В прошлом году граждане ФРГ усыновили 487 иностранных детей, из них 95 — российских. Немкой стала и трехлетняя Виктория из Санкт-Петербурга. Девочка, похоже, вытянула самый счастливый билет, потому что ее приемных родителей зовут Дорис и Герхард Шредер.
История наших стран хранит тайну другого, советско-германского, удочерения на высшем уровне. Девочку звали Машей. Она была приемной дочерью первого секретаря ЦК СЕПГ Вальтера Ульбрихта и его жены-сподвижницы Лотте. До сих пор вокруг этого удивительного факта ходит множество слухов и небылиц. “МК” удалось найти уникальные документы, связанные с удочерением маленькой Марии семьей главы ГДР. И проследить за трагической судьбой девочки.
История о том, как федеральный канцлер Германии Герхард Шредер удочерил 3-летнюю жительницу Петербурга Вику, недавно облетела весь мир. Теперь маленькая Виктория — член семьи Шредера и носит, соответственно, самую громкую фамилию в стране. Немецкая пресса тут же окрестила питерскую сироту подарком Владимира Путина своему другу Герхарду к шестидесятилетию, поскольку высокопоставленной чете в отличие от рядовых усыновителей не пришлось преодолевать тяжелейший бюрократический марафон, связанный с этой непростой процедурой.
На многочисленные просьбы журналистов предоставить хоть какую-то информацию о Виктории федеральная пресс-служба отвечает жестким запретом. Это понятно и вполне оправданно: даже такой публичный человек, как Шредер, имеет право на личную жизнь. Папарацци могут расслабиться: вряд ли средства массовой информации рискнут напечатать фотографии Виктории Шредер.
Федеральный канцлер и детдомовская девочка — такая коллизия трогает сердца миллионов людей. Но сказка про Золушку, превратившуюся в принцессу, на то и сказка. В жизни она не всегда заканчивается хеппи-эндом.
...В ночь с 3 на 4 декабря 1991 года берлинская полиция обнаружила в квартире, расположенной в восточной части города, труп женщины. Жилище выглядело запущенным до предела. На полу валялись пустые бутылки из-под пива и шнапса. Опрошенные по горячим следам соседи рассказали, что накануне слышали шум бурной попойки. Это их нисколько не удивило: в “нехорошей” квартире и раньше собирались веселые компании.
Полиция установила имя погибшей женщины. Беате Маттеоли было 47 лет, она нигде не работала и жила на социальное пособие. Вскрытие показало, что смерть наступила от кровоизлияния в мозг, развившегося в результате удара. Вероятно, женщину убил один из ее друзей-собутыльников, но преступление так и не удалось расследовать до конца. Полиция не смогла найти свидетелей убийства.
Только после смерти Беате Маттеоли жильцы узнали, кем была их непутевая соседка по подъезду. Девичья фамилия Беате — Ульбрихт. А еще раньше ее звали Машей Пестуновой.
В день похорон на кладбище собралось довольно много журналистов из бульварных изданий. Они брали интервью у друзей покойной и явно ожидали появления матери Беате. Однако она так и не явилась. Лотте Ульбрихт, вдова бывшего руководителя ГДР Вальтера Ульбрихта, не пришла проститься со своей приемной дочерью, с которой прекратила всяческие отношения за несколько лет до трагедии.
Лотте и Вальтер познакомились в 1935 году в Париже на партийной работе, а потом встретились в Москве, где, как и многие немецкие коммунисты в изгнании, пережидали время гитлеризма. Политические соратники вскоре стали жить в гражданском браке, а потом, как только Вальтер оформил развод с бывшей женой, расписались. Все было хорошо, кроме одного: Лотте не могла иметь детей.
В 1947 году супруги решили удочерить ребенка. Приемные родители были не слишком молоды: ему — 50, ей — 40. Почему их выбор пал именно на русскую девочку — маленькую Машу Пестунову, которая появилась на свет 6 мая 1944 года в Лейпциге, история умалчивает. Ее мать, насильно угнанная из СССР в Германию, вскоре после родов погибла во время бомбардировки города. Осиротевшая девочка попала в приют.
История превращения Маши Пестуновой в Беате Ульбрихт оказалась непростой. Проблема заключалась в гражданстве ребенка. Маленькая Маша была подданной Советского Союза, а ее приемными родителями собирались стать иностранцы.
В то время в СССР на любые связи с иностранными гражданами смотрели косо. Смешанные браки находились под строгим запретом, а об усыновлении советских детей и “экспорте” их за рубеж не могло быть и речи. Но, как известно, нет правил без исключений, особенно для проверенных друзей. Будущий предводитель Социалистической единой партии Германии, убежденный коммунист Ульбрихт за 7 лет своей жизни в Стране Советов доказал глубокую преданность великим идеям социализма-коммунизма и имел все основания рассчитывать на положительное решение личного вопроса. Собственно, хватило бы одного росчерка сталинского пера.
Тем не менее заявление четы Ульбрихт прошло не одну бюрократическую инстанцию, пока наконец не было принято окончательное решение. 21 августа 1950 года вопрос рассматривался в секретариате ЦК ВКП(б), затем на Политбюро, и, наконец, 26 августа Президиум Верховного Совета СССР в лице Николая Шверника окончательно утвердил разрешение на удочерение Марии Пестуновой.
Держу в руках документ с грифом “Строго секретно”, отпечатанный всего в восьми экземплярах. Это выписка из протокола №525 заседания Секретариата ЦК от 21.08.1950 года “Об удочерении гражданки СССР Пестуновой Марии, рожд. 1944 года, гражданами Германской Демократической Республики Ульбрихтом Вальтером и Ульбрихт Шарлоттой”: “Разрешить Президиуму Верховного Совета СССР удовлетворить ходатайство... об удочерении гражданки СССР Пестуновой Марии с сохранением за ней советского гражданства”. Документ подписан Маленковым, Берией, Микояном, Булганиным, Косыгиным. Сохранение советского гражданства означало, что удочеренная девочка в любой момент могла быть вывезена на Родину — в СССР.
Николай Трофимович Луньков, работавший в начале 50-х в Берлине заместителем политического советника при главкоме Группы советских войск маршале Чуйкове, дружил с Ульбрихтами и даже был у них в гостях на семейном торжестве.
— Я помню Беате, — рассказывает дипломат, — тогда ей было семь лет. Симпатичная русоволосая девочка, она выглядела настоящей немкой и свободно говорила по-немецки. Лотте относилась к ней очень доброжелательно.
— Волновался ли Ульбрихт из-за того, что у ребенка было советское гражданство?
— Он не обсуждал со мной этот вопрос, но, по-моему, особых опасений не испытывал. А после смерти Сталина это вряд ли было возможно.
— Знаете ли вы, как печально сложилась судьба Маши-Беате?
— Мне не хочется об этом думать. В моей памяти она осталась счастливым ребенком.
Лотте Ульбрихт почувствовала себя счастливой, когда стала матерью маленькой Беате. Лишь очень узкому кругу посвященных было известно, что девочка не родная дочь, а приемная. Только после падения Берлинской стены общество узнало о семейной драме бывших первых лиц ГДР.
Сохранилось письмо фрау Ульбрихт, адресованное в органы социальной защиты ГДР, помогавшие в оформлении удочерения, в котором есть полные материнской любви и нежности строки. Рассказывая о пухлых румяных щечках малышки, ее прекрасном аппетите и здоровом крестьянском начале, Лотте абсолютно в духе своего времени писала: “И я уверена в том, что мы воспитаем человечка, который будет весьма ценным членом нашей новой Германии”.
Увы, Маша-Беате родилась не под счастливой звездой. Уже в школьном возрасте у нее начались проблемы. Девочка явно страдала из-за железного характера приемной матери и больше тянулась к отцу. В классе, естественно, все знали, что она дочь крупного партийного бонзы, самого Вальтера. Беате Ульбрихт — этим все было сказано.
Лотте была требовательной матерью. Она хотела, чтобы дочь не посрамила громкую фамилию. От Беате ждали отличной успеваемости и безупречного поведения. Воспитывали ее в большой строгости. А ей совсем не хотелось быть отличницей и примерной девочкой. Высокая планка, к которой приходилось постоянно тянуться, тяготила Беате.
В отличие от сверстниц, носивших нейлоновые чулки и колготки, которые только начинали входить в моду, фройляйн Ульбрихт об этом не могла и мечтать. В 16 лет она носила детские фасоны одежды. Ничего удивительного: ее мать была инициатором гонений на “буржуазные пережитки” типа губной помады и модной одежды. Для дочери тоже никаких поблажек не существовало. Сохранилась открытка Беате, в которой она умоляла своего папочку выдать 14 дойчмарок на наручные часы.
Со временем отношения между матерью и приемной дочерью становились все более напряженными. Писательница Вальтраут Шелике, чья мать была ближайшей подругой фрау Ульбрихт, в своей книге пишет, что “удочерение обернулось трагедией: девочка и Лотте оказались психологически несовместимыми, взаимной любви между ними не возникло”. Своей домоправительнице Урзуле Зайдлер в горькую минуту Лотте призналась, что удочерение было самой большой ошибкой ее жизни.
В личных делах высокопоставленных супругов Ульбрихт, хранящихся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), можно обнаружить любопытные штрихи к их неофициальным портретам.
Например, после Конгресса женщин ГДР, состоявшегося в августе 1964 года, глава советской делегации в своем отчете указывала, что “руководство всячески подчеркивает роль Лотте Ульбрихт, создает вокруг нее атмосферу угодничества. Множество ее портретов заполняют страницы женского журнала “Фюр дих”. А поведение самой Лотте Ульбрихт оставляет впечатление некоторой бесцеремонности, недостатка скромности, излишней популяризации своей роли”.
В дополнении к официальной биографии Вальтера Ульбрихта, явно предназначенном для внутрипартийного пользования, есть и такие строки: “Как человек Ульбрихт очень сух, начисто лишен сентиментальности, имеет трезвый практический ум. Очень честолюбив, болезненно реагирует на критику, склонен к мстительности”.
В школе Беате учила русский язык, и после получения аттестата зрелости ее отправили в Ленинград. Она стала студенткой ленинградского вуза. Но вдали от материнского недремлющего ока девушка быстро пустилась наверстывать упущенное. Начались увлечения и романы. Она вышла замуж за сына итальянского коммуниста и сменила фамилию Ульбрихт на Маттеоли. Замужество оказалось нестойким.
Второй брак, теперь уже с русским молодым человеком, тоже продержался недолго, и Беате вернулась в ГДР, даже не получив диплома о высшем образовании.
В Берлине она работала в разных местах, нигде надолго не задерживаясь. Начинала в агентстве новостей, потом перешла на обувную фабрику и, наконец, стала довольствоваться временными заработками. Вероятно, в это время бедная Беате и начала увлекаться алкоголем.
В последний раз она появилась на публике в 1973 году на похоронах Вальтера Ульбрихта. Стояла рядом с Лотте и Маргот Хонеккер, женой последнего руководителя ГДР.
Отношения с матерью делались все более натянутыми. Образ жизни, который вела молодая женщина, тянул ее на самое дно. Алкогольные эксцессы, неподходящие компании — все это кончилось тем, что Лотте махнула на дочь рукой. Изредка она получала от Беате поздравительные открытки, но постепенно и почтовая связь сошла на нет.
После объединения Германии Беате окончательно получила статус безработной. Все контакты с прежним окружением были оборваны. Лотте Ульбрихт узнала о смерти дочери из газет. Она ни разу не навестила ее могилу.
Лотте Ульбрихт, овдовев, осталась в полном одиночестве. Последние годы она вела крайне уединенную жизнь. Падение Берлинской стены и объединение Германии железная фрау восприняла негативно. Периодически к ней проявляли интерес журналисты, но фрау Ульбрихт не дала ни одного интервью, словно хранила обет молчания. Незадолго до смерти она опубликовала автобиографическую книгу “Моя жизнь”. Лотте умерла в возрасте 98 лет.
Какое будущее уготовано маленькой Виктории Шредер? Выучит ли она русский язык? Займет ли высокий пост в ФРГ? Кто знает. Немецкие журналисты уверены только в одном: она никогда не станет, как Татьяна Дьяченко, советником по имиджу своего отца Герхарда Шредера, потому что к тому моменту, когда вырастет, он уже давно будет на пенсии. Но, как известно, не в этом счастье. Главное, чтобы Вика не повторила страшную судьбу своей русской предшественницы Марии Пестуновой.
Редакция благодарит сотрудников Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) за помощь в подготовке этого материала.
