Актер Александр Олешко начал эпатировать публику еще в детском саду.
Мама дала ему букет, чтобы он подарил его воспитательнице, а Саша как сознательный ребенок возложил цветочки к портрету Ленина.
Это был его первый публичный прикол. Приколом последним стало то, что исполнитель роли Яблокова на съемках “Турецкого гамбита” чуть не попал под копыта целой конницы.
— В сериале “Турецкий гамбит” ваша небольшая роль жениха Вареньки расширится?
— Небольшая, но по сути из-за моего Яблокова все и произошло. Изначально “Турецкий гамбит” снимали как многосерийный фильм. Естественно, в него попадет то, что по хронометражу не вошло в киноверсию. Очень, например, интересна встреча Яблокова с Варенькой. У них был своеобразный договор: они, конечно, любят друг друга, но они также любят Родину. У Яблокова оказывается плоскостопие, из-за чего его не принимают в пехоту и берут в шифровальщики. А Варенька… Ну и так далее.
Хотя на самом деле я сам точно не знаю, что войдет в телевизионную версию.
— Интересно будет посмотреть?
— Мне редко удается посмотреть свои фильмы в эфире, поэтому я чаще всего покупаю диски. Просматриваю не для того, чтобы насладиться собой, а чтобы отметить какие-то для себя моменты, отложить в памяти и поехать дальше. Работать то есть.
— Не влюбленных в себя актеров не бывает!
— Ну не до такой же степени! Я не пересматриваю свои фильмы. Во-первых, у меня просто нет на это времени. А во-вторых, я понимаю, что не могу оценивать себя объективно.
— На съемках “Гамбита”, напичканного скачками, взрывами и стрельбой, случались технические накладки?
— Кроме того, что я чуть не погиб, все было хорошо.
— Что же произошло?
— Меня хотели пощадить и надеть мне очки с обычными стеклами (Яблоков по сценарию сильно близорук. — Авт.). Но я отказался и играл в настоящих “близоруких” очках — с постоянной головной болью. Так вот. Помните, есть сцена, когда Варенька приезжает на войну и Яблоков бежит к ней навстречу. А по дороге сначала проходят, а потом проносятся лошади. И вот когда они проносились, я “близоруко” сделал шаг в сторону, но тут или Бог, или еще кто-то заставил меня шагнуть назад. Кони пробежали в сантиметрах от меня. Так что, если бы этого шага не было, я благополучно остался бы под копытами конницы. Вот такая техническая накладка. А в остальном все было замечательно.
— В этом году вы получили 15 кинопредложений…
— А до этого был год затишья. Сейчас — бум. Как в поговорке: то густо, то пусто. Пришлось выбрать только два проекта. Физически невозможно объять необъятное.
— Что выбрали?
— У Гинзбурга будет комедия с рабочим названием “На правах рекламы”. Второй проект, который я выбрал, по жанру совершенно полярный... Знаете, я снимался в “Гамбите” со своими курчавыми волосами и играл Яблокова, потом летел из Софии в Москву, где усиленно выпрямлял волосы и играл абсолютно мерзкого типа в “Усадьбе” Квинихидзе. Это очень увлекательная тренировка — существовать одновременно в двух разных жанрах. Мне сказали, что не узнают меня ни там, ни там — кажется, большего комплимента быть не может.
— Часто не узнают?
— Меня однажды пригласили на спектакль “Гроза” Нины Чусовой, в котором у меня есть роль. Сказали, что непременно надо посмотреть. Я ответил: “Спасибо большое, я там играю”.
* * *
— Вы учились в цирковом училище?
— Не только учился, я его с красным дипломом закончил.
— И кто вы согласно диплому?
— Там записано, что я артист цирка, артист эстрады и в скобках конферансье-импровизатор. Что это такое, никто понять не может. Я с детства мечтал работать в цирке, и не важно кем. Пропадал за кулисами, научился жонглировать, однажды меня даже хотел взять в свою группу знаменитый жокей Александров-Серж, но меня мама не отпустила. Кстати, если бы мама тогда не воспротивилась, может быть, я сейчас скакал бы на той лошади, под которую чуть не попал на “Гамбите”! Я приехал в Москву, когда мне было 14 лет, и меня, кроме как в цирковое, никуда не брали. Потом развалился Советский Союз, а с ним и вся система Союзгосцирка, и я потихоньку переместился на эстраду, потом на телевидение и в театральное училище. Получилась такая странная цепочка.
— Поклонниц у вас много?
— Много, еще со времени моей работы на телевидении. Я же вел программу “Шпилька”. Это была одна из двух программ на телевидении, в которых тогда разыгрывались деньги — у Диброва и у меня. Поэтому каждый уважающий себя житель Москвы считал своей обязанностью подойти ко мне и попросить денег... Но болезнь с красивым названием “звездная” мне давным-давно не грозит. Я ее благополучно пережил в более раннем возрасте. Хотя популярность приятна, что скрывать... Есть одна тайная поклонница, которая регулярно дарит мне цветы — целые клумбы. Я ее никогда не видел, цветы она обычно присылает.
— Ой, артисты любят рассказывать, как им богатые поклонницы дарят машины, яхты…
— Кому? Кому, скажите, подарили яхту?
— Вам все расскажи.
— Не Дюжеву ли?
— Я чужих секретов не выдаю. А оригинальные подарки от поклонниц доводилось получать?
— Однажды после спектакля за кулисы пришла женщина. “Сынок, — сказала она. — Нет цветов, возьми вот хоть бусы на память за этот спектакль”. После этих бус… плевал я на все яхты с большой горы!
* * *
— В Театре сатиры, где вы работали, огромная традиция собирания баек, подколов. Вы попали под эту раздачу?
— Я не помню, чтобы там травили байки. Когда я пришел, меня как-то сразу активно ввели в репертуар. А потом я так же активно из этого театра ушел. На тот момент мне было мало того, что я там делал. Хотя мы замечательно работали с Валерой Гаркалиным. А Ольга Александровна Аросева и покойный Спартак Васильевич Мишулин каждое утро придумывали новые вариации моей фамилии. Когда я выходил из театра, у меня был список из ста вариантов. А когда приходил, Ольга Аросева здоровалась: “Привет, Морошка, привет, Клубнишка, привет, Ожешка…” Потом они этот список воспроизвели в письменном виде и подарили мне на память.
— Неужели гениальная Аросева вас ни разу как следует не подставила?
— Меня всегда спрашивают, как вам с этими “монстрами”? Но для меня они не монстры, а коллеги, друзья и товарищи. Меня наши замечательные актеры, которых все почему-то боятся, принимали нормально и в театрах, и на съемочной площадке. Знаю, что побаиваются Гафта, Квашу, Неелову. Эти фамилии у многих молодых актеров вызывают некий душевный трепет и страх. Но у меня с мастерами отношения складываются. И Аросева приняла меня, что называется, с распростертыми объятиями. Я играл в ее бенефисном спектакле, и после мы все собирались у нее в гримерке, ели картошечку с селедкой и вспоминали разные случаи.
Вообще с Театром сатиры история мистическая. Он стал первым театром, в который я пришел на спектакль в Москве. И конечно, я тогда и подумать не мог, что буду там работать. Моя гримерка оказалась рядом с гримеркой Андрея Миронова, а для меня этот артист по сей день не только любимый, но и близкий и родной по духу. Какая-то магия в этом есть. И несмотря на то, что я не работаю в Театре сатиры, мне кажется, что часть моей души там осталась.
— Галина Борисовна Волчек, с которой вы работаете, — человек, которого тоже побаиваются.
— А что ее побаиваться? Галина Борисовна — это человек, круглосуточно живущий театром. С ней нужно работать. Ее нужно понимать.
— Волчек — художник жесткий.
— У меня был тяжелый ввод в уже готовый спектакль “Вишневый сад”. Надо было быть органичным, никому не помешать, не превратиться во “вставную челюсть”… У меня там роль Епиходова, которая мне досталась после Константина Райкина и Авангарда Леонтьева. Конечно, я должен был быть на уровне. И должен соответствовать ансамблю Неелова — Кваша — Яковлева — Гармаш. У меня не сразу получилось. Тогда Галина Борисовна спроецировала отношения Епиходова и Вари на наши с ней отношения. То есть она стала ко мне холодна и безразлична. Я думал: “Как же так? Еще неделю назад она пригласила меня в театр и так любила, а теперь она смотрит на меня как на пустое место”. Хуже того, она сказала, что мой ввод вряд ли состоится… И только когда я сыграл эту роль, утром позвонила Галина Борисовна и сказала: “Я тебя поздравляю”. На следующий день в театре она мне улыбнулась: “Ну, ты все понял?”
* * *
— Вы получали роли через кастинги?
— Да. Сейчас такое время, когда и суперзвезд кастингуют. Неприятная процедура, но что ж делать.
— Хочется быть культовой фигурой, как тот же Михаил Боярский или Нина Дорошина, то есть узнать всенародную любовь?
— Понимаете, время изменилось. Мы живем в веке технических новшеств, при этом посмотрите, как все одиноки! У нас есть sms-сообщения, Интернет, мобильные телефоны, электронная почта, и в то же время люди перестали собираться, ходить в гости, вместе петь застольные песни, любить друг друга, читать стихи и книги. А вы хотите, чтобы кто-то любил артиста кино? Не будет этого. Поклонники несли на руках машину, в которой сидела Любовь Орлова, — так вот, этого уже не будет. Забудьте. У нас сейчас любят представителей поп-культуры. И то два дня, три, а на следующей неделе уже другие герои...
Есть замечательная строчка: “Остановиться, оглянуться внезапно вдруг на вираже, на том случайном этаже, где вам приходится проснуться…” У нас никто не может остановиться, все куда-то мчатся и зарабатывают деньги. Гонка постоянная.
— Вы про себя можете сказать, что вы одинокий человек?
— Да. Думаю, каждый человек может так про себя сказать.
— Нет. Только смелый.
