессерером. Или ботинки Карлсона — это вообще отдельная реликвия. Они те же самые, их не меняют, только бесконечно штопают и латают. Костюм Карлсона — рубашка и штаны в клеточку — такой же, как и в 68-м году. А вот что касается Малыша и других детских персонажей, то тут пришлось подумать: все-таки мода-то нынче другая...
— Лет восемь назад Маргарита Микаэлян повела нас в “Детский мир”, — хохочет Тамара Мурина, — и купила нам фирменные жилетки, штанишки, рубашки. Раньше у меня была белая рубашка, красная жилетка и бежевые шорты. А сейчас — джинсовые штанишки, джинсовая жилетка и голубая рубашечка под цвет.
Менялась не только мода, но и состав “Карлсона”. В спектакле постепенно появились два новых Карлсона — Сергей Чурбаков и Александр Симонец, два Малыша — Арина Кирсанова и Светлана Малюкова, три мамы — Раиса Этуш, Ольга Суркова, Людмила Селянская. Долгожителями же оставались Валентина Шарыкина, Наталья Саакянц, Любовь Фруктина и Нина Феклисова.
В общем, со временем актерский состав сильно обновился, чего не скажешь о зрителях. Дети во все времена одинаковы: они ждут чуда и верят в сказки, их глаза так же, как 35 лет назад, горят любопытством, и из зала несутся те же писк, ор. Так же лезут на сцену, забывают про родителей и хотят уйти вместе с актерами. Они продолжают любить Карлсона и Малыша и носят им подарки. С подарками связано много трогательных историй.
— Однажды за кулисами я увидела маленького мальчика с пакетом в руке, — рассказывает режиссер. — “Куда ты идешь?” — спрашиваю. “К Карлсону”. — “Ну пойдем, я тебя провожу”. Входим — Спартак, слава богу, не успел разгримироваться. И этот крошка вымолвил: “Карлсон, я принес плюшки, их для тебя испекла моя бабушка. Кушай на здоровье!”
— Да чего только не было! — вторит режиссеру артистка Мурина. — Один раз после спектакля я разгримировалась и сняла парик, а у меня тогда были длинные волосы. И вдруг вижу мальчика с тортом, который они с мамой несут Малышу. Пришлось сказать, что Малыш уже ушел, и я-де передам. Мальчик — в слезы... А еще мне дарили много игрушечных собак. Малыш же мечтает о собаке!
Карлсону же обычно перепадало малиновое варенье.
— Вначале банки были трехлитровыми, — сладко причмокивает Спартак Васильевич, — потом “похудели” и стали двухлитровыми, потом литровыми, потом пол-литровыми, потом стали приносить совсем маленькие баночки — ухудшилось материальное положение нашего народа... А однажды на съемках для передачи “Будильник” мы сделали аж семь дублей, и я за раз выпил семь банок варенья. С тех пор года три я его не ел...
А еще Малыша и Карлсона заваливают письмами — забавными, трогательными, а иногда трагическими. Одно письмо было о том, что больная девочка, умирая, просила маму передать привет Карлсону. Многие писали, что у них форточки открыты, и они ждут, что Карлсон прилетит. Он же говорит в спектакле: “Откройте окна настежь, чтобы я мог влететь к каждому из вас...”
Спартак Мишулин говорит мне:
— Взрослые, занятые политикой, бытом, черт-те чем, забывают детей, бросают их, оставляют с няньками. А ребенок чувствует себя очень одиноким, квартира становится для него камерой. Поэтому Карлсон — это материализовавшаяся мечта скучающего ребенка, который оставлен всеми и хочет иметь друга.
— А летать, как Карлсон, вы умеете?
— Конечно. Я и во сне летаю. Прямо руками машу и даже чувствую упругость воздуха. Куда лечу, так и не увидел, но теперь обязательно посмотрю. Я раньше летал в спектакле — на первом появлении и когда Карлсон привидением притворяется.
Но в один прекрасный день трос оборвался, и Карлсон — Мишулин рухнул, успев только за башню зацепиться. А Малыш-Тамара упала с декорации, когда забиралась на самый пик крыши. Зал тихо ахнул. Но, к счастью, обошлось без жертв: Малыш лишь разодрал рукав на рубашке. Мишулину пришлось тянуть время, пока Тамаре заклеивали рукав за кулисами. Но она скоро вернулась, и дальше все пошло нормально.
Когда тебе семь, все падения, синяки и шишки — это такая ерунда, особенно если у тебя есть друг. И об этом тоже думала Астрид Линдгрен, когда писала свои книги. Ясно теперь, что история Малыша и Карлсона всегда будет современна, потому что ведь сказано в книжке: “Действие происходит в наши дни” — и перед нами вполне реальная семья, а не какое-то абстрактное королевство. Эта семья ближе детям, она им понятна. Вот поэтому Карлсона обожает так много поколений. И нет ничего удивительного, что он прожил так долго.
