Какой русский мужик не мечтает как минимум о трех официальных спутницах жизни: чтобы одна деньги зарабатывала, другая растила его детей, третья вела хозяйство.
И все вместе ублажали его в постели.
А вот 51-летний Мухамед, бывший гражданин Афганистана, а ныне влиятельный московский бизнесмен, на своей далекой родине мог бы содержать целый гарем, но всю жизнь ищет единственную любимую женщину.
Две культуры — Восток и Запад – словно сошлись в шикарной московской квартире Мухамеда. Персидские ковры изящной ручной работы, дорогущий кальян, инкрустированный драгоценными камнями, мирно соседствуют здесь с навороченной техникой в стиле хай-тек.
А вот и сам Мухамед, человек-гора, двухметрового роста и с робкой улыбкой младенца.
— Проходите, стол уже накрыт, — надвигается он на меня, словно Кинг-Конг арабской наружности, босиком, но в расшитом восточном халате.
Сверкая голыми пятками, он галантно помогает мне снять пальто и усаживает на диван с расшитыми подушками.
Услужливая домработница суетится вокруг хозяина, подавая на стол одно за другим блюдо с восточными сладостями.
— Вот видите, как вас любят женщины, — делаю я комплимент хозяину. — Служанка-то буквально пылинки с вас сдувает...
— Да, сдувает, — вздыхает он. — За такую зарплату, которую я ей плачу, любая бы пылинки сдувала. Она наемный персонал. И муж у нее есть. Захочет уволиться, удержать не смогу. А у нас в Афгане женщина — вещь, любую прихоть мужчины исполнит, но не из-за чувств к нему, а потому, что так положено, и это очень грустно. Мне-то хочется, чтобы меня ценили не из-за моего богатства, а потому, что я хороший человек.
Колоритные восточные черты хозяина дома никак не вяжутся с этими печальными словами и с его душой, которая за 18 лет жизни в Москве стала уже совсем русской.
И мечта у Мухамеда тоже русская, несбыточная, чтоб его полюбили...
— Мои соотечественники легко находят себе множество женщин, но сам я так не хочу.
Фата из шароваров
Мухамед вырос в провинции Фаряб на севере Афганистана. Его семья славилась своим богатством: огромные земельные наделы, шикарные дома с прислугой, солидное поголовье коров и овец. Отец Мухамеда к пятидесяти годам завел себе 7 жен — важный для мусульман показатель престижа и роскоши. Мать мальчика значилась в этом гаремном списке под четвертым номером, ее взяли в гарем в 15 лет. По законам ислама мужчина имеет право вступать в официальный брак и делить ложе всего с четырьмя женщинами одновременно.
— Если мужчина решил привести в дом пятую жену, то он идет с дарами откупаться от первой, — объясняет Мухамед. — За большой участок земли и дом женщина добровольно отказывается от права на тело супруга, но формально остается женой и живет на полном содержании мужа.
Своих братьев и сестер подросший Мухамед даже не смог толком сосчитать.
— Мой старший брат постоянно твердил, что тоже хочет, как папа, иметь 7 жен, — смеется Мухамед, — но сломался уже на третьей супруге, после свадьбы с ней он крупно поссорился с первой женой. Получил сковородкой по голове и зарекся еще раз жениться. Да и между собой жены все время ругались. Не потому, что мужа ревновали, а так, от скуки. На Востоке все жены равны, получают свои две ночи любви за неделю в порядке общей очереди. А если вдруг мужчине хочется пропустить свидание, он дарит женщине подарок, чтобы она не обижалась. Это только в фильмах рассказывают, что у султанов есть любимые младшие жены, к которым они бегают вне очереди. На самом деле муж не может нарушить распланированный постельный график.
— Мне было очень обидно, когда отец после ночи любви уходил от матери, она ведь красивая, молодая, — говорит Мухамед, — я так ее любил, она замечательно готовила, таких хозяек больше никогда в жизни не встречал. Казалось бы, что еще нужно мужчине? Но мой отец, когда приходил в гости, придирался к маме по мелочам, при любой возможности показывал ей свою власть, а меня практически не замечал. Когда у человека двадцать детей, он, наверное, даже имена их не помнит... Мне было обидно за мать, за это пренебрежение к нашему дому, за ее слезы... Тогда еще я понял, что многоженство не для меня.
В Афганистане первую жену сыну всегда выбирают отец с матерью, молодые встречаются только на свадьбе. Когда Мухамеду исполнилось 16, родители выбрали ему невесту — дочь влиятельного политика провинции. Перезрелой девственнице уже исполнилось 26 лет.
— Я умолял родителей хоть издали показать мне ее до свадьбы, — рассказывает Мухамед, — но закон есть закон. Мы встретились с невестой только перед муллой. На ней была четырехслойная паранджа, мы ни разу даже не поцеловались за три дня свадебного пира.
По традиции после свадьбы Мухамед несколько часов умолял жену снять паранджу, задабривал ее дорогими подарками. По закону ислама стыдливая дева лишь немного приспустила шаровары, чтобы он мог выполнить свой супружеский долг.
...Быть может, со временем Мухамед и смирился бы с выбором родителей, потом привел в дом вторую жену, а может, даже и третью с четвертой — кто знает?
Но в 79-м году в их размеренную жизнь с Аминой вмешалась война.
Кинжалом по сердцу
Афганское общество разделилось тогда на две части: сторонников коммунизма-шурави и оппозицию-моджахедов. Годы войны лишь усиливали политические разногласия влиятельных и богатых местных семей. По воле судьбы Мухамед и отец Амины оказались по разные стороны баррикад.
В середине 80-х обстановка внутри страны обострилась, и Мухамед принял решение бежать вместе с матерью, которая к тому времени стала вдовой, в соседний Узбекистан. Когда он сообщил о своем решении Амине, та промолчала и лишь покорно, как и положено по традициям, кивнула головой.
— Я начал срочно распродавать свои вещи, мебель, скот, — говорит Мухамед. — Амина вроде бы поддерживала мое решение. Но накануне отъезда я пришел с покупателями к себе домой, чтобы показать им стадо коров. Смотрю, исчезли две самые лучшие буренки. Потом еще что-то пропало и еще... Я понял, что Амина за моей спиной перевозила в родительский дом все нераспроданное добро. — Но Мухамед подумал, что она делала это из-за желания угодить отцу.
В последнюю ночь перед отъездом Мухамед услышал шаги, открыл глаза и увидел занесенный кинжал в руках у Амины.
Ее глаза сверкали от ненависти.
Лишь чудом Мухамеду удалось увернуться от удара и выбить клинок из рук любимой жены.
— Я понял, что оставаться в доме мне нельзя больше ни минуты, но уезжать ночью было опасно: я скрутил и запер Амину в одной из комнат, — рассказывает Мухамед. — Чтобы не уснуть, порезал руку и насыпал на рану соль. Больше боли жег меня вопрос: как могла Амина так поступить с мужем? Восточных женщин с детства учат, что муж — божество, которому нужно поклоняться и уважать. Но война изменила и этот закон — ради отца Амина предала меня.
Больше Амину Мухамед никогда не видел.
Обида на нее давно прошла, столько воды утекло, — объясняет Мухамед. — Да и жизнь ее достаточно наказала. Сейчас она превратилась в беззубую старуху, раздавленная, одинокая, нищая: ее высокопоставленные родители давно умерли, ни нового мужа, ни детей Амина так и не нажила.
Нелюбовь
Продав имущество, Мухамеду удалось выручить около двадцати тысяч долларов — на эти деньги его семья могла в достатке прожить в Узбекистане несколько лет. Но мать Мухамеда стала резко терять зрение.
— Ей требовалась дорогая операция, за которую взяться тогда могли только в Европе, — вздыхает Мухамед. — Но средств, которые были у меня на руках, не хватало. Пришлось зарабатывать маме на лечение — мне было легче умереть самому, чем видеть, как она страдает. А ведь в Афганистане я никогда не работал, у нас там было много слуг.
Теперь днем и ночью, не зная усталости, Мухамед гнул спину — перекупал у “челноков” дешевый товар, а потом сам выставлял его на местном рынке. Вместе с матерью он ютился в крошечной душной комнатенке. Но меньше, чем за год, в таком режиме жесткой экономии Мухамед сумел накопить на лечение матери в Голландии.
И тут судьба, словно сжалившись, подарила Мухамеду новую любовь.
— Русская торговка Майя работала на рынке, — вспоминает Мухамед. — Она мне сразу приглянулась: красивая, жизнерадостная. Совсем не похожа на молчаливых афганок. Да и цену себе Майя не набивала — тут же согласилась со мной жить. Я тогда русских женщин толком-то и не знал, думал, что я ей приглянулся. Оказалось, что приглянулись ей мои деньги — ведь мой рыночный бизнес стал приносить неплохой доход.
Майя уговорила Мухамеда купить дом на ее имя. Афганец, не раздумывая, исполнял любые прихоти любимой. Пока у кавалера были деньги, Майя оставалась с ним. Когда начались трудности, женщина с такой же легкостью исчезла.
От отчаяния на последние деньги Мухамед купил билет в Москву.
Нужно было все начинать заново. Но правду говорят: кому не везет в любви, тот удачлив в бизнесе. Арендовав место на рынке в “Лужниках”, Мухамед познакомился с “челноками” из Китая и заключил с ними обоюдовыгодный контракт.
Время шло — его бизнес встал на ноги, появились торговые точки.
Случайно завязавшийся роман с 25-летней продавщицей Светланой стоил ему очень больших денег и закончился рождением единственного сына.
— Я думал, что уж это настоящая любовь, — вздыхает Мухамед. — Ради Светы я на все был готов, но она, еще в положении, начала пить и скандалить. Потом Светлана родила, спихнула моего сына своей матери, а сама пустилась во все тяжкие.
А счастья все нет
...Вот уже семь лет, как Мухамед живет один. Все богатеет. Недавно вот купил новую квартиру — впустил в нее для счастья черную кошку, а настоящей хозяйки все нет. Охотниц за большими деньгами, конечно, на его долю хватает. Но афганец уже чует их за версту и обходит стороной.
Жену разборчивому Мухамеду теперь ищут буквально всем миром — друзья, знакомые, родственники. Несколько месяцев назад даже мать Мухамеда специально ездила из Голландии (куда она переехала жить) в Афганистан на поиски супруги для сына. В войне Афганистан потерял много мужчин. Так что предложения невест здесь в несколько раз превышают спрос. И калым теперь за них невысокий.
— Многие предлагали своих дочерей практически даром, — объясняет Мухамед. — Но они все совсем еще юные — 15—16 лет, куда мне, пятидесятилетнему мужику, такая девочка?! Да и потом, почти все говорили, что выйдут замуж за любого, только бы уехать...
— Неужели вы так никогда и не встречали женщину своей мечты? — интересуюсь я на прощание у Мухамеда.
— Работала со мной одна такая. Красавица, умница. Когда я видел ее, у меня коленки дрожали. Но я даже подойти к ней побоялся. Вдруг она бы поняла меня неправильно?
— И что потом?
— А потом она вышла замуж за другого, за бедного русского.
