Медицина катастроф в последнее время востребована как никогда. Природные и техногенные ЧП происходят с пугающей регулярностью. Предотвратить их — невозможно.
Обрушение крыши Басманного рынка в Москве лишний раз доказало: никто не застрахован от трагических случайностей. Значит, сотрудники Всероссийского центра медицины катастроф “Защита” Росздрава должны быть всегда начеку. Ведь их работа — оказание экстренной медицинской помощи пострадавшим во время терактов, пожаров, наводнений, землетрясений и прочих ЧС.
Недавно гостем “МК” стал директор центра, доктор медицинских наук профессор Сергей Гончаров. Он ответил на вопросы читателей “МК”, которых интересовало: как спасали детей в Беслане, в чем разница работы простого врача и врача-спасателя, крутят ли врачи романы на войне и многое другое.
“Разве массовый психоз бывает?”
— Здравствуйте, Сергей Федорович. Беспокоит Ольга Ярыгина из Пушкина. Я слышала, что очень много людей во время землетрясений, когда обрушиваются здания, погибают из-за так называемого синдрома сдавления. Вот и во время обрушения крыши Басманного рынка, наверное, многие люди из-за этого погибли…
— Это называется краш-синдром.
— То есть лежит под завалом человек живой, а подняли плиту, и он умирает…
— Точно.
— Медицина что-то делает в этом направлении?
— Несомненно. Во-первых, все спасатели и все, кто оказывает первую помощь таким людям, знают одно правило: прежде чем поднять плиту, надо наложить жгут на зажатую конечность. Тогда токсические вещества, которые образовались во время сдавления, не поступают в почку и не блокируют ее. Но жгут нельзя же наложить на длительное время, да? Надо все равно отпускать, иначе конечность придется ампутировать, и зачастую так заканчивается, если длительное время не снимать жгут. А для того чтобы снять интоксикацию и вывести из организма токсины, нужна “искусственная почка”.
Но во время ЧС пострадавших очень много, а у этого аппарата малая пропускная способность — 4—5 человек в сутки. И вот врачи придумали плазмофильтры: вашу собственную кровь пропускают через такой фильтр, он очищает ее от токсических веществ, и кровь тут же переливают пациенту обратно. Мы имеем в резерве такие плазмофильтры. Еще очень много аварий происходит на шахтах, когда рабочие попадают в завалы. Например, в Кузбассе. Там отлично научились применять новый препарат перфторан, за цвет его еще “голубой кровью” называют. С его помощью можно справиться с краш-синдромом.
— Здравствуйте, Сергей Федорович. Меня зовут Татьяна, я из Москвы. Я хотела вам задать вопрос по поводу недавних событий, когда перед Новым годом в Чечне около ста детей заболели… Сказали, что был массовый психоз. А такое вообще возможно?
— Да, возможно.
— А почему ни в какой другой “горячей точке” не было этого психоза?
— Были, Таня, были. Представьте себе, если бы это было какое-то заражение, поражение или отравление, то почему только девочки заболели? Мальчики что — недоступны болезни? Они отдельно питаются или отдельно живут? Нет же, все вместе. Мы взяли там все необходимые пробы для анализов, все, что доступно современной технике, провели исследования и ничего не нашли. Но опытнейший специалист профессор Кекелидзе Зураб Ильич обратил внимание на некоторые психогенные состояния больных. Специалисты учреждения, которое представляет Кекелидзе, вылетали туда, долго работали, и я не имею основания не доверять им. Мы исследовали все смывы, пробы воздуха, кровь. На сегодняшний день мы ничего не нашли из того, что могло быть причиной отравления, поражения и т.д.
— А вы там лично были?
— По понятным причинам я не могу быть везде. Там был наш главный токсиколог. С ним работали специалисты нашего центра. А я в большей мере врач-организатор.
— Поняла. Ну, спасибо вам за ответ.
— Добрый день, Сергей Федорович, меня зовут Елена, я студентка МГУ. Я хотела вам задать такой тяжелый вопрос: правда ли, что перед штурмом “Норд-Оста” врачи не знали о том, что будут применять специальный газ?
— Вы задали, Елена, очень серьезный и сложный вопрос. Мы действительно не знали. И это оправданно.
— Вы считаете, что вас не должны были об этом предупреждать?!
— Выслушайте внимательно. Медицинскую помощь организовывал Комитет здравоохранения Москвы. Мы только помогали. Допустить во время спецоперации утечку информации о применяемом газе было нельзя. В интересах дела, наверное, так и надо было поступить. Спецслужбы, принявшие такое решение, снабдили спасателей и сотрудников ОМОНа препаратом нолаксон. И когда они вошли в здание, всем пострадавшим была сделана инъекция этого препарата. А мы уже потом людей принимали. Другое дело, что примененный газ фентанил имеет избирательное действие, даже во время операций в стационаре иногда бывают трагические случаи. А на Дубровке люди три дня находились без движения, без еды и лекарств. У них обострились заболевания, поэтому у некоторых заложников не было должного эффекта от применения нолаксона. Это первое. Второе: в кратчайший срок 800 человек не вынесешь с соблюдением всех норм и правил. Повезло тем, кто с краю сидел…
— Если произойдет какая-то чрезвычайная ситуация, мы можем быть уверены, что у медиков всегда под рукой полный набор средств, которые могут понадобиться при разных кризисных ситуациях?
— Вот в этом вы можете не сомневаться. У нас есть то, чего нет у обычных врачей, это я гарантирую.
“Хочу работать у вас!”
— Здравствуйте, я вам звоню из Томска. Меня зовут Егоров Дмитрий, я анестезиолог-реаниматолог, заканчиваю ординатуру. Как попасть на работу в вашу структуру?
— Дима, очень просто. В Томске есть Территориальный центр медицины катастроф. Адрес его в городе всем известен. Обращайтесь туда, говорите, на что вы способны, что вы можете и готовы работать в чрезвычайных ситуациях. Я думаю, вам не откажут. Но помните: это очень непросто.
— И еще один немаловажный вопрос для молодого специалиста. Как оплачивается ваша работа?
— Вот здесь я вас не могу порадовать. Мы просто сидим на бюджетных ставках, и зарплата зависит от количества вызовов и дежурств, которые вы будете осуществлять в центре.
— Это как в “скорой помощи”?
— Нет, у нас самостоятельные бюджетные ставки. В каждом субъекте РФ есть свои доплаты, которые предусматриваются решением администрации субъекта РФ.
— Ладно, спасибо вам.
— В нашу службу идти, Дима, дело ответственное и нужное. Нам нужны молодые и энергичные люди, способные работать в условиях ЧС. Анестезиолог-реаниматолог — дело сложное, тяжелое. Вы можете приехать к нам на усовершенствование своей квалификации.
— Спасибо, до свидания.
— Здравствуйте, вас беспокоит Римма из Мытищ. У меня к вам чисто женский вопрос. Ваши медсестры все время находятся рядом с такими сильными мужчинами, спасателями, военными. Скажите, а между ними случаются романы, может, кто-то замуж выходит?
— Да, точно.
— И много таких случаев?
— Не много, но есть. В Центре медицины катастроф мы сыграли несколько свадеб, медсестры выходят замуж за врачей, за спасателей, женщины-врачи тоже выходят замуж. Пожили дней 40 во время чеченских событий в палатках, в полевых условиях, присмотрелись друг к другу и... А вот разводов не было.
— Ой, как интересно. А вообще сильный пол не обижает женскую половину?
— Конечно, нет. Николай Иванович Пирогов недаром ввел сестринское дело, без женщин в этих ситуациях очень тяжело. Повязку наложить умеет каждый, а кто при этом добрые слова скажет, поддержит, погладит? И легче станет, правильно? Поэтому наши медсестры — уникальные девчонки. Кстати, все имеют ордена и медали. А наш бывший самый главный врач тоже женщина — вы ее много раз видели по телевизору, Ирина Назарова.
— Добрый день. Меня зовут Михаил. У меня к вам не совсем обычный вопрос. Как попасть в ваш отряд?
— Тут надо иметь опыт практической работы, желание и умение работать в необычных условиях. Вы должны быть контактным в коллективе. Врач-спасатель должен быть не только классным специалистом, но и уметь грузить-разгружать, варить, кормить, развертывать-свертывать модули и палатки, стойко переносить тяжелые условия ЧС.
— То есть это основные критерии отбора?
— Нет, в первую очередь — профессионализм, а все остальное чтобы умел делать. Мы сами все делаем, понимаете? Вы представляете себе полевые условия?
— Гипотетически может у вас работать человек без медицинского образования, но умеющий “грузить и разгружать”?
— У нас огромный контингент, обеспечивающий работу врачей, и очень много специальностей. У нас же реабилитационный центр свой, транспортный отдел, инженерно-техническая служба, служба связи, штаб и т.д.
— Хорошо, спасибо большое, до свидания.
— Добрый день, меня Маша зовут, я из Москвы.
— Добрый день, Маша.
— Скажите, а должны ли гаишники уметь оказывать первую помощь? Я просто была свидетельницей ДТП, и долго не было “скорой”…
— А вы умеете оказывать первую помощь?
— Нет, я не умею.
— Почему? Почему население не может оказать друг другу помощь?!
— А сам гаишник должен уметь жгут наложить?
— Сейчас в ГИБДД принята новая программа по сокращению смертности и сокращению числа ДТП и ЧС. И теперь каждый инспектор будет обязан уметь оказывать первую помощь. Мы уже начали подготовку: провели в Подмосковье учебные занятия. Собрали всех командиров батальонов, чтобы посмотреть, как их учат оказывать первую помощь. Оказалось, учат плохо, и они боятся навредить. Но наложить жгут или повязку, сделать искусственное дыхание обязан уметь каждый человек. А стражи дорог должны в большем объеме этим владеть. И вот сейчас для них создаются специальные обучающие центры.
Сегодня лучше других умеют оказывать первую медицинскую помощь спасатели, хотя они и не медики. Они великолепно этим владеют. На втором месте, конечно, должны быть сотрудники ГИБДД. В армии всех военных этому учат. Если вы хотите этому научиться, пожалуйста: в Москве есть несколько обучающих центров.
— Бесплатных?
— Конечно. Ведь там ничего сложного нет, обычные навыки. Это умение в первую очередь оказать помощь самому себе, близким и тому, кто рядом.
— А сколько нужно времени, чтобы отработать эти навыки?
— Научиться можно за 5—6 дней, а тренироваться можете всю жизнь.
“У вас героическая работа!”
— Здравствуйте. Меня зовут Галина Ситько, я домохозяйка. Скажите, пожалуйста, у вас такая непростая работа, а награды за нее дают?
— За 12 лет существования Центра медицины катастроф получили награды около 200 человек.
— А зарабатывают они больше, чем обычные врачи?
— Нет. Только за дежурства в чрезвычайных ситуациях доплаты имеют.
— Здравствуйте. Меня Вера Ругер зовут. Не кажется ли вам, что у нас в стране повсюду гуманитарная катастрофа? Во многих местах люди годами не видели врачей. Нормального медицинского обслуживания мы, наверное, не дождемся. Выход из этой ситуации какой-то есть, на ваш взгляд?
— Вы из какого субъекта Федерации?
— Из Москвы.
— А что такое гуманитарные катастрофы в вашем понятии?
— У меня просто родственники живут в деревне, и я боюсь даже на лето туда ребенка отправлять, потому что никакой медицинской помощи там не дождешься…
— Я отчасти согласен, хотя это не мое направление деятельности. Все-таки за эти дела должен отвечать сотрудник Минздравсоцразвития. Вы согласны, что советская модель организации здравоохранения была очень доступной?
— Да, конечно… Она имела много положительных сторон, но не оптимальна.
— Она была очень жесткая: выпускники-врачи должны были три года отработать по распределению, в том числе и на селе, потом их меняли и т.д. А сейчас дали вольную в этом плане. И кто сегодня хочет ехать работать в деревню? Значит, надо заинтересовать, правильно? Если село работящее, администрация думающая, медпункт хороший, то там можно работать. А если все запущено, поедет ли туда врач? Патриотов-то у нас сейчас не очень много. А ведь есть еще и труднодоступные районы, например на границе Чечни и Грузии. Там сколько лет врачей не было! И мы ежегодно вместе с погранслужбой, с ФСБ организуем вылет нашей бригады, специалистов 10—12 едут и, как правило, около месяца там работают.
— А в Тульской области есть ваше подразделение?
— У нас 82 центра по России, и в Туле тоже есть. Я вам вот что хочу сказать: хочется думать, что это явление временное, все-таки меры принимаются, национальные проекты и т.д. Многие губернаторы организуют поезда или “автомобили здоровья”. Мы планируем этим летом организовать поездки по регионам, несколько автобусов с нашими специалистами будут обследовать, проводить диспансеризацию, консультировать население, особенно отдаленных районов.
— Получается, что вам приходится делать работу Минздрава и бардак в нашей официальной медицине никогда не прекратится...
— В последнее время все более-менее стабильно. Вот вы посмотрите, на национальный проект развития здравоохранения выделили 132 млрд. рублей. На участковых врачей, на фельдшеров... Я думаю, это должно помочь решению проблемы, все-таки средства большие.
— Ну, не знаю… Мне кажется, что одна надежда на вас и остается.
— Приятно слышать, но очень хочется, чтобы у медицины катастроф было меньше работы.
— Тогда вам, да и нам искренне этого желаю…
