— Девушка, вы только не сердитесь! Мы вам заплатим, и вашему водителю тоже, — нетерпеливо объясняла хозяйка. — Собачку с вечера тошнить начало, а ветеринары приехать отказываются: праздник же… Пришлось вас вызвать. Какая вам разница, куда ехать, у нас хоть денег получите!
Молодая фельдшерица в синем костюме с надписью “скорая помощь” на спине не сердилась. Она переминалась в прихожей с ноги на ногу и, похоже, никак не понимала, о чем ей толкует пышноволосая брюнетка в мерцающем вечернем платье.
— Собака заболела? — с недоумением переспросила она.
— Ну да, что тут удивительного! — начала раздражаться брюнетка. — Посмотрите, может, укол какой-нибудь сделаете…
Из-за двери в комнату раздавались веселая музыка и взрывы смеха.
Девушка в синем костюме, как завороженная, проследовала за хозяйкой на кухню, присела на корточки возле коврика, где лежал грустный сеттер.
— Я не ветеринар… — еле слышно прошептала она.
— Ничего! — ободряюще улыбнулась брюнетка. — Думаю, собаки устроены не сложнее, чем люди!
Минут через пятнадцать хозяйка вернулась к гостям.
— Вроде ничего страшного. Зря мы его роллами накормили… Дай пару соток, — обратилась она к сидевшему за столом мужу, — для девчонки и водителя “скорой”.
— Двести рублей мало, — нахмурился тот. — Вызвали обманом, да в Новый год… И вообще, надо их к столу пригласить.
— Еще не хватало! — возмутилась брюнетка. — А пара соток для таких людей в самый раз, счастливы будут, как младенцы!
Нахмурившись еще сильнее, хозяин вылез из-за стола. Отодвинул в сторону жену, достал из шкафа бумажник, вышел в прихожую. Фельдшерицы в квартире уже не было, и он выскочил за нею в подъезд.
Он нагнал ее на улице, возле машины. “Девушка, погодите! Мы вам так благодарны…” И осекся. И только молча смотрел, как карета “скорой” медленно выезжала из их двора-колодца, такого обычного для города Санкт-Петербурга.
* * *
В том, что соединяло Андрея Рузавина с Мариной, не было ничего случайного. Он всегда воспринимал ее как нечто, данное от рождения. У него были мама, отец, дом — точно так же в его жизни была и Марина.
Она жила в соседнем дворе-колодце, таком обычном для Санкт-Петербурга, в то время еще Ленинграда. В школе они сидели за одной партой, Маринин дед работал вместе с бабушкой Андрея в научном институте — никаких случайностей, все закономерно.
С детства Андрей знал, что они обязательно поженятся, когда вырастут, потому что его жизнь без нее невозможна. А уж ее — тем более.
“Она очень преданный человек, даже когда маленькая была и ни о какой любви между нами речи не шло. Помню, мне дали роль в школьном спектакле, и я репетировал каждый день после уроков. Она тоже очень хотела участвовать в нем, но для нее роли не нашлось. Так она ходила на все репетиции и смотрела на меня. И радовалась так, будто это она сама на сцене… А в 9-м классе ей дали путевку в лагерь в Болгарию — тогда заграничные поездки еще были редкостью. Она сказала, что без меня никуда не поедет. И не поехала. Мне ведь путевка не полагалась, потому что я не сирота…”
Маринины родители разбились на машине, когда ей было восемь лет. С тех пор ее вместе с двухлетним братом Васькой растил дедушка. Она мечтала стать врачом, потому что была уверена: мама с папой могли бы остаться в живых, окажись рядом не простой врач, а очень-очень хороший. Марина собиралась быть именно таким врачом.
Любовь между ними тоже стала закономерностью. Они готовились у нее дома к выпускным экзаменам, вечером пили чай вместе с дедушкой и Васькой, а когда старый и малый уходили спать, снова брались за учебники. Но ненадолго… Им приходилось обниматься очень тихо, чтоб не разбудить деда с братиком.
“Это совсем не мешало, наоборот, делало наши отношения особенно теплыми, семейными… Я тогда уже считал всех их своей семьей. В том, что мы расстались, виноват ряд случайностей. Нет, не так, конечно. Виноват только я сам”.
* * *
Маринин дед умер через несколько дней после выпускного вечера. Как обычно, они вчетвером долго сидели за чаем, снова и снова вспоминая подробности последнего школьного бала. Вот только дедушка то и дело хватался то за бок, то за спину. Заволновавшаяся Марина предложила вызвать “скорую”.
— Даже не думай! — рассердился дед. — Из-за такой ерунды людей гонять! Они ко мне поедут, а в это время кто-то серьезно заболеет и будет ждать врача… Не надо. Это, наверное, радикулит мой разыгрался, вот только не пойму, где болит…
— Если радикулит, надо спину разогреть как следует! — авторитетно заявил Андрей. — Ложитесь-ка на диван, я вам поясницу растирать буду…
Парень аж вспотел, так старательно тер дедову спину. Тому полегчало, и он уснул. Уложив спать Ваську, Андрей с Мариной долго и радостно предавались любви.
Утром деду стало совсем плохо, и спешно вызванная бригада “скорой” увезла его в больницу. Он умер еще в дороге. Как потом объяснил врач, от инфаркта. При инфаркте человеку нельзя даже шевелиться, а они его растирали мазью…
“Она меня ни в чем не упрекала, наоборот, уговаривала, что это случайность, что я не виноват, что я старался сделать как лучше… Но мне было страшно на нее смотреть. Все это время, пока мы готовились к похоронам, я был с нею рядом, но мечтал только об одном — поскорее уйти… Я думал, это со временем пройдет, но оно никак не проходило. Она вызывала во мне мерзкое, тягостное чувство вины…”
В этот год они не смогли сдавать вступительные экзамены: обоим было не до того. Решили, что будут поступать через год, она — в медицинский, он — в строительный.
Марина устроилась работать санитаркой в больницу. Андрей то болтался без дела, то помогал бывшему однокласснику-двоечнику торговать на рынке китайскими пуховиками. Год-то был самый что ни на есть рыночный — 93-й… Двоечник очень хорошо зарабатывал и давал заработать Андрею. Андрей почти все свои деньги отдавал Марине: ей надо было растить Ваську. И чем больше денег он ей приносил, тем скорее торопился уйти — с чувством выполненного долга и чистой совестью.
В то время он еще был уверен, что они обязательно поженятся, как только исполнится годовщина со смерти деда. А потом двоечник-одноклассник, ставший ближайшим другом и соратником, заронил в душу гадкого червячка. Маринка, она, конечно, хорошая, но кругом ходят та-акие телки, а у нас еще вся жизнь впереди. Закончить ее, не успев начать?
“Шла какая-то череда совпадений, все одно к одному. Знакомые родителей предложили помочь с поступлением в престижный московский вуз — хорошо устроиться можно только в столице. Теперь я думаю, что родители не были в восторге от моей предстоящей женитьбы… Меня очень обрадовала возможность уехать из Питера. Марину я бросать не собирался, думал, что через год-другой перевезу в Москву и их с Васькой… Немножко отдохну от своей “семейной” жизни с ними — и перевезу. А пока на каникулы приезжать буду, звонить каждый день… Она ни слова не сказала против, улыбнулась, погладила по щеке: “Конечно!” Хотя, мне кажется, она уже тогда все про меня поняла…”
* * *
Он звонил ей первые два месяца своей московской жизни. А потом перестал. Потому что в его жизни появилась сначала Лиля, потом Вера, Катя, Алиса… Врать было стыдно, вот он и сказал себе, что Марина, как всякая первая любовь, должна остаться счастливым воспоминанием. Так, проба пера. Было и прошло. О том, как она там живет, одна с малолетним Васькой, старался не думать.
Родители, оставшиеся в Питере, рассказывали, что в институт она так и не поступила, что при встрече улыбается, спрашивает об их здоровье, и ни слова — о нем, Андрее. “Наверное, тоже встретила кого-то, — с облегчением думал он. — А что, она девка красивая… Иначе бы так просто не отстала, звонила бы, отношения выясняла…” Он чувствовал себя почти уязвленным.
Потом ушли даже воспоминания — когда в его жизнь ураганом ворвалась Ирина. Эффектная пышноволосая брюнетка, с красивой фигурой, с влиятельными родителями… Он и опомниться не успел, как стал ее мужем. Со всеми вытекающими последствиями: хорошей должностью по окончании института, большой московской квартирой, путешествиями по миру, восхищением окружающих.
“Первое время мне казалось, что жизнь превратилась в сплошной праздник. Потом я стал уставать. Постоянно надо было соответствовать. Не хочу говорить плохого об Ирине… Просто она — женщина-танк. Все и всегда должно быть только так, как она решила”.
— Да не переживай ты, — хлопал его по плечу двоечник-одноклассник, ставший владельцем нескольких московских бутиков. — Моя, думаешь, лучше? Ты бабло ей таскай, а она только истерики закатывает и нервы тебе трепет. Бабы, они все одинаковые…
Андрей соглашался. И ни в разговорах, ни в мыслях его почему-то ни разу не промелькнула та, которая даже слова-то такого, похоже, не знала — истерика…
Встречать прошлый, 2005 год они приехали в Питер. Большой шумной компанией — он уже давно привык глушить тоску в отношениях с женой чужим весельем. Все шло как обычно, вот только ближе к полуночи Вовчика, любимого сеттера Ирины, стало тошнить. В промежутках между приступами рвоты Вовчик забивался в угол и жалобно скулил. Ирина металась между праздничным столом и несчастным псом. Она звонила знакомому ветеринару, но тот был пьян и категорически не хотел ехать на выручку сеттеру. Подвыпившие гости шумно обсуждали ситуацию.
— Должна же быть круглосуточная ветеринарная служба!
— Может, и есть, только мы телефона не знаем!
— А че, вызовите обычную “скорую”, у меня собака болела, так ее теми же таблетками лечили, что и меня!
— Человечья “скорая” к собаке не поедет!
— А надо сказать, что это Андрюха отравился!
— Не, про здорового нельзя говорить, что больной, а то накликаешь!
— Хорошо, — подскочила Ирина, — скажу, что я рожаю! Если и накликаю, то не беда!
Андрею хотелось сказать, что это плохая идея, но язык отяжелел от спиртного, а жена уже набирала номер…
* * *
“Ты не поверишь, но стоило мне увидеть Марину, как все встало на свои места. Словно эти двенадцать лет были каким-то сном. Через пару месяцев мы расстались с женой — это в любом случае произошло бы, просто появление Марины немного ускорило процесс.
Теперь я езжу в Питер каждый месяц. Сначала она не хотела даже говорить со мной. Извини, мол, муж, дети, неудобно, пока. Я навел справки: ни мужа, ни детей.
Потом немного оттаяла. О себе рассказала, что врачом так и не стала, только медучилище закончила. Что работала на две ставки — сначала в больнице, потом на “скорой”. Что благодаря этому Васька в институте учился, теперь сам работает, недавно женился. Даже рассказала о том, как ее акушерскую бригаду вызвали на мой адрес, как она увидела имя роженицы — Ирина Рузавина... Спросила только: как я мог звать “скорую” к собаке после того, как дед даже к себе не решился?..
Я весь год уговаривал ее простить меня. Она уверяет, что давно простила. Но что-то начинать снова... Не могу, говорит. Не могу, и все.
Знаешь, я ей обязательно докажу, что для нас еще не все потеряно. Просто пока не придумал как”.
