“Есть возможность познакомиться с шефом представительства ФБР в Москве, — сказал мне знакомый дипломат, — хочешь?” — “Конечно”.
И уже через минуту я пожимал руку неброско одетого моложавого крепыша. Представился мне прямолинейно просто: “Джон Ди Стасио. Агент ФБР”. Рукопожатие агента была крепким, как будто деревянным.
— Говорят, вы выросли в Бруклине, — начал я. — Я видел американские боевики о Бруклине. Правда то, что там средь бела дня: пиф-паф, наркотики, гангстерские войны и все такое?
— Правда, — неожиданно согласился Джон. — По крайней мере так было, когда я учился в школе. В 60-е годы. Городом правила итальянская мафия. Первый труп человека, который погиб от пули, я увидел не во Вьетнаме, это было в Нью-Йорке, на улице моего родного Бруклина. Мне тогда было 14 лет.
— Вы во Вьетнаме были, Джон?
— В морской пехоте. Год боевых действий. За это мне зачли пять очков, когда я поступал в ФБР.
— Бог мой, зачем вас во Вьетнам понесло? И почему вы пошли в ФБР?
— Почему? — он рассмеялся. — Молодой был. Думал, что я такой крутой парень. Потому что вырос в Бруклине. Потому я и пошел в морскую пехоту. А потом — в ФБР.
К слову, должность мистера Ди Стасио, как выяснилось, — атташе по юридическим вопросам посольства США в России. Отвечает за взаимодействие и сотрудничество между правоохранительными органами США и России. Никаких самостоятельных операций на территории России не проводит — только сотрудничает и координирует.
* * *
— В ФБР легко попасть, Джон? Дайте-ка я попробую представить. Просто идете в ближайшее отделение ФБР, говорите: я хочу быть агентом. И вас берут. Или не берут.
— Ну в общем так оно и происходит. Правда, после армии я сначала закончил колледж. Средний возраст “добровольца”, если так можно сказать, решившего пойти в ФБР, — 30 лет. Моложе редко встретишь. Для большинства это уже второй жизненный выбор. Так и у меня получилось. Я уже имел высшее образование — магистра в области экономки и политики. Но твердо знал, что пойду в ФБР.
— Для этого, согласитесь, нужен сильный мотив.
— У меня был мотив. В районе, где я родился и рос, мафия царствовала безраздельно. Нельзя было построить дом без согласия коза ностры, нельзя открыть магазин, не заплатив мафии. Городом правили пять семей, пять боссов во главе со знаменитым Джоном Готти. Самое неприятное было то, что из-за итальянской мафии у всей итальянской общины в Нью-Йорке была плохая репутация. Нас, итальянцев, были сотни тысяч, а в мафиозных группах — лишь горстка отпетых негодяев, но они бросали тень на всех нас. Даже в школе меня сторонились только потому, что я итальянец.
— “Отпетых негодяев”, вы сказали. Герой “Крестного отца”, воспетый Марио Пьюзо, таковым не кажется. Он и его “семья” по своему благородны, у них своеобразный кодекс чести...
— Пьюзо удалось нарисовать интересные характеры, но в действительности он прославил воров, убийц и мошенников, которые подрывают экономику и разрушают страну. Нет ничего более далекого от действительности, чем книжные или киношные гангстеры. Те бандиты, которых я видел, когда я рос на нью-йоркских улицах, и те, кого я арестовывал уже позже, когда был агентом ФБР, они были просто животными. Их отличала звериная жестокость...
— И вы решили, что, став агентом ФБР, сможете объявить войну этому “миру животных”?
— Не столь уж я идеологически подходил к своему выбору. Я все еще был молод. Меня привлекала работа и в полиции. Но в ФБР — больше. Мне казалось, что это рискованная, разнообразная работа, которая всегда приносит удовлетворение. Я думал об этом ну немножко как ребенок, мечтающий попасть в конфетный магазин.
— “Магазин” легко открыл перед вами двери?
— Я без труда нашел офис ФБР в своем округе, там взял бланк с заявлением, заполнил его и получил приглашение на письменный экзамен. Карусель завертелась. Есть несколько программ, по которым отбирают в ФБР. Треть тех, кого принимают, — юристы, то есть совсем не “крутые парни”. Еще треть — “сертифицированные” бухгалтеры высшей категории. Оставшаяся треть — люди других специальностей: компьютерщики, лингвисты, и лишь немногие, как я, — бывшие военные. Это мне и зачлось, на мое счастье. На письменном экзамене я получил пять дополнительных очков. Притом что конкурс был — 100 претендентов на одно место в академию ФБР. Поэтому мне так важны были эти пять “армейских” очков. В целом надо было набрать 95 из 100. У кого оказалось меньше, те сразу отсеивались.
— Судя по тому, что мы здесь с вами беседуем, вы набрали эти 95 из 100.
— Письменный экзамен — только начало. Потом попадаешь на собеседование. Затем тебя ждет тест на полиграфе...
— То есть на детекторе лжи?
— Как-как? — в свою очередь, любопытствует Ди Стасио. И повторяет по-русски: — Де-тек-тор льжи. Так?
— Так, — киваю я.
— Де-тек-тор… правды, — смеется Джон. — Вот так будет правильнее. Хотя зависит, наверное, от обстоятельств…
— Пусть так, Джон. Но что дальше, после этого полиграфа?
— Дальше — интенсивный экзамен по физподготовке. По полной программе: бег, подтягивания, отжимания — 50 раз отжаться, к примеру...
Но самое главное потом — твое прошлое будут изучать как под рентгеном. Ты должен быть готов, что “проинтервьюируют” твоих родственников, знакомых, коллег по работе, сослуживцев по армии, учителей в школе. Будут изучать ваши банковские поступления и семейные проблемы. Вашу личную жизнь. Ваши знакомства. Подобных “интервью” о кандидате бывает до сотни, поэтому процесс может растянуться на целый год. Ну а тем, кто прошел проверку, — прямая дорога в академию ФБР в Квантико, штат Вирджиния, 35 миль от Вашингтона. Курс обучения — 18 месяцев. Затем очередной выпуск распределяют по офисам ФБР, всего в США — 57 таких офисов.
* * *
— После академии ФБР я получил первое назначение, — вспоминает Джон. — В офис ФБР в Вермонте. Очень маленький офис, там было всего три агента, и я один из них. Мы занимались расследованием всех видов наиболее тяжких преступлений. Я тогда “специализировался” по банковским ограблениям. Совпадение или ирония судьбы, но почему-то налеты на банки совершались в то время, когда я шел обедать или возвращался с работы. Я всегда со страхом ждал уик-энда, потому что бандиты уик-энда не признавали, и налет, скажем, в пятницу вечером или субботу был обычным делом.
Я помню один такой случай. Банда ограбила банк в северном Вермонте. Того, что нашлось в банковских сейфах, налетчикам показалось мало. И они прихватили семерых заложников. Как страховку и чтобы вытрясти из властей выкуп. Охота за ними шла три дня. Мы настигли шайку в Массачусетсе. Как их брали — опущу детали. Скажу только, что заложники не пострадали, и для нас это было лучшей наградой.
Удивило другое, чем тот случай мне, в частности, и запомнился. Из четырех человек, участвовавших в налете, трое обчищали сейфы, а один ждал за рулем. Этот водитель неожиданно оказался наполовину парализованным калекой, в инвалидном кресле. Когда его вытаскивали из машины и надевали наручники, я спросил его, как он “дошел до жизни такой”. Он только ухмыльнулся — сказал, что год назад он ограбил банк, была перестрелка и он получил пулю в область позвоночника. Вот его и парализовало. Но руки-то в порядке, значит, можно идти на “дело”.
— Профессионал, стало быть.
— В своем роде да. Но эти “профессионалы” в обычной жизни никак себя не выдавали. Кто скажет, что человек в инвалидной коляске — грабитель банков, а водитель-дальнобойщик, в прошлом заботливый воспитатель детсада, на самом деле — серийный убийца проституток. Сложно было зачастую не вести за ними слежку, а снять с них эту маску.
— В России нет ведомства, подобного ФБР. Зачем нужна такая структура?
— ФБР было создано, чтобы помочь местной полиции в тех случаях, когда требуется федеральная поддержка. Когда местных сил или опыта не хватает. Кроме того, в США структура местной полиции такова, что ее юрисдикция ограничена территорией одного штата. Мы же, Федеральное бюро расследований, можем проводить свои операции и совершать аресты в любом штате. И технологически оснащены, конечно, куда лучше, чем местная полиция.
Вот вам пример. Я тут упоминал о водителе грузовика, который подозревался в серийных убийствах проституток. Это было реальное дело. Он убивал своих жертв в различных штатах, и мы вынуждены были следовать за ним по всей Америке. Арестовали мы его в Индиане, когда у нас на руках уже были веские улики. Слежка велась с машин, с самолетов, вертолетов. Словом, мы бросили против него весь наш арсенал и нашли улики до того, как он успел подобрать себе новую жертву.
— Вас как-то отметили? Повысили? В каком вы, кстати, звании?
— Старший специальный агент.
— И только? С таким длинным послужным списком?
— У нас нет званий. У нас другая иерархия. Когда я из Вермонта перевелся в Нью-Йорк, то попал в уже большую, по сравнению с прежней, команду. Нас было 22 человека. И я, новичок среди них, никак не мог понять, кто у них главный. Кто обычный агент, а кто, например, специальный. Там царило полное равенство, независимо от возраста и ранга. Это была группа профессионалов, и все определялось профессионализмом, преданностью делу.
Конечно, есть служебная лестница. Самый младший ранг — полевой агент, следователь. Повыше его — супервайзинг, или специальный агент. Под его командой 10—15 полевых агентов. Затем — помощник старшего специального агента, который контролирует деятельность ФБР на определенной территории, например, в Нью-Йорке или Чикаго…
* * *
— Но давайте вернемся в Нью-Йорк, “город желтого дьявола”, бруклинских разборок и русских иммигрантов.
— Вообще-то Чикаго — “город желтого дьявола”. Но Нью-Йорк действительно город русских эмигрантов. И там еще есть Брайтон-Бич, ваша “маленькая Одесса”.
— Вам там приходилось работать? На Брайтоне?
— О да! Я много лет участвовал в операциях против итальянской мафии. Но, когда пришлось заняться русской мафией, мы все были под немалым впечатлением.
— Значит, русская мафия существует? У нас принято считать, что это выдумки Голливуда и русофобов, еще не оттаявших со времен “холодной войны”.
— Скажу откровенно, мне не нравится термин “русская мафия”. Потому что он напоминает мне о тех же предрассудках, которые я еще молодым итальянцем испытал, что называется, на своей шкуре, когда рос в Нью-Йорке. Русская община Нью–Йорка не русская этнически. Это и русская, и украинская, и еврейская, и татарская община, объединенная главным образом тем, что она “русскоговорящая”.
— Но все же есть такая мафия? Не русская, так пусть “русскоговорящая”?
— Назовите это мафией или организованной преступностью, как угодно, но русскоговорящее криминальное сообщество в Нью-Йорке существует. Любая этническая группа привозит с собой криминальный микрокосм. Русская община Нью-Йорка не исключение. В ней есть небольшая группа организованного криминалитета, но такую группу вы найдете в любой другой нью-йоркской общине: итальянской, мексиканской, пуэрториканской. Главная же причина, по которой русскоязычные преступные группировки притянули такое внимание прессы, — они были новыми в Америке.
— И только?
— Они отличались дерзостью, но особого рода. Когда мы работали против итальянской мафии, то имели дело с такими специфическими преступлениями, как вымогательство, похищение, рэкет, отмывание денег и тому подобное. Российская мафия сразу проявила себя особо изощренной. Россия дала миру много выдающихся ученых, художников, сильных лидеров и... наиболее выдающихся криминальных умов, которых я когда-либо встречал в своей жизни.
Они не пошли по стопам итальянцев, а стали искать наиболее уязвимые точки в банковской и налоговой системах. Помню, несколько лет назад мы вели расследование деятельности группы людей, выходцев из бывшего Союза, которые создали хитроумную систему ухода от налогов. Они контролировали систему оптовой продажи бензина. И крали всего один-два “налоговых” цента с галлона. Но делали на этом огромные деньги.
— Я не совсем понимаю как.
— Немудрено, Джон Готти и тот не понял. Это была изощренная схема и в то же время очень простая. Наши специалисты — помните, я говорил, как много набирают в ФБР “сертифицированных бухгалтеров”, — они ее раскусили.
— Вы упомянули Джона Готти, знаменитого босса мафии. Но при чем он здесь?
— Эта группа, которая снимала “сливки” с бензина в виде миллионов долларов скрытых доходов, так разбогатела, что Готти заинтересовался “этими русскими”. Мы подслушали один разговор, в котором Готти жаловался своим подручным, что русские делают такие деньги на его территории: “Разберитесь, мы должны получить свой кусок с этого”, — требовал он.
Русские, конечно, знали Готти и, когда тот послал гонца, не смогли отказать “авторитету”. Они объяснили людям Готти, как работает схема. Но те не поняли.
В итоге итальянская коза ностра решила заключить “соглашение” с русской мафией из Брайтон-Бич, поскольку та умела блестяще создавать эти изощренные преступные схемы — как прятать деньги от американского бюджета. Я слышал пленку, где Готти орал на своих подручных, что они недостаточно умны, чтобы создавать подобные схемы.
— Значит, “русская мафия” — это не стрельба из пистолетов, не отрезание пальцев — это мозги.
— Отдельные случаи проявления насилия в среде “русской мафии”, конечно, есть. Очень жестокого, безжалостного насилия. Но это малая составляющая криминальной активности “русской мафии” в Америке. Преступные группировки там дошли до такой степени изощренности, что уже не ассоциируются с классической преступностью.
Должен сказать, это не только мое мнение. Не просто мои собственные наблюдения за деятельностью “русской мафии” на Брайтон-Бич, а и мнение моих коллег в ГУБОПе. Ваши специалисты по борьбе с мафией тоже знают эти схемы, раскалывают их и благодаря этому смогли разрушить многие мафиозные группировки.
— Отсюда логичный вопрос: какова ваша задача здесь, в Москве?
— Моя миссия — координировать совместные расследования с российскими правоохранительными органами, МВД, ФСБ и другими структурами. Например, если МВД или ФСБ ведет расследование, которое имеет отношение к США или связано с каким-то случаем, который имел место на территории США, они обратятся за помощью и содействием к нам. Я помогаю им, они помогают нам.
