Подъехал Путин к развилке у города Беслана, и увидел он камень с надписью: “Пойдешь первым путем — позора не оберешься. Пойдешь вторым — будешь проклят”.
Оставим в стороне рассуждения на тему “как допустили захват”. Что делать теперь, в эту минуту, в следующий час?
Выполнить требования террористов. Или не выполнять и штурмовать. Оба варианта чреваты очень большими неприятностями для власти.
Во-первых, с требованиями до сих пор нет ясности. Если речь только об освобождении других бандитов, это одно. Это выполнимо. А вот вывод войск из Чечни заведомо невозможен. Но даже если Кремль согласится освободить подельников Умарова, это может потянуть за собой целую вереницу подобных захватов. В наших тюрьмах чеченцев, которых хотят освободить их сограждане, предостаточно... Предположим — и надеемся — детей освободят, потом террористы где-нибудь растворятся. Однако после этого сильной власти положено переловить негодяев по одному. А ведь не получится... Это и есть первый путь: спасенные жизни плюс новая демонстрация слабости.
“Конечно, жизнь детей — главное!” — скажете вы. Но политики мыслят другими категориями. Общество в целом не очень-то и сильно осудило действия власти во время “Норд-Оста”. Одно дело, когда речь идет о судьбе твоего собственного ребенка, другое — когда свои дети сопят в кроватках, тут можно порадоваться “победе над террористами” даже ценой смертей. И снова проголосовать за “сильную руку”.
Штурм и жертвы — вторая, кровавая дорога. А штурм без жертв трудно себе в такой ситуации представить. Боевики даже стянули с лиц маски, они готовы на все. Осетины обвинят в трагедии не Чечню, а Россию. Уже обвиняют. “Покажите эти фото Путину! Передайте ему привет!” — со злобой кричал отец захваченного мальчика журналистам.
И еще: в любом случае замороженный осетино-ингушский конфликт может разгореться снова.
Никому не пожелаешь оказаться на такой развилке — где нет третьего пути. Или есть?
Российские власти стоят перед нелегким выбором — идти на уступки террористам или брать школу штурмом.
Как поступить? Каковы возможные политические последствия каждого шага?
Андраник МИГРАНЯН, политолог, профессор МГИМО:
— Определенные уступки возможны ради сохранения людских жизней, но не по принципиальным вопросам. Пример — позиция Франции в деле с захватом двух французских журналистов. На глазах у всего мира люди единогласно поддержали позицию властей не идти на уступки. Помимо штурма есть и другие средства влияния: надо задействовать родственников, семьи террористов. Ведь угроза потери близких действует, как правило, безотказно.
Геннадий ГУДКОВ, депутат Госдумы (“Единая Россия”):
— Выполнить требования террористов в том объеме, в котором это желают они, абсолютно невозможно. Потому что это немедленно приведет к новым масштабным захватам школ, новой волне насилия. Если же возможно найти относительно приемлемые требования, то можно их и выполнить. Например, по обмену людьми, по освобождению, по послаблениям. Чем дольше будет идти торг, если так можно выразиться, тем лучше для ситуации. Если же мы поддадимся на их шантаж, нас будут шантажировать все кому не лень. Что касается штурма, то я уверен, что власть не будет рассматривать этот вариант.
Иван МЕЛЬНИКОВ, первый зампред ЦК КПРФ:
— Нереальные требования выполнять не будет никто. А вот выпустить боевиков, захваченных несколько недель назад, думаю, придется. Потом, грубо говоря, нужно будет их снова ловить.
Александр МИХАЙЛОВ, генерал-майор ФСБ запаса:
— Уроки прежних терактов ничему не научили наших государственных руководителей. Как были у спецслужб проблемы с деньгами, так и остались. А должны быть в наличии такие суммы, чтобы при необходимости можно было бы с потрохами купить любого вожака боевиков. Что же касается переговоров с боевикам, то это не решение проблемы. Да, надо разговаривать с ними до последнего, при этом понимая, что все их требования изначально невыполнимы и что они это тоже знают. Надо одновременно и вести переговоры, и готовиться к штурму.
Когда в Буденновске Сергей Степашин вел переговоры с Ширвани Басаевым — братом Шамиля — он его спросил: “Что мы должны сделать, чтобы вы ушли?” Ширвани ответил: “Приведите сюда всю мою семью и расстреливайте по одному человеку через каждые 10 минут. Тогда вы своего добьетесь”. — “Но мы не можем на это пойти”, — сказал Степашин. “Тогда вы проиграли...”
Полковник ФСБ в отставке, участник антитеррористических операций:
— Надо понимать, что нормальные люди на захват детей не пойдут, это способны сделать только отморозки. Но даже они уже сегодня или завтра могут пойти на уступки. Вид падающих в обморок детей и тяжелобольных, лишенных медикаментов, — зрелище не для слабонервных.
Но ни в коем случае нельзя идти на штурм! Это сразу — большие потери. Надо пытаться договориться. Захотят миллиард — дать им, пусть подавятся. Сейчас надо думать только о спасении детей. А потом уже отловить всех по одному, как это уже не раз было, и вырезать. Это и действенно, и показательно.
То, что та же “Альфа” после “Норд-Оста” усиленно тренировалась, я знаю очень хорошо. Их гоняли до седьмого пота, чтобы исправить все допущенные ошибки. Но даже такие профессионалы не смогут предугадать всего. Еще слишком мало информации — поэтому пока остаются только переговоры.
Георгий ЭНГЕЛЬГАРДТ, эксперт по проблеме радикального ислама:
— События последних десяти дней связаны с общей активизацией исламских радикалов — везде, в том числе и в России. Вряд ли террористы придают выборам в Чечне такое значение — ответ чересчур масштабный. Взрывы в самолетах — скорее всего, отработка либо синхронизации действий террористов-смертников (почему-то было важно взорвать самолеты одновременно), либо методики совершения диверсии. Тренировка, если угодно. Всем исламским группировкам свойственна тяга к надежности — они хотят быть уверены, что все получится. За несколько месяцев до 11 сентября был захвачен индийский лайнер. Террористы убили пилотов, а лайнер смогли посадить сами на одной из баз “Талибана”. Тогда никто не понял, зачем это делалось — а на самом деле отрабатывался маневр. Так что в нынешнем случае самолеты — тоже проба сил.
Террористы, захватившие школу в Осетии, с моей точки зрения, настроены убить заложников. Они отказываются принимать для заложников пищу и воду — это уже показатель. Второе — их требования априори невыполнимые, что доказано “Норд-Остом”. Каждый день для террористов — это дополнительная реклама. Рассчитанная как на спонсоров, так и на фанатичных мусульман, которые просто наблюдают за развитием событий. Что они видят? 40 человек получили неограниченную власть над чужими жизнями — это завораживает.
Ситуация в Осетии вообще довольно специфична: Осетия — единственная немусульманская республика на Северном Кавказе. Мусульман там мало, и они разрознены. И еще Осетия — военный оплот Москвы. Террористическое подполье действует везде: и в Дагестане, и в Карачаево-Черкесии, и в Ингушетии, — кроме Осетии. Поэтому теракт там — это в большей степени попытка напугать осетин, показать, что Москва их защитить не в состоянии. И боевикам выгоден любой исход, любое количество жертв.
