Место для этой книги в доме — рядом с Библией. Эта книга горя, боли, слез, крика, крови и смерти. Она называется “Бесланский словарь”. Читая, я проплакала над ней ночь — мы не можем себе представить всего, что было и что есть.
Автор-составитель книги — журналист Юлия Юзик. Ее предыдущей книги — “Невесты Аллаха. Лица и судьбы всех женщин-шахидок, взорвавшихся в России” — нет на полках магазинов. Какова будет судьба новой, предсказать нельзя. “Словарь” — это Беслан. Беслан от А до Я. А — ангелы, В — вода и воздух, Г — гробы, Д — дети… убитые, сгоревшие.
Те, кого не коснулась беда, побоятся это читать. А они с этим живут. Родители, оставшиеся без детей. Жены, которые потеряли мужей. Они просто рассказали о том, как это было. 1 сентября 2004 года. Школьная линейка. Беслан. Как муж не проводил жену-учительницу на работу. Как необычно долго мама смотрела вслед своей дочке, что уходила на линейку. А девочка перед уходом неожиданно пошла молиться. “Она стояла на коленях, озаренная солнечным светом, и протягивала сложенные ладони к иконе... Свет... такой прозрачный — что проник сквозь нее”.
А потом… Потом беспросветный ужас. Дети — те, кто попал туда без родителей, — сидели на самых опасных местах, под бомбами. Дети, а не взрослые. “Рядом со мной сидела пожилая женщина… Потом, представляете, смотрю, а она оттуда хвать пластиковую бутылку с водой и — залпом, так жадно воду пьет... Дети видят воду и чуть не плачут... Она выпила и спрятала воду”. ТАК БЫЛО. Вместо воды была моча. “Я давала тряпочку малышу, который рядом сидел, он писал на нее, и я потом сидела и высасывала из нее влагу…” Еды не было — были цветы. “Хризантемы есть нельзя, они очень горькие. Лучше бы было больше роз и алоэ, они самые вкусные”. Потом не стало и цветов. Их съели дети.
Выбор между старшим и младшим ребенком — для мамы. Выбор между своей жизнью и жизнью своей мамы — для ребенка. Выбор между своей жизнью и чужой — для взрослого. Они выбирали навсегда. И навсегда останется вина за этот выбор. “Эти руки мне до сих пор снятся... Я бегу, а они хватают меня за ноги и не дают бежать, и... Я падаю и начинаю гореть”. Дети умирали от жажды. Но больше всего они горели, когда от взрывов начался пожар и стала плавиться крыша спортзала. Матери опознавали их по зубам, по желтым советским пломбам. Еще можно было опознать по росту, по ткани трусов… “И вот я лежу на голой земле, вытянувшись по струнке вдоль черного, обуглившегося скелета... Как такое возможно?” И — радость безумная, когда опознали, нашли своего или своих, радость похоронить своего.
Как можно жить после такого? Одна женщина проклинает Бога, который позволил сделать это. Еще одна не сможет больше никогда родить. Третья живет на кладбище. А у другой родилась девочка с родимым пятном на пол-лица. Вот что такое горе. Спасем себя только мы сами. И любовь. О ней, а не о смерти — “Бесланский словарь”. И еще о том, что надо слушать детей. И если так настойчиво просил “не пойдем”, значит, не надо было идти, чтобы потом не проклинать себя: “Почему я не послушала своего ребенка?”
