Все хорошие идеи давно известны. Не зря же Остап Бендер горевал о страшном “ударе со стороны классика”, когда он написал гениальное “Я помню чудное мгновенье...” и только после этого узнал, что за сто лет до него то же самое сочинил некто Пушкин. Все фоторепортеры должны быть немножко Бендерами. Поэтому неудивительно, что время от времени “пропускают удары” от классиков.
Александр Натрускин из Рейтера — один из самых обаятельных фотографов, работавших в кремлевском пуле. Огромный, веселый, вроде особо не напрягающийся... В яркий солнечный день 14 марта прошлого года ему удалось сделать просто отличную фотографию. Владимир Путин приехал на избирательный участок. Натрускин наверняка придумал кадр заранее — он ждал, когда тень от здания буквально “разделит” президента пополам, и успел нажать на “спуск”.
Фотография получилась классной. Но то, что она сделана именно в день президентских выборов, разделяющих два срока ВВП и по времени, и по проводимой политике, делает ее многозначной, наделяет вторым планом. Можно не сомневаться, что умная работа Натрускина будет еще неоднократно востребована СМИ и принесет Рейтеру немалые доходы.
Но нет в мире ничего нового. Почти за сорок лет до Натрускина, в 1955 году, известнейший политический репортер Эрих Лессинг (“ФА” уже публиковал его портрет де Голля) сфотографировал прибытие президента США Дуайта Эйзенхауэра на саммит в Женеву. Лессинг тоже использовал солнечную тень, делившую американского генерала и политика. Правда, в отличие от Натрускина (чей снимок, по-моему, лучше) ему пришлось довольствоваться не вертикальным, а горизонтальным “разрезом”. Но идея, заново рожденная Александром Натрускиным, по факту повторила старый прием Лессинга. И подобных примеров можно привести много.
Интересно и другое: что одинаковый прием был использован в отношении политиков, у которых по чисто формальным критериям есть немало общего (по крайней мере, на сегодняшний день).
Начнем с того, что Айк (так всегда и везде называли Эйзенхауэра) был абсолютным любимцем Штатов. Он единственный глава государства, рейтинг которого никогда не опускался ниже 70 процентов! Это феномен мирового уровня.
Эйзенхауэр, как и Путин, взял на себя управление страной в трудный момент. Америка очень боялась коммунистической угрозы. В Вашингтоне бушевал сенатор Маккарти, которого принято до сих пор считать полуфашистом. На волне шпиономании он начал делать карьеру, открыв слушания комиссии по антиамериканской деятельности. Крупнейшие представители науки, искусства, культуры и бизнеса допрашивались на предмет сочувствия советскому блоку. Многим за левые взгляды выдавались “волчьи билеты”. Чарли Чаплин, например, был вынужден эмигрировать в Швейцарию.
Американский “маршал Жуков” — четырехзвездный генерал Дуглас Макартур — публично обвинил администрацию сверхжесткого Трумэна в мягкотелости и предательстве собственных солдат за то, что Белый дом не дал разрешения на атомную бомбардировку Китая во время корейской войны. Трумэну пришлось тут же уволить строптивого командующего, тем самым лишив себя возможности вновь быть избранным — уж очень был популярен Макартур.
Ко всему прочему правительство демократов и лично Трумэна было принято обвинять в финансовой нечистоплотности: рядовые граждане не могли понять, зачем нужны такие громадные финансовые траты, как, например, реализация Плана Маршалла по восстановлению разрушенной Европы. Хотя было бы достаточно просто увидеть буквально нищий дом в глуши штата Миссури, куда вернулся Трумэн после президентства, чтобы понять — слухи лживы. Но демократам и либералам уже не верили.
Что новым президентом должен быть железобетонный патриот, желательно военный, способный успокоить нацию, было ясно еще до выборов. Но также были понятны и опасности: разгул реакции отбросил бы США с их острейшими внутренними проблемами — прежде всего расовым и социальным неравенством — на десятки лет назад. В этом смысле бывший командующий войсками союзников в Северной Африке, главнокомандующий войсками НАТО, кавалер всех мыслимых орденов, четырехзвездный генерал Дуайт Эйзенхауэр оказался лучшим выбором. С одной стороны — никто не мог обвинить его в отсутствии патриотизма и решительности. А с другой — его мозги были не окончательно задавлены фуражкой, как у Макартура.
Когда последний только начал бузить, корреспондент армейской газеты с оригинальным названием “Звезды и полосы” спросил у командующего войсками НАТО Эйзенхауэра, как он относится к нарушению субординации со стороны коллеги. Не знаю, что ждал журналист (вообще удивительно, как корреспондент военной газеты осмелился задать подобный вопрос). США были тогда целиком на стороне Макартура. Его встречали как героя, даже теща Трумэна отказалась разговаривать с Гарри после того, как он отправил в отставку живую легенду. Эйзенхауэр, когда задали вопрос, задумался (в этот момент его и снял Фрэнсис Гронди для все той же армейской газеты) и ответил однозначно: “Когда ты надеваешь форму, ты принимаешь для себя определенные запреты”. Эйзенхауэр своим авторитетом не поддержал Макартура и выбрался президентом без малейшего скандала.
Все время президентства Эйзенхауэра очень любили. Остались десятки прекрасных фотопортретов. На многих из них он снят с иронией, но всегда с любовью. Есть снимок, как полицейские, не разобравшись, не пускают к предвыборному поезду генерала-кандидата и его жену. Это удивительно — снимок сделан в толпе, моментально, но доброе отношение к Эйзенхауэру и его семье все равно ощущается.
Трумэн, уходя, говорил: “Бедный Айк! Он будет думать, что Белый дом и армия — одно и то же. Достаточно отдать приказ...” Но старый генерал все понял — первым делом, без шума и пыли, он задавил Маккарти. О президентских амбициях “главного патриота” через год было смешно вспоминать. О Макартуре и его безумных атомных планах вообще забыли тут же.
Эйзенхауэр встречался с Хрущевым и собирался в Москву, но “У-2” по-прежнему летали над Уралом. Он не отправил войска во Вьетнам (в отличие от Кеннеди), но готовил интервенцию на Кубу. Он не начал ни одной реформы, но не позволил расцвести реакции. Его время стало необходимой передышкой перед 40-летием сплошной модернизации страны от Кеннеди до Клинтона. Именно Эйзенхауэру удалось скрепить позвонки разных эпох, перетащив США в новейшее время.
Удалось ему это потому, что у него никогда не было ощущения собственной миссии. Он просто работал. Но он никогда не боялся работать с легендами. Госсекретарь Джон Форстер Даллес, его брат, основатель и директор ЦРУ Ален Даллес, основатель и директор ФБР Гувер... Со всеми этими людьми Кеннеди работать уже не мог — ведь он про них книжки читал. Эйзенхауэр — сам легенда — ничуть не смущался, что кто-то умнее его. Как любой настоящий командующий фронтом он умел не казаться, а быть первым. И поэтому сбить его с толку, поменять черное на белое, заставить изменить политику — было невозможно. Он мог ошибаться в тактике, но стратегические цели видел четко.
Его до сих пор зовут в Штатах просто Айком. Вряд ли бы за него сейчас проголосовали 70% избирателей. Но ведь и это простое и уважительное “Айк” тоже чего-то стоит.
