Собственную могилу на Ваганьковском кладбище вот уже четверть века навещает 77-летний москвич Федор Лапшин. Конечно, состоятельный человек может приобрести участок на погосте и соорудить там себе склеп еще при жизни. Но ни за какие деньги не сможет купить место в братской могиле... А вот Лапшин еще при жизни смог. Корреспондент “МК” попытался разобраться в этой почти что мистической “похоронной” истории.
Всю дорогу до кладбища Федор Андреевич улыбается и рассказывает фронтовые байки. При первой же встрече он удивил своей улыбкой — лучистой, открытой, как у ребенка. А еще — особой быстрой походкой. Казалось, она у него еще с войны: как-никак бывший лыжник-разведчик.
Останавливаемся у братских захоронений. Так и есть: на одном из обелисков — его фамилия. Лапшин бережно кладет к подножью свежие гвоздики и рассказывает, как впервые обнаружил свою могилу.
Дело было еще в 1980-м. Пришел на Ваганьковское кладбище, чтобы найти могилы однополчан. А нашел… свою фамилию среди десятка прочих фамилий павших в годы Великой Отечественной войны бойцов. Как ни странно, Лапшин не слишком удивился. А сразу вспомнил случай, когда его могли в родном 3-м батальоне 7-й роты особого запасного стрелкового полка посчитать погибшим.
В конце декабря 1941 года он вместе с другими разведчиками-лыжниками отправился на задание к Малоярославцу. В город вошли аккурат под Новый год. Столы в одном из домов ломились от еды, в бокалах налито шампанское. Здесь должны были отмечать праздник немецкие офицеры, но, узнав о приближении русской армии, они бросили все и ушли из города. Притронуться к выпивке и еде разведчики не решились: вдруг заминировано?
Голодные и холодные солдаты отправились дальше. Решив переждать бомбежку, залегли в поле. Уставший Лапшин заснул. И приснилось ему, как на него страшный мужик хочет вылить ведро холодной воды. Он уворачивается, но ледяная струя задевает руку. Проснулся от ужаса и дикого грохота. Огляделся — все семеро разведчиков однополчан мертвые лежат. А ему только руку зацепило. Сбросил лыжи и побежал в поселок, где, как думал, будут санитары. Возможно, увидев лыжи Федора Андреевича, в родной роте (а солдаты шли за разведчиками) решили, что он тоже погиб. Меж тем Лапшину в ближайшем поселке прямо на улице, при свете фар, военные медики сделали операцию. Но неудачно: перерезали нерв. В итоге он попал в госпиталь в Пятигорске.
Подлечившись, но уже негодный к воинской службе по состоянию здоровья, Лапшин сопровождал вагоны. В январе 1944 года он решил вернуться на фронт. Записался в школу стрелков-радистов, но его оттуда вскоре (как только поняли, что рука у него не действует) отправили обратно. Похоронки на него домой не приходили. Скорее всего потому, что некуда было посылать: до войны жил Лапшин в подвале дома в Верхнем Предтеченском переулке…
Уже в мирной жизни долгое время как ветеран войны он не получал никаких подарков. Пришел в местный Совет ветеранов — там сказали, что он в списках живых не значится... Впрочем, вскоре недоразумение было устранено. И пенсию, и все остальные льготы Лапшин сейчас получает в полном объеме.
У некоторых народов есть интересный ритуал: если человек хочет изменить свою судьбу, он устраивает собственные похороны. После чего начинает жизнь как бы с чистого листа, и несчастья на него уже не валятся. Федор Андреевич говорит, что с того момента, как он нашел свою могилу, многое в его судьбе изменилось. До этого он несколько раз чуть не погибал — дважды только тонул. Жены (а их у него было восемь) то неожиданно заболевали, то умирали. Сменил много работ — от почтальона до сапожника. Мыкался без собственного жилья. А потом вдруг все наладилось.
Сейчас Лапшин считает себя самым счастливым человеком на свете. Несмотря на возраст, ходит на рыбалку, охотится. Говорит, что особенно любит людей: “А если к ним с любовью, они только добром ответят”. Он и впрямь в каждом старается найти что-то хорошее. И по-прежнему ищет оставшихся в живых однополчан. На могиле, которую считает своей, бывает чуть ли не каждый день. И ни разу, говорит, к Лапшину никто не приходил. Еще один факт в пользу того, что могила все-таки его.
— Все в жизни может быть, в годы войны случались ошибки, — говорят в Совете ветеранов Пресненского района. — У нас один старик в районе жил, на которого похоронка три раза приходила, и трижды его однополчане считали погибшим в бою. А он только недавно умер. Что же до Лапшина, мы все-таки думаем, что в могиле лежит его однофамилец. Хотя как знать?..
На Ваганьковском кладбище пояснили, что братские захоронения появились здесь очень давно. Останки бойцов перевозила контора, которой сегодня уже не существует. Она же составляла списки на основе архивных данных. Так что концы найти невозможно.
А если это все-таки могила Лапшина? Может ли он рассчитывать, что его после смерти там захоронят? Увы. В Московском департаменте потребительского рынка (эта структура отвечает и за погосты) нам пояснили, что дозахоронения в братские могилы запрещены. Даже в таком исключительном случае...
