Тихо и незаметно. Как сама осень. Ушел Семен Богуславский. Всего-то не дожив до радостного марта, когда бы ему исполнилось 80. Правду сказал друг его Вениамин Смехов: “Эх, не юбилейный он человек…” Школа — его школа, знаменитая Маяковская 1274 — уж было готовилась к юбилею с розами. А пришла на поминки. Своего директора. Русского поэта. Большого педагога.
А случилось все неожиданно. Мы говорим с вдовой Семена Рувимовича — Еленой Викторовной:
— Не могу прийти в себя. В августе он лег на плановое обследование в Кремлевскую больницу. Выписка. И не усидел дома: сразу же бросился в родную школу. Не мог без нее ни дня. Столько планов! Все готовился к 1 сентября. А я советовала: “Надень белую рубашечку и бабочку к ней. Пусть дети видят, что их директор хоть и пожилой, но такой элегантный…”
Елена Викторовна еле сдерживает слезы.
— И вот задохнулся мгновенно: тромбоэмболия. А ведь год так насыщен его юбилеями: 50 лет педагогической деятельности, 40 лет работы в школе, которую он добился назвать именем своего любимого поэта Маяковского…
Про Богуславского не скажешь сухое “учитель-словесник”. Не эти слова суть его, но людская молва, когда каждый старался пробить свое дитятко в лучшую школу к лучшему педагогу… Теперь его кремировали. Скоро родные (вдова из Питера, дочь Ольга, живущая в Америке, и внук Кирилл, приехавший нынче из Израиля) заберут урну и предадут ее покою на Калитниковском кладбище в районе Таганки. Ему покой, а друзья разом заболели. Такой удар.
В театре Петра Фоменко репетиция. Здесь застаем Вениамина Смехова, горечь слов наполняется светом.
— Он не навязывал, не назидал. Но просто любил свой предмет — русский язык и литературу. Так и сказал кто-то на поминках: “Школа Богуславского имени Маяковского”. А ведь он полжизни назывался “сыном врага народа” — сыном расстрелянного отца. И как очень мудро сказал Петр Наумович Фоменко, “его смелость — это не отрицание, но преодоление страха…”
— Необыкновенный он человек, — продолжает Елена Викторовна, — пошел на фронт, хотя у него бронь была: ведь в железнодорожном техникуме учился, а их не призывали. И матери своей до конца ее дней так и не признался, что ушел добровольно. А что было с “Норд-Остом”? Его все отговаривали: Семен, не ходи ты в школу! Там во время захвата располагался штаб. Но он не остался дома. И потом к нему приводили детей на реабилитацию. Позже Лужков сказал: “Семен Рувимович, вы так много сделали, просите что хотите!” А он ответил: “Хорошо. Отремонтируйте мне школу…”
Учитель в стихах. Его строки ходят как изустно, так и на интернет-сайтах, уж шесть книг вышло — “Во что мы верим”, “Ракурс”, “Сад”, “Сердце пополам”… Но дочка разберет позже его наследие, и мы увидим еще одну книгу из неизданного прежде…
— Он очень дружил с Лилией Юрьевной Брик, она бывала в его школе, при которой был создан музей Маяковского. И вот она-то говорила: “Именно здесь настоящий музей поэта!” Там царит его культ.
Вениамин Смехов:
— Из нашего лицейского племени его выделяло то, что он был всех старше на войну, на свое фронтовое путешествие. Помню 67-й год, когда мы впервые встретились, тогда Семен Рувимович позвал артистов с Таганки — Золотухина, Высоцкого и меня — к себе в школу… Это был один из его педагогических подвигов: знаменитые факультативы! Одни — по русской полузапрещенной литературе: Ахматова, Пастернак, Булгаков… А другие — общественно значимые, когда на сцене в душном зале в течение 5—6 часов сидели представители разных профессий — медики, психологи, журналисты — и отбивались от целого урагана записок-вопросов, идущих от учеников. И лучшие труженики “МК” тогда же участвовали — Саша Аронов, Паша Гусев — эти горы записок принимали с подчас запретными темами и с бездной юмора…
Новый директор школы до сих пор не назначен. Потрясение уйдет. Свет останется.
