Федор Конюхов: “Оставляю себе Ирину и собачью упряжку, остальное отдаю вам”

Знаменитый путешественник Федор Конюхов хоть и прославился морскими кругосветками, на самом деле он человек земной. И фамилия у него самая что ни на есть земная — означающая, что его предки всю жизнь были связаны с лошадьми, а значит, передвигались по свету вовсе не под парусами. Вдохновившись этими обстоятельствами, очередное свое путешествие Конюхов решил совершить верхом на коне. Этой весной он отправится в конный пробег. Старт — в одном из подмосковных монастырей.


Он по-деревенски говорит — “шешнадцать, прошелся, погляди”, улыбается так, что Аль Пачино отдыхает, и говорит то, что думает.

“Вы еще удачно позвонили, — засмеялся по телефону Федор. — У нас столько планов — скоро на лошадях хотим ехать, на самолетах совершить перелет, на яхте пойдем по кругу по Атлантике…” Восточные мудрецы говорят: “Нет в мире ничего прекраснее фрегата, идущего под полными парусами, танцующей женщины и коня на полном скаку”. Читайте и завидуйте: у Конюхова это все есть!

Его паруса...

— Нам арендовали на три года яхту ученого и путешественника Питера Блейка “Seamaster”. Блейк, как вы помните, трагически погиб от рук пиратов. Мы с Ирочкой Питера знали и хотим реализовать его мечту. Он приобрел и оборудовал эту яхту специально для поисков гигантских осьминогов, спрутов, кальмаров.

Их видели, но только погибшими. У берегов Чили нашли одного — только туловище длиной в десять метров! Некоторые путешественники припоминают эпизоды, когда рядом с Канарами огромные океанические обитатели хватались за перо руля. Другие путешественники сталкивались с израненным кашалотом, чье тело было в следах от присосок спрута. Живых не снимал никто. Потому что они обитают на большой глубине и к поверхности поднимаются только в безлунные ночи. Я заключил контракт на поиск спрутов-гигантов на три с половиной года. Яхта отлично оборудована, она позволяет год находиться в плавании, не заходя в порт. Сейчас “Seamaster” уже поставлена на ремонт в Марселе, и я на днях туда поеду. Отремонтируем и пойдем искать гигантов. Мы планируем обойти Атлантику по кругу, а потом продвигаться к Новой Гвинее. Попутно будем заниматься наукой, писать картины, общаться с альбатросами. Есть все, дело за везением, — начинает разговор Федор с приятных новостей.

— Вам когда-нибудь было страшно?

— Да. Я не считаю, что страх — это чувство, от которого человек должен избавляться. Так же, как не надо избавляться от любви и боли. Страх возникает всегда — когда я иду в плаванье, поднимаюсь на гору… Кстати, для меня это приятное чувство. Страх, любовь, боль, радость и обиды — это полноценная жизнь.

— Почему все-таки в большую часть своих экспедиций вы ходите один? Амбиции?

— Я путешествую с восьми лет, поэтому в разном возрасте — по-разному. В молодости были амбициозные цели. Позже хотелось доказать, что и в нашей стране есть одиночки, которые покоряют полюса, вершины. Например, считаю, что я третий человек в мире, который покорил Северный полюс в одиночку. Я дошел до него в 1990 году, и после этого никто из России в одиночку к Северному полюсу не ходил. Сейчас, когда возвращаюсь, всегда спрашиваю: никто? Мне хотелось бы, чтобы по моему пути прошел молодой парень, чтобы Россия снова в этом участвовала. Кстати, в океане, когда ты один много дней и ночей, я понял, что одиночества в мире… нет. Всегда кто-то присутствует рядом — животные, океан, тайга, птицы. Океан живой, с ним можно беседовать. Мне всегда смешно, когда кто-то говорит, что знает английский или французский языки. Нет тут никакого прогресса — одна молотьба на месте. Человеку с человеком общаться не очень сложно. Научиться беседовать с китами, собаками и альбатросами — вот к чему нужно стремиться! Кстати, я не считаю себя яхтсменом или альпинистом, как многие думают, люблю конный спорт и голубиный.



…женщина...

Май, 1998 год. На белоснежной стене спальни Конюховых появилось фломастерное изображение небольшой горы и надпись: “Ирина. Это мыс Горн. Когда я увижу его, тогда вернусь к тебе!!!” Представляю, как могла бы отреагировать на подобное послание любая из женщин! Ирина Конюхова ответила: “До встречи, мой любимый странник. Я счастлива, когда счастлив ты”. Но ответ этот был — в воздух, атмосферу, потому что Конюхова уже не было не только дома, но и в Москве. Русского Колумба несло попутным ветром во Францию покупать яхту для очередной кругосветки.

— Конюхов в постоянных экспедициях — на каком этапе вам удалось его “догнать”?

— Мы говорим, что знакомы всю жизнь, — смеется Ирина. — Уже непонятно, где событие — тогда, в первый день, или сейчас. Честно. У нас все здорово!

— Это хорошо, когда здорово. Но есть менее романтичные стороны отношений — например, быт...

— А нет у нас быта, у нас жизнь есть, — Федор улыбается абсолютно обезоруживающе. — Мы и ремонт в новой мастерской делаем так, понемножку, — вроде чисто, уютно и хорошо. Жалко на это времени. Да нет у нас проблем ни с деньгами, ни с одеждой, ни с работой… Ира — доктор наук и профессор, пишет книги. Я занимаюсь творчеством, работаю в университетской лаборатории. Но у нас это не работа, это — интересно.

— Ирина, вам часто удается присоединяться к мужу?

— Федя — одиночка. У него сама концепция путешествий такая. И если я присоединяюсь — стараюсь быть полезной. Во время экспедиции “По Великому шелковому пути” я занималась правовыми аспектами. Например, нет закона о степи. И потом — верблюды… Мы хотели всему миру сказать, что пора спасать верблюдов. До 1989 года на территории СССР было три тысячи “кораблей пустыни”, потом началась перестройка, годы были сложные, и почти всех верблюдов съели. Осталось всего восемьдесят. Когда мы уезжали, в Калмыкии насчитывалось сто пятьдесят два верблюда. Все спрашивали: зачем вам этот поход караваном? А мы прошли через тридцать городов, где встречались с главами и агитировали всех разводить верблюдов. В Дагестане люди интересовались: “Куда идет ваш табун?” Видите, даже слово “караван” исчезло, а когда-то там проходил Великий шелковый путь!

— А еще мы обратили внимание, что калмыкских лошадей, коров стало очень мало. Может быть, они и не мясные и молока дают мало, но нельзя, чтобы порода пропала. Животное — оно же мир украшает! — добавляет Федор.

— А я думаю, что когда-нибудь я откажусь ото всего и пойду с ним, чтобы просто быть вместе, — продолжает о любви Ира. — Кстати, в следующую конную экспедицию Федора собираюсь и я, и наш младший сын.

— И вас никогда не обижало, что вы в Москве рядом с детьми (коих у Конюховых четверо на двоих. — Прим. авт.), их проблемами, а Федор — вольный ветер?

— Я покривила бы душой, если б сказала, что таких чувств у меня не возникает. Возникает, еще как. И я устаю. Иногда мне даже кажется, что Господь специально посылает нам такие испытания, чтобы нас проверить. Но я считаю, что у каждой женщины свои испытания. Ведь у жен бизнесменов тоже есть свои трудности. Главное, чтоб люди друг друга любили. И еще нам повезло друг с другом тем, что мы с Федей можем говорить откровенно.

— Муж опаздывает на сорок минут, и начинается ерзанье, звонки на мобильный — ну, такие мы. Конюхов как-то не выходил на связь три дня…

— Нам тогда проще было, потому что Федя меня за три дня до этого предупредил о неполадках с телефоном. Страсти-мордасти журналисты раздули. А мы следили за его перемещениями по интерактивной карте. (Смеется.) Так что муж подконтролен! Страшнее было в других ситуациях. Во время американской одиночной кругосветной гонки “Around Alone” в 1998 году Федя сначала попал в штиль и немного, но потерял время. А там начинался сезон ураганов, и, так как Федор задержался, он попал в шторм, а потом не мог преодолеть Гольфстрим. Но это выяснилось потом. А сначала мы семь дней не знали, что с ним. Оказалось, он на перевернутой яхте три дня балансировал между жизнью и смертью.

Вторая страшная ситуация возникла, когда он пытался пройти четвертую кругосветку полностью. Его выбрасывало за борт. Мы об этом не знали, но я как-то почувствовала. Яхта была в хорошем состоянии, все замечательно началось, и вдруг Федя сообщает: “Я себя плохо чувствую, простыл, у меня болят почки. Ирочка, подскажи, какие лекарства из аптечки принять?” А я как-то сразу поняла, что дело не в почках, что-то происходит более серьезное. Через день Федя сказал, что будет сходить. Сказал, “не нашел контакта с океаном”. А потом признался: яхту завалило набок, и он пристегнутый был за бортом. После этого Федор почувствовал, что дальше испытывать судьбу не стоит. У него — очень четкое ощущение опасности, интуиция и связь с природой.

— А никогда не возникало желание сказать: “Все! Или я, или…”

— Нет. Во-первых, это невозможно. Во-вторых, бесполезно. Я даже думаю, что это предательство. Ну как? Сказать: да, я буду тебе близким человеком, буду рядом, если ты не станешь делать то-то и то-то. Я ценю нашу жизнь.

— Когда вокруг только океан, легко размышлять. Я скучал по Ирочке, думал, что уделял ей мало внимания. Подумал, когда вернусь, буду чаще ее целовать, — добавляет Федор.

Федор подарил альбом своих работ и обратил мое внимание на одну из картин: женщина, свора псов и надпись: “Я оставляю себе Ирину и собачью упряжку, остальное отдаю вам”.



…лошади

На стене мастерской Конюхова, среди его картин, — фото лошади. Конь навострил и без того узкие уши, гордо скосил один глаз и согнул грациозную тонкую ногу. Смотришь — и забываешь, как дышать: “Федор, как зовут это чудо?” — “Это наш Аскет! Он ахалтекинец”. И мне не стыдно в этом признаться: корр. “МК” имела все шансы сдохнуть от зависти. Без сомнения, Аскет — один из самых неотразимых представителей любимой породы императора Македонского.

— Мы когда Аскета здесь выставляли — нам сразу сказали, что он войдет в тройку лидеров сезона по экстерьеру. А оказалось, что Аскет — первый. В гонке мы пришли четвертыми, но он молодой еще, ножки не хотели нагружать. И потом, он же впервые на соревнования попал: шум, музыка, людей много… Я вообще думал, что он не побежит.

— Как он к вам попал?

— Подарил друг Александр Паченчук — у него завод на сто пятьдесят лошадей в Краснодарском крае. Лошадь — животное дорогое. И в содержании, и вообще. Наш Аскет раньше стоил семьдесят тысяч долларов, сейчас его цена — сто тысяч. Но у меня его никто не купит, потому что я и не подумаю продавать. Для меня у него цены нет. У Ирочки тоже есть свой конь — Каспер, красивенький такой, добренький, кусачий… Он орловской породы. Живет у батюшки в монастыре. Наш сын Семен там учится в православной гимназии. Правда, имя у коня не очень православное — хоть он и привидение, но доброе.

— С чего начались лошади?

— Надо рассказывать, с чего начался Конюхов. Ричард Вебер, канадский путешественник, мой друг (мы с ним к Северному полюсу ходили и были на Тянь-Шане), однажды гонку устроил. Все за Вебера болели — все ж таки он из Канады. Я его обогнал. Спрыгиваю с лошади, подходит Ричард и говорит: “Федор, я пять лет конно-верховой ездой занимался в школе миллионеров в Канаде, а ты где?!” Я отвечаю: “Ты — пять лет. А я — все шестнадцать! Я в деревне рос, пас коров — и все верхом”. Потом, если совсем об истоках говорить, фамилии ведь на Руси пошли от прозвищ. Значит, мои “пра-пра” были конюхами. Это Конюхов начался с лошадей, а не наоборот! По отчеству я Филиппович, а имя Филипп означает: “покровитель лошадей”.

В Калмыкии у нас с Ирой десять лошадей и столько же верблюдов. Верблюдов университет выкупил для экспедиции “По следам Великого шелкового пути”. Когда она завершилась, ректор говорит: “Зачем мне верблюды?” А по документам отчитываться надо, и десять верблюдов записали на меня.

Сейчас мы готовимся к новому путешествию — на лошадях.

— Когда вы его планируете?

— Весной. Скорее всего в конце апреля — начале мая. Идти будем из Москвы к Ташкенту, в Узбекистан. Мы хотим сделать ответный визит. В 1935 году был конный пробег на ахалтекинцах Ашхабад—Москва. Потом хотели сделать ответный пробег, но война началась, и как-то не сложилось. Сейчас узбеки предложили нам все-таки организовать такой пробег, но, естественно, в Ташкент. Они доказывают, что ахалтекинцы — их порода. Хотя я думаю, что эти лошади просто из тех краев. Потом хотим организовать конное путешествие на Святую землю. Я ни разу там не был. Хотя друзья много раз звали. Но я дал себе внутреннее слово, что никогда не полечу в Иерусалим или Вифлеем на самолете и не поеду экскурсионным автобусом. Туда надо прийти пешком, или на лошади, или приплыть. У меня такой возраст сейчас, что пора думать о душе... Лошадей соберем самых разных — арабских, орловских, ахалтекинских — и от подмосковного монастыря отправимся на Святую землю. Возьмем с собой духовных людей, художников, поэтов, писателей. Сам путь будет поклонением и очищением.

— Есть такая поговорка: чем больше я узнаю людей, тем сильнее хочу завести собаку. Это не про вас?

— (Смеется.) Человек всегда тянется к животным, потому что они более преданные, чем люди. Через животных человек становится добрее. Во время гонки на упряжках мне мои собаки очень помогали. Я их иногда даже не видел — просто чувствовал. Мы с Каном (вожаком своры) обменивались мыслями, сканировали друг друга...

— Вы испытывали на дорогах России “Мицубиси-Паджеро”. Представьте, если б вы его разбили? Или в суровых снегах потеряли свою собаку... Что было бы неприятнее?

— Ну, разбил бы… Железяка! Собака — это совершенно другая потеря.

Конюхов еще много о чем рассказывает — точнее, о ком. Как переживал за голубей на соревнованиях, когда птицы летели из далекого Гомеля; как плакал, прощаясь с китами и альбатросами, сходя на берег; как верные псы вытаскивали его из снега, и для них не стояло вопроса: а надо ли? Он с ними одной крови.




Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру