Берлинале продолжает удивлять голливудскими звездами, которые задерживаются здесь всего на минутку. Но в общем-то их понять можно — вроде отказать неудобно, а с другой стороны, и хвастаться особенно нечем. На днях в разное время залетели Рене Зеллвегер и Джуд Лоу: оба представляли фильм, показанный на открытии, — “Холодную гору” Энтони Мингеллы. То, что Зеллвегер все-таки добралась до Берлина в нынешнем ее состоянии, в принципе подвиг: она снимается в продолжении “Дневника Бриджит Джонс”, ради чего ей опять пришлось набрать, судя по тому, как она выглядит, немалый вес. Позировала фотографам она в строгом черном костюме, который все же не смог скрыть ее впечатляющие новые формы. Бедная, если каждый год так — то туда, то обратно, — можно вообще с фигурой распрощаться, не говоря о болячках, которые можно заработать. Скажу честно: худая (в мюзикле “Чикаго” и той же “Холодной горе”) Рене гораздо симпатичнее.
Зеллвегер шутя извинилась перед пришедшим на нее посмотреть директором фестиваля Дитером Коссликом: “Извините, что я опоздала”. Да, фестиваль к тому моменту уже шел семь дней, а ее внеконкурсную “Холодную гору” показывали на открытии. “Я работала в Лондоне — была на съемках “Дневника Бриджит Джонс”. Про приближающееся вручение “Оскаров” она заметила, что сейчас настолько занята, что даже не думала о том, что скоро все состоится.
Из продемонстрированных на сегодня 15 фильмов (кроме еще двух, за которые одни из самых влиятельных кинокритиков еще не успели проголосовать) уверенно лидируют “Посторонние близкие” Патриса Леконта и “Монстр” дебютантки Патти Дженкинс. Все о “взрослом” — о трудной любви. А фильм Леконта к тому же, как и другой конкурсный — “Красные светофоры” Седрика Канна, — о затянувшемся кризисе среднего возраста.
Фильм Леконта рассказывает о том, чем может закончиться визит замужней женщины к психологу, если она ошиблась дверью и попала к бухгалтеру, который так оторопел, что не смог признаться ей, что он не тот, кто ей нужен. “Игра” затягивается — они говорят друг с другом о прошлом, о настоящем и, конечно же, о будущем. Ее сыграла Сандрин Боннэр, которая на пресс-конференцию оделась так, словно пришла выступать с докладом — вся в черном, немного макияжа, сдержанная улыбка. Патрис Леконт не скрывал, что он и сам крайне доволен полученным результатом: “Мне кажется, я закрыл эту тему — даже не знаю, что еще можно в ней сделать. Да я и сам не уверен, что еще смогу снять фильм такой глубины”. А когда Боннэр сказала, что они со своим партнером, который вначале робел, очень хорошо сыгрались, и он даже, когда у нее что-то не получалось, ей помогал, режиссер, улыбаясь, заметил: “Да я просто могу умыть руки, если актеры будут так разбирать между собой роли”.
“Красные светофоры” сняты по новелле Жоржа Сименона. Довольно убедительная парочка: ей — 40, ему — чуть больше. Она (неувядающая Кароль Буке) еще красавица, а он уже пьет. У них двое детей — 8 и 10 лет, мальчик и девочка. Родители отправляются за детьми, чтобы забрать их с летних каникул. По дороге он то и дело останавливается у баров, уверяя, что хочет чаю, в туалет, что надо заправить машину газом. И все это на фоне дикой жары. После одной из отлучек он застает в машине только записку: “Поехала поездом”. И начинается бесконечная гонка за уходящим поездом — он везде опаздывает, в конце концов напивается вдрызг и попадает в историю, когда его сначала чуть не убил случайный попутчик, а потом уже тот его. Жену же он обнаруживает в больнице — в шоке и со следами ударов на голове и насилия. Лицо Chanel и бывшая супруга Депардье даже со следами побоев выглядит королевой. Развязка истории невероятна — о ней умолчу, поскольку она весьма интригующа, а фильм хорош, и, судя по всему, его купят для нашего проката.
Иное дело — конкурсная лента “Окончательный монтаж” Омара Наяма со звездным составом — Робин Уильямс, Мира Сорвино. Фильм крайне запутанный, с претензией на научно-фантастический — очередная история на тему, до чего может довести цивилизация. Изобрели имплантант, который вживляют человеку в голову в первую минуту рождения, и с тех пор он превращается в камеру, отсчитывающую годы, дни и даже часы. После его смерти кассету достают и делают милый ролик для близких (без сцен избиения жены и надругательства над собственной дочерью), который показывают на похоронах. Немонтированная же кассета хранится в подобии колумбария, куда можно прийти и прокрутить особенно дорогие моменты. Робин Уильямс играет мрачного и постоянно напряженного человека, который главный по монтажу и которого частенько жены влиятельных мужей просят затереть все компрометирующие моменты. Мысль-то и забавная, только вот исполнение в стиле ну очень плохой “Матрицы”, посему сразу становится скучно и уже неинтересно, чем дело кончится.
Зато Уильямс отработал по полной программе пресс-конференцию, устроив из нее комик-шоу. На вопрос, кто для него главный критик, он заявил: “Моя жена. Другим я не доверяю”. Еще он продемонстрировал то, как он относится ко всяким средствам, поддерживающим хорошую форму. Уильямс сказал: “Ничем не пользуюсь и даже не удаляю волосы, в отличие от большинства американцев”. В доказательство закатал рукав рубахи, обнажив свою “лохматую” руку: “В этом есть огромное преимущество. Другие люди тратятся на покупку мехов, а я сам для себя мех”. А когда корр. “МК” столкнулся со звездой в отеле “Четыре сезона” на вечеринке, посвященной премьере “Окончательного монтажа”, взглянув на мою визитку, Робин воскликнул по-свойски: “О, вы можете говорить по-русски!” — “Откуда вы знаете русский язык?” — изумилась я. “Да как же я могу не знать, ведь я играл в фильме “Москва на Гудзоне”!” Вот это память, удивилась я, фильму-то двадцать лет в этом году. Да, явно Робин Уильямс с кем-то постоянно говорит по-русски. Но с кем, он рассказать не успел — его увели представлять фильм в “Берлинале Палас”.
