Редко на одной фотографии можно увидеть, как одна эпоха сменяет другую. Все-таки снимок останавливает мгновение. А за один миг даже время не успевает полностью поменяться. Снимок Поля Ватхиса, наверное, и получил Пулитцеровскую премию, потому что из сотен снимков Джона Кеннеди — снимков во всех случаях отличных — именно на нем проступает нечто неуловимое.
Снимок называется “Двое мужчин с проблемами”. Рядом, плечом к плечу, идут два офицера, два президента, две легенды. Собственно, две эпохи. Джон Кеннеди в темном костюме, который и сейчас можно надеть. Дуайт Эйзенхауэр в безукоризненно отглаженной паре с отворотами на брюках по настоящей мужской моде 50-х, с твердой фетровой шляпой в руках. Потом такие шляпы можно было увидеть разве что только на многолетнем министре иностранных дел СССР, не менее легендарном Мистере Нет — Андрее Андреевиче Громыко. Американские лидеры идут чуть наклонившись вперед — преодолевают подъем. Тот, что помоложе, ссутулился и засунул руки в карманы; тот, что постарше, все равно кажется с блестящей выправкой, как будто под вражеским огнем.
И, что удивительно, с одного взгляда понятно, кто из них из эпохи “Битлз”, расовых волнений и Вьетнама. А кто — из времен Великой войны, благостных поместий с черной прислугой и вечным вопросом: “Надо ли сбрасывать атомные бомбы на Москву?”
Феномен Кеннеди трудно объяснить. Он остался мифом совсем не потому, что так трагически погиб ровно 40 лет назад в Далласе. С самого начала его популярность была несопоставима с его реальными достижениями. Когда Никита Хрущев в 61-м году первый раз встретился с только что избранным американским президентом, у него осталось впечатление, что его визави — слабак. Он так об этом прямо и сказал своим коллегам из Политбюро. И вряд ли многолетний партийный секретарь ошибался. В чем, в чем, а в людях Никита Сергеевич просто не мог не разбираться.
И вправду: Кеннеди так и не знал, что делать с Кастро, зачем-то послал войска во Вьетнам. По гамбургскому счету он проиграл Карибский кризис тому же Хрущеву. Ведь, чтобы убрать советские ракеты с Кубы, американцам пришлось согласиться на вывод из Турции своей стратегической авиации, которая была для нас очень опасна.
Не намного лучше обстояли дела и внутри Штатов. Он плохо мог управлять гигантами прошлой эпохи, которые прошли несколько войн, переделали под себя пол-Европы и Японию, без дрожи приняли вызов Сталина. Эти люди, оккупировавшие ФБР, ЦРУ, Госдепартамент, так никогда и не приняли Кеннеди. Они были по-другому воспитаны. Их раздражали его бесконечные романы с любовницами лидеров мафии и кинозвездами. Они никогда не принимали и отца Кеннеди, который еще при Рузвельте был послом в Лондоне, — считали его выскочкой. Ну а младших отпрысков клана определяли даже не слабаками, хотя члены Политбюро наверняка им были близки по темпераменту. Они видели в Джоне и Роберте Кеннеди “ошибку демократии” — людей, которые по своей катастрофической неготовности могут развалить великий труд прошлого десятилетия.
И нельзя сказать, что они не имели права так думать. В будущем — пример Горбачева, который хотел модернизировать страну, но при этом очень быстро развалил великую державу, — доказательство того, что такой вариант был вполне возможен. Но дело в том, что и свернуть с пути перемен убийство уже не помогло. Могло только замедлить (что, кстати, тоже бывает важно для сохранения основ).
Именно в начале 60-х Америка сделала свой выбор, встала на путь политкорректности, и неудачник Кеннеди ему очень соответствовал. Он всегда оказывался победителем в глазах общественного мнения. Джон всегда понимал значение газетных статей и фотографий собственных детей. Уговорив Хрущева промолчать о выводе американских баз из Турции, Кеннеди навсегда остался в памяти как человек не проигравший, а выигравший Карибский кризис.
Кеннеди — первый властитель эпохи ТВ. Он и стал президентом, обставив великого эйзенхауэровского заместителя Никсона только благодаря первым теледебатам. Готовы к ним и Кеннеди, и Никсон были одинаково. Но Кеннеди лучше смотрелся по телевизору.
И загадка Кеннеди вовсе не в том, кто его убил. Круг этих людей понятен. Они были “настоящие патриоты” и не могли смириться с тем, что привычный порядок должен меняться. Загадка Кеннеди в том, почему именно он сумел и своей жизнью, и своей гибелью стать таким символом необходимых перемен, что его и сейчас легко можно представить старшим братом Клинтона или Блэра. Да и вообще, как возникают люди-символы, так ярко выражающие какую-то эпоху и которым почти никогда не удается ее пережить? Ведь четырехзвездный генерал Эйзенхауэр, который выстроил “антикоммунистический вал”, но в то же время не дал США скатиться к черной реакции, так и остался не великим президентом, а командующим Западным фронтом.
На втором снимке Элиота Ирвитта — похороны Джона Кеннеди. Жаклин, которая тоже стала частью мифа, несет сложенный флаг, который вручил ей командир почетного караула. Рядом грустный Роберт. Он наверняка уже понимает: это не последние похороны. Потом было и убийство Мартина Лютера Кинга, и убийство самого Роберта Кеннеди. “Великие старики” сопротивлялись как могли. Да и вправду, как остановиться после убийства собственного президента? И великие идеалы, и сохранность собственной шкуры требовали новых жертв. Уже совсем бессмысленных. Ведь Вьетнам набирал обороты, массовые марши на Вашингтон не утихали. Страна продолжала меняться. И на самом деле необратимый перелом наступил раньше — тогда, когда Эйзенхауэр в Кемп-Дэвиде тихо передал дела своему преемнику.
