— На пресс-конференции вы сказали, что вам вряд ли кто-то предложил бы эту роль, поэтому вы ее “взяли”. Взяли — как женщину?
— (Пауза.) С женщинами ситуация другая — в конечном счете это они нас выбирают. С ролями дело обстоит иначе. Я ее действительно взял. Я очень долго репетировал и снимал эти репетиции, и если бы я себя не убедил, что подхожу, то заменил бы себя с моментальной быстротой. Я понимал, что если актер не доведет себя до нужной кондиции — ничего не получится. Кстати, я провел довольно большую работу, и все, что вы видели в кадре, — настоящее, включая бороду, лысину, морщины и седину.
— В фильме показаны отношения отца и сына, но нет характеров. Отец и сын — фактически амплуа, как в театре.
— Для меня важно было показать, что все, чем дышит мой герой, — это сын. Когда ты что-то безумно любишь, в этот момент весь мир подчинен этому. И для Шварца нет ничего, кроме сына.
— Ваши отношения с родителями были столь же напряженными?
— Мои родители были творческими людьми, они не принадлежали ни к какой партии, они работали в театре кукол. И несмотря на свою безумную любовь к ним, я иногда понимал, что веду себя чудовищно. А папа мой эти чудовищные поступки как будто не замечал. Он кидался защищать меня с такой радостью и неистовством, допустим, в школе, и кричал: “Это я виноват, я!”. Он брал на себя всю мою вину, готов был ответить за каждый мой поступок.
— Вам знакомо чувство стыда за своих родителей?
— Бывало и такое. Я стыдился, когда они за меня сильно переживали. Но то, что я такой, какой есть, — это целиком их вина. Я вообще жалкое подобие своих родителей.
— Вы говорили не раз, что “Папа” — фильм всей вашей жизни. Что же будет дальше?
— Наша жизнь состоит из этапов, и для меня это был жизненно важный этап. Мне 40 лет, и моему папе было 40 лет, когда я появился на свет. И я понимаю его чувства, когда у него в этом возрасте появился сын — первый и единственный. Мои родители любили друг друга и умерли почти в один день. Сильнее удара для меня не было. И я построил свою жизнь так, что все время чувствую рядом присутствие отца. И тот кусочек в конце картины, когда папа берет за руку сына, — такая история мне приснилась. Это было после смерти родителей, тяжелый момент, я был абсолютно пьян и безутешен в своем горе, лежал на полу, вокруг меня были тысячи фотографий родителей. Наверное, в какой-то момент я потерял сознание. И вдруг я увидел руку, безумно похожую на руку отца, которая гладит меня по руке. Когда я очнулся, я увидел, что глажу сам себя по руке. Ощущение это осталось мне на всю жизнь. Я понял, что я сам и есть мой папа. Я об этом говорю не стесняясь, мне ни на секунду не стыдно своей сентиментальности — она мне помогает жить и делает меня абсолютно неуязвимым.
