Правоохранительным органам еще предстоит дать оценку тому, что произошло в селе Яндыки Лиманского района Астраханской области. Однако уже понятно, что это не просто бытовой конфликт. Впервые в новейшей истории на исконно русской территории случился классический погром, бессмысленный и беспощадный.
Миновав село Икряное, проскочив поворот на Арбузное, меньше всего ожидаешь встретить здесь здоровенных омоновцев в черных беретах и полной боевой выкладке. Дорога на Яндыки — как на чеченскую войну.
— Яндыки — это такой сорт яблок, — сообщил мне случайный попутчик Алексей, безработный. Вообще-то Алексей — технолог “по рыбе”, специализировался на кильке. Но кильки стало мало — ее потравили нефтяники, неудачно пробурившие какую-то скважину на Каспийском шельфе. Весной Алексей потерял работу. Теперь он стал замечать, что его, русского, коренного жителя этих мест, кто-то как бы выталкивает из жизни. Куда ни сунься — везде они, приезжие c Кавказа. Поговаривают, что им по какой-то таинственной причине излишне благоволил покойный губернатор.
— Хорошо бы под это дело их всех отсюда вытурить, — говорит Алексей, обычный русский человек, добрый, честный, немного простодушный. В селе Яндыки сход таких же хороших людей, русских, калмыков, казахов и татар, постановил выселить из села чеченцев.
— Поймите, это не конфликт между чеченцами и калмыками, — говорит Сергей Соболев, глава администрации села. — Это противостояние всего народа и лиц чеченской национальности. То есть отдельных отморозков из их числа, — тут же поправляется он.
На той же улице Кирова, где находится администрация, посреди огромной черной бесформенной кучи торчит печная труба. Это все, что осталось от дома Лайлы и Зилавди Абдулазизовых. Лайла, как взъерошенная птица, сидит на камне на своем пепелище в розовых шлепанцах и чужом халате. Выбежала в чем была, сгорели и документы, и деньги. И кошка сиамская сгорела. Сам Зилавди и его племянник, зверски избитые, лежат в больнице в Лимане. Зилавди с племянником пили чай, когда дом загорелся. Четырех дочек еле успели вытащить из огня. Огонь перекинулся на саманный домик русской соседки бабы Кати. У нее повреждены крыша, фасад дома, полопались банки с соленьями-вареньями. Компенсацию обещают выплатить всего 20 тысяч…
У калмыка Николая лучший друг детства был русским.
— Конфликт начался, когда началась вторая чеченская война и сюда стали съезжаться чеченцы, — рассказывает он. — Приезжие начали выдавливать русское и калмыцкое население: избивали, угрожали… Говорили: “Скоро это будет наша земля”. Хотели здесь сделать маленькую Ичкерию. В каждом доме у них прописано по 20 человек. На это милиция смотрит сквозь пальцы. Как и на то, что все они вооружены.
Проблемы накапливались давно, но настоящее обострение началось недели две назад, после того, как выпустили трех чеченцев, надругавшихся над могилами. Эти трое — Иса Магомадов, Юсуп Абубакаров и Адлам Халадов — 22 февраля на кладбище поломали 17 крестов и повалили гранитный памятник, установленный на могиле калмыка, погибшего в Чечне. Сначала суд определил вандалам полтора года лагерей, потом приговор был обжалован, и они получили полтора года условно. Все здесь убеждены, что судей купили и что дело имеет политический и религиозный подтекст. Ведь преступление совершено накануне 23 февраля — годовщины депортации чеченцев.
По словам друзей убитого Николая Болдырева, их компания открыто сопротивлялась этому давлению, поэтому всем им не раз угрожали. Угрожали и Николаю, причем в последний раз угрозы прозвучали в день его убийства. Так что можно предположить, что его сразила далеко не случайная пуля. В “чеченском лагере” прямо говорят, что Николай был одним из главных зачинщиков конфликта. Правда, валят все на участкового: якобы только у него было огнестрельное оружие. Но источники в прокуратуре сообщили, что экспертиза пистолета участкового дала отрицательный результат.
События развивались так: в воскресенье накануне убийства Николая Болдырева молодежь забила стрелку за селом. Калмыки и русские вызвали чеченцев, чтобы честно разобраться между собой, без милиции. Чеченцы на встречу не явились. Они собрались на следующий день, по одному вытаскивали из домов калмыков и русских…
— По-бандитски поступили, короче, — говорит молодежь, — не по-мужицки.
Толпа в 40—50 чеченцев, вооруженных дубинками и арматурой, примерно в 23 часа напала на калмыков в районе бара “Ивушка”. Женщина, живущая напротив бара, рассказала:
— Я проснулась от криков, лязга металлических прутьев. Толпа чеченцев за кем-то гналась и хором ревела: “Аллах акбар!”. Мне показалось, что толпа хорошо организована. Потом прозвучали два выстрела. Толпа отхлынула, кинулась в другую сторону. Тогда стало видно лежащее на земле тело.
После похорон Николая Болдырева случилось то, что глава администрации села называет “актом возмездия”.
— Терпение народа лопнуло, — говорит он. — Люди озлобились, потому что видели, что виновных не наказывают.
Около трехсот человек шли с кладбища по улице Кирова. Первым у сельсовета им попался председатель колхоза Кери Хусинов, которого здесь считают главным подстрекателем со стороны чеченцев. Говорят, что он как-то нехорошо усмехался из-за спин омоновцев. На глазах омоновцев его избили там же, перед сельсоветом. Участники акции утверждают, что действовали спонтанно. Но, судя по рассказам очевидцев, действия погромщиков были хорошо скоординированы. Рядом с ними и сзади шел вооруженный ОМОН, но ничего не предпринимал, только иногда стрелял в воздух. Представители власти объясняют это тем, что не было приказа на использование газа или дубинок, тем более на стрельбу по толпе. К тому же омоновцев было всего человек 30.
По улицам села теперь днем и ночью ходят вооруженные патрули. Внутренние войска квартируют в клубе, в школе.
Участники погрома говорят, что все, чьи дома были сожжены, выбраны не случайно, а пострадали “за дело”.
Пока идет разбирательство, многие местные русские потихоньку пакуют чемоданы.
— Как только армия уйдет, здесь будет бойня, — говорят они.
