В саду “Эрмитаж” наблюдалась странная картина. Прямо посреди клумб, сняв надоевшую обувь и являя миру совершенно голые ноги, сидели и даже лежали балдеющие москвичи. Они явно радовались, что смогли так вот запросто соединить вместе два удовольствия: отдохнуть на природе и послушать джаз. Так проходил VII Московский международный фестиваль джаза.
Войдя в сад, публика шалела от огромного количества цветников, разбитых по всему пространству. И сразу бросалась к киоскам за водой: для конца августа вечер выдался действительно жаркий. Но попасть на фестиваль любитель прекрасного мог, только пройдя двойной кордон доблестных охранников. Те осматривали сумки джазоманов с особым пристрастием... Прорвавшиеся через кордоны лениво бродили по саду в поисках хоть какой-нибудь тени. Так как символический партер (ряды пластмассовых стульев желтого цвета) находился на самом пекле, любители прекрасного первые ряды занимать не спешили, предпочитая прятаться под навесом амфитеатра (стулья синего цвета).
И даже ведущий, вышедший к публике в белом пиджачке, первым делом вместо “здрасьте” пожаловался на жару. Но все-таки представил детский биг-бэнд Андрея Мачнева (Ростов-на-Дону), пообещав от 11-летних джазменов интригу. И вот дети, все в бежевых жилетках и таких же бабочках, с трубами и саксофонами высыпали на сцену. Причем саксофонов — ну очень много. Просто... в детском ансамбле все должны быть заняты. Сам Андрей Мачнев появился на сцене в классическом черном костюме. “Бедненький! Как ему жарко, наверное”, — пронеслось по “залу”. Но молодой джазмен виду не подавал, тряс темными кудрями и загадочно улыбался. Детская джазовая банда между тем поражала артистизмом. К примеру, композицию на авторский текст своего руководителя они, не забывая при этом играть довольно динамичную музыку, сопровождали свистом и ором “полундра”. Мелодия действительно как бы хулигански подпрыгивала, замирала, будто прислушиваясь, и кралась дальше. Дирижер тоже старался не отставать по актерской части: он дирижировал, поворачиваясь то к детям, то к зрителям, то сам себе хлопал, изображал, что насосом подкачивает воздух к саксофонам, когда у ребят не хватало дыхания вытянуть ноту. И вызвал огромный вздох облегчения у публики, когда наконец снял пиджак и остался в одной белой рубашке.
Тем, кто опоздал, пришлось слушать концерт стоя или прогуливаясь по саду. За спинами зрителей били фонтаны. Именно там зрители и пристраивались, сидя на травке.
Ансамбль Германа Лукьянова “Миллениум-2000” (Москва) удивил джазовыми версиями известных песен. Подлинные чудеса джаза проявились в “импортно-экспортной” “Эй, ухнем”, где до боли знакомая уныло-меланхоличная мелодия превращалась в руках джазменов в оптимистично-деловитую. Ну а нежная и романтичная композиция “Ты для меня все на свете” настолько расслабила зрителей, что они даже не замечали, что некоторые музыканты просто исчезали за сценой и через несколько минут снова появлялись. Что они там делали — неизвестно. Может, общались, а может, устраивали себе перекур.
“Эрмитаж” не консерватория: народ в легких маечках и панамах ел мороженое, запивая его пивом, и не стеснялся шумно обсуждать музыкантов прямо во время их выступления. “Ему можно вообще одному выступать”, — указывая на Лукьянова, уверяла какая-то старушка. С ней шумно не соглашались. Впрочем, музыканты тоже о чем-то шушукались. Это и неудивительно. Каждая группа в пятичасовом марафоне выступала не менее часа. За это время действительно и покурить десять раз можно, и публику обсудить. Ведь неизвестно, кто на самом деле на кого пришел смотреть: публика на музыкантов или музыканты на публику.
Квартет Николая Громина кроме совершенной игры поразил яркими цветами рубашек (и это несмотря на возраст музыкантов!). С гитарами обращались бережно, как с женщиной. А потому и музыка в сопровождении контрабаса звучала не надрывная, а мягкая и лиричная.
Пояснив, что музыканты на Западе предпочитают сами себя представлять и беседовать с публикой, ведущий исчез со сцены, и тут же свято место занял Эдди Хендесон. Американец дул себе сосредоточенно в трубу и общаться с русской публикой не спешил. Потом, правда, разговорился, но, кроме того, что он надеется доставить удовольствие, понять что-либо было сложно.
А между тем в саду уже стемнело. Пахло югом и морем, и все это напоминало островок лета посреди океана джаза...
