По железнодорожной ветке, ведущей от разъезда Чум к городку Лабытнанги, поезда ползут едва ли не со скоростью пешехода, осторожно пробираясь между горными склонами и зыбкими болотами. Пассажиры, глядя на безлюдные пейзажи за окном, даже не представляют, что здесь, в глухомани Полярного Урала, полвека назад разыгралась самая настоящая война — со стрельбой, воздушными атаками, обходными маневрами войск... И с несколькими тысячами погибших. На строительстве дороги Чум—Лабытнанги произошло одно из крупнейших за всю историю СССР вооруженных восстаний зэков.
Об этой кровавой эпопее до сих пор известно очень мало. Документы либо уничтожены, либо запрятаны на самые дальние полки спецхранов. Но корреспонденту “МК” удалось узнать некоторые подробности от местных жителей и участников “ударной стройки”: заключенных, вольнонаемных рабочих, инженеров...
Грандиозное строительство за Полярным кругом началось — в лучших традициях того времени — с подачи Иосифа Виссарионовича. “Русский народ давно мечтал иметь надежный выход в Ледовитый океан у Оби!” — глубокомысленно изрек генералиссимус. И дело было решено.
22 апреля 1947 г. Совет Министров СССР утвердил, “согласно указаниям товарища Сталина”, секретное постановление №1255-331, в соответствии с которым предстояло построить в Обской губе крупнейшую военно-морскую базу и проложить к ней из района Воркуты, от действующей Печерской магистрали, железную дорогу. Этот фантастический по своей трудоемкости проект в итоге не был реализован. Военный порт за 69-й параллелью остался лишь на чертежах. А вот “железку” приполярную все-таки начали сооружать силами ГУЛЖДС — Главного управления лагерей железнодорожного строительства, входившего в состав ГУЛАГа.
Среди отрогов Уральских гор, среди тундры один за другим возникали лаггородки, окруженные колючей проволокой. Их цепочка тянулась все дальше на восток от маленькой станции Чум, расположенной в 60 километрах от Воркуты. Росло и число подневольных покорителей Севера, присланных на “великую сталинскую стройку”, — их пригнали сюда почти 40 тысяч человек, в основном осужденных по знаменитой 58-й статье. Много было “бытовиков” (воров, бандитов) и так называемых “зеленых” — солдат и офицеров Советской армии, получивших срок за “измену” и “шпионаж”.
Чтобы проложить железную дорогу длиной в 200 километров, выходившую к берегу Оби возле поселка Лабытнанги, понадобилось полтора года. Строили круглосуточно, в три смены. Не щадя людских сил и даже жизней. Но осенью 1948 г., когда прокладка рельсовой колеи уже близилась к завершению, работа вдруг остановилась, бригады “серых бушлатов” не вышли на трассу. Тайм-аут длился несколько дней, однако выходные гулаговское начальство устроило отнюдь не по своей воле. В лагерях, расположенных вдоль трассы, произошло восстание (в официальных документах предпочитали писать — “массовое самоосвобождение”).
Костяк взбунтовавшихся составили бывшие военные, возглавляемые несколькими полковниками (в рассказах фигурируют фамилии Белов, Воронин)... Видимо, к рискованному делу готовились заранее. В урочный час в одном из карьеров, откуда возили песок и гравий для отсыпки полотна, группа заключенных внезапно напала на конвоиров, сопровождавших грузовые машины, и разоружила их. Вслед за тем зэки скрутили солдат, дежуривших у шлагбаума. Убивать “краснопогонников” не стали, а затолкали их, связанных, в крошечный домик вахты. На захваченных грузовиках, вооруженные несколькими трофейными автоматами, “серые бушлаты” подкатили к своему лагерю. Положить потерявшую бдительность охрану оказалось секундным делом, после чего зачинщики мятежа открыли ворота зоны. В течение нескольких часов столь же лихим налетом восставшие взяли 5 или 6 соседних лагпунктов. На волю в итоге вырвались тысячи зэков.
* * *
Почти сразу же “самоосвободившиеся” разделились. Часть из них двинулась на северо-восток — к Обской губе. Эти люди надеялись захватить морские суда и уйти на них еще дальше на восток, чтобы скрыться в бескрайних просторах побережья Ледовитого океана. Среди лагерников ходили также упорные слухи, что у руководителей восстания имелась какая-то связь с заграницей, и они предполагали встретить в устье Оби американские и английские корабли, специально пришедшие туда, чтобы забрать на борт восставших.
Другой крупный отряд бунтарей направился к Воркуте, намереваясь поднять восстание среди узников ВоркутЛАГа. Кто-то из бывших летчиков, по немилости судьбы угодивших на прокладку “сталинской дороги”, якобы утверждал, что среди бескрайних болот, тянущихся к западу от Воркуты, еще с войны сохранились военные аэродромы, где вполне могут приземлиться крупные транспортные самолеты бывших союзников, которые перебросят для повстанческих отрядов продовольствие и оружие... Тогда можно попытаться создать настоящую армию из заключенных и организовать на севере “республику зэков”.
Вместе с “политическими” на свободе оказались уголовники. Эти и вовсе жили одним днем: сегодня гуляем, а завтра — как фишка ляжет! Блатная публика рассыпалась по Северному Уралу мелкими бандами, грабя и терроризируя немногочисленные поселения коренных жителей края.
— Ты говоришь, восстание было? — переспросил пожилой ненец, с которым мы поджидали поезд на крошечной станции Собь, затерявшейся среди горной страны. — А я скажу — людей убивали! Много людей... У нас в народе про это до сих пор помнят. И я помню, хоть и маленький тогда был: пришли в стойбище несколько тех, в бушлатах, с оружием, стали еду отнимать, по оленям стреляли... Отец хотел их прогнать, так они в него — из ружья! А мать... На шкуры в чуме повалили, впятером ее там мучили, потом тоже убили, чтоб не кричала... И ушли дальше — в тундру, других ненцев искать. А скоро в небе самолеты стали летать — один, два... Стреляли сверху в тех, которые из лагеря убежали...
* * *
Для расправы с восставшими были переброшены полки МВД из Котласа, Сыктывкара... Солдатам объявили, что на строительстве железной дороги взбунтовались “власовские прихвостни”, которых щадить нечего. Перепуганные генералы даже отправили с “большой земли” эшелон с танковым батальоном, однако использовать бронированные машины в условиях Полярного Урала оказалось очень сложно. Поэтому основная боевая задача досталась местной транспортной авиации. Работяги “По-2” спешно были вооружены пулеметами и в течение нескольких дней прочесывали с воздуха территорию, где могли оказаться “самоосвободившиеся”. Обнаруженные отряды и даже отдельных людей старались уничтожить с самолетов пулеметным огнем и гранатами. Вслед за авиаторами в дело вступили батальоны внутренних войск. Чаще всего солдаты попросту расстреливали уцелевших и пытающихся спрятаться зэков. Хотя случались на приполярных просторах и настоящие сражения — кое-где отряды, состоящие из “зеленых”, вступали в яростный бой со своими недавними братьями по оружию.
О некоторых эпизодах “заполярной войны” рассказал корреспонденту “МК” сын одного из ее участников:
— Мой отец, Дмитрий Серафимович Маркин, никогда не вспоминал об этой истории и лишь незадолго до смерти неожиданно завел со мной разговор о “бойне под Воркутой”. Оказывается, в послевоенные годы он служил в частях МВД. Осенью 1947-го их полк перевели в Инту. Однажды вдруг пришел приказ: спешно грузиться в вагоны и следовать в Воркуту — как говорили офицеры, “на усиление”. Но по пути к “лагерной столице” эшелон завернули на строящуюся ветку, ведущую через Уральский хребет к Оби...
Состав пришел на станцию Елецкая. Здесь батальон Маркина высадили. Командир объявил, что среди лагерного контингента на строительстве железной дороги вспыхнули беспорядки, и часть заключенных вырвалась на свободу. Батальон вместе с другими подразделениями МВД должен блокировать и уничтожить отряды “самоосвободившихся”. Солдатам роздали гранаты и дополнительные диски с патронами.
Из Елецкой двинулись напрямик, вдоль реки Лёкъелец. Через день каждая рота получила свое направление для прочесывания местности. Оперативную информацию сообщали по рации авиаторы, тщательно утюжившие все окрестные холмы.
На исходе второго дня взводу Дмитрия Маркина дали приказ обследовать лощину, где незадолго до того один из самолетов обнаружил группу “серых бушлатов”. Уничтожить их с воздуха не удалось: во время штурмовки “По-2” получил с земли автоматную очередь в кабину и в крыло, пулеметчик был ранен, и пришлось крылатой машине спешно уходить на аэродром. Несколько зэков засели за каменной грядой и оттуда пытались обороняться. Солдаты под прикрытием пулеметного огня подползли поближе и забросали противника гранатами. Но один из повстанцев все-таки уцелел — он втиснулся в узкую щель между замшелыми валунами, выставив навстречу солдатам свой ППШ: “Эх вы, сволочи! По своим же стреляете! Я — гвардии майор Советской армии, всю войну прошел “за Родину, за Сталина”... Чем таких, как я, фронтовиков гробить, лучше бы вы особистов-душегубов на мушку брали!.. Но если вам жизнь моя нужна — получите без сдачи!..” Сунул ствол автомата под челюсть и нажал на курок.
В том бою Маркина зацепило по щеке шальной пулей, и его как легкораненого отправили назад в Елецкую, вместе с солдатами, тащившими нескольких своих погибших и раненых товарищей. Кроме того, везли на станцию и всех убитых зэков (этих несчастных транспортировали безо всяких церемоний — волоком, примотав веревками к оленьей упряжке). А вот тяжелораненых бунтовщиков офицер-эмгэбэшник, шедший со взводом, сперва попытался там же, на месте боя, допросить, но, убедившись в бесполезности этой затеи, застрелил — чтобы не было лишних хлопот.
* * *
Борис Французов был в 1948-м заключенным колонны №32.
— До нашего и соседних лагерей восстание не дошло. Однако в течение нескольких суток, пока в тундре и горах шла стрельба, заключенных держали запертыми в зонах, под усиленной охраной. Днем на железнодорожных разъездах у лаггородков специально останавливались “агитпоезда”: на открытых платформах были навалены трупы участников восстания. Наши охранники кивали на эту наглядную агитацию: “Если вздумаете бунтовать, с вами будет то же самое!” А по ночам, в закрытых вагонах, везли убитых солдат внутренних войск...
Товарищ Французова по несчастью Егор Столетов, сидевший в то время в одном из воркутинских лагерей, вспомнил, что зимой 1948/49 года по соседству с их зоной огородили тройным рядом “колючки” несколько бараков, которые особенно строго охранялись. Среди заключенных ВоркутЛАГа распространилась молва, что там содержались схваченные живьем участники восстания, которых офицеры госбезопасности, прибывшие из столицы, подвергали пыткам, стараясь получить сведения о руководителях бунта и их стратегических планах. В конце зимы бараки разом опустели: всех бунтовщиков отправили на расстрел.
Общее число погибших в ходе “войны местного значения” на Полярном Урале неизвестно. Тела всех убитых участников восстания было приказано вывозить из тундры и вести им строжайший учет (каждый такой “военный трофей” записывали в особый реестр за подписями командиров воинских частей и местного лагерного начальства). Гулаговское начальство успокоилось и дало отбой армейской операции лишь тогда, когда число уничтоженных мятежников стало соответствовать числу “самоосвободившихся”.
Впрочем, в этой “балансовом отчете” имеется одна закавыка. Среди лагерников ходили слухи, что несколько маленьких групп и беглецов-одиночек все-таки сумели уйти от преследования. Они погибли не в бою, не от пули, а сгинули бесследно в безжалостной северной пустыне. Но, чтобы свести дебет с кредитом, кто-то из Управления ИТЛ якобы распорядился взамен пропавших без вести добавить в штабеля уничтоженных повстанцев специально застреленных зэков из числа не участвовавших в восстании. Правильная арифметика превыше всего!
* * *
Чего все-таки хотели добиться эти люди, на что они надеялись? Корабли и самолеты, прибывающие, словно по заказу, из-за морей-океанов от добрых дядюшек-союзников, — это же сказка. И создание какой-то абстрактной “республики зэков” — тоже из области несбыточных фантазий. Борьба даже нескольких десятков тысяч “серых бушлатов” против огромной армии Страны Советов не имела ни малейших шансов на успех... И все-таки обитатели одного из самых северных островов архипелага ГУЛАГ подняли мятеж — безнадежный, отчаянный порыв к свободе.
