Иностранцы больше жалуют Питер, чем Москву. А для москвичей поездка в город белых ночей — возможность подзарядиться романтикой хоть за день, хоть за два. Но на самом деле, чтобы тщательно познакомиться с экспозициями одного только Эрмитажа, потребуется проделать путь в 22 километра. Если задержаться на минуту у каждого экспоната — уйдет 15 лет. А ведь есть еще Русский музей, Исаакий, Константиновский дворец, Петергоф, Павловск… Целого отпуска не хватит все объездить-исходить. А питерцы изощряются — разрабатывают одну за другой эксклюзивные туристические программы. Какие — испытал на себе корреспондент “МК”.
Погоня за убийцами
— Следствие ведете… вы! — говорит научный сотрудник Русского музея, поправляя на голове треуголку.
Запахнув тяжелые плащи, подбитые мехом, с каменных ступеней мы спускаемся в темную арку. От гранита тянет сыростью. Свет факела выхватывает из тьмы оскаленную пасть мифического животного. Где–то за Невой ухает колокол.
— Полночь. 11 марта 1801 года, — говорит приглушенно экскурсовод.
Понимаем, что участвуем в театрализованной экскурсии, а на душе все равно тревожно. В ближайшие два часа нам предстоит выяснить обстоятельства трагической гибели российского императора Павла I.
От квартиры генерала Талызина под покровом ночи идем к Михайловскому замку. Этим же путем два столетия назад шли заговорщики. Шагая длинным каменным коридором, слушаем историю жизни “русского Гамлета”.
В замок, где император прожил всего 40 дней, мы проникаем через Рождественские ворота. В сопровождении гвардейцев поднимаемся по тесной винтовой лестнице.
— Из сорока заговорщиков до комнат императора дошло 8 человек, — говорит–шепчет экскурсовод. — Павла предал его любимец — петербургский военный губернатор граф Пален.
В замкнутом пространстве отчетливо слышим цокот копыт, звяканье шпор. “Театральные шумы?” — нервно спрашивает кто–то из группы. Мы пялимся на потолок и стены: где же спрятаны динамики? И не замечаем, как оказываемся в крохотном “предбаннике”, где располагалась личная стража императора. Высокая дубовая дверь в опочивальню Павла I открывается без единого скрипа. Единственная горящая свеча в руке гида не дает нам рассмотреть в деталях ни портреты в тяжелых рамах, ни бархатные кресла, ни круглую печь...
Здесь, в высоких сводчатых покоях, императору было предложено отречься от престола. Он в бешенстве закричал. Стоящий ближе всех гвардеец Николай Зубов ударил Павла I кулаком в висок. В руке у офицера была зажата золотая табакерка. В довершение замысла гвардеец Скарятин задушил императора шарфом.
Во дворе Михайловского замка не сводим глаз с окон императорской опочивальни. В темном проеме мелькает белая фигура. Или нам кажется?..
Не можем опомниться от одного расследования, как нам предлагают стать участниками еще одной театрализованной экскурсии из серии “Дворцовые перевороты и заговоры”. С сыщиками-экскурсоводами нам предлагают проникнуть в Юсуповский дворец и выяснить тайну смерти Григория Распутина.
Как поет карильон
Отоспавшись, катим на Заячий остров. В белом очерченном круге нас ждет вертолет “Ми-8”. Гигантская “стрекоза” раскручивает лопасти, и, как в замедленном кино, от нас удаляется шпиль Петропавловского собора. Пара минут, и крепость как на ладони.
— Высота — 250 метров, — перекрикивает шум мотора один из летчиков.
“Что там крыши Парижа!.. — бормочем мы, щелкая фотоаппаратами. — Крыши Эрмитажа, купола Исаакия, Спаса на Крови!..”
Внизу змеей вьется игрушечная Нева, проплывает стрелка Васильевского острова, Александро-Невская лавра… Убеждаемся: у Питера — четкая геометрия, улицы от площадей расходятся лучами, даже заводские районы разбиты на ровные квадраты.
Приземляемся у ограды Петропавловской крепости. Кто хоть раз бывал в Питере, не мог не полазить по ее стенам и каменным бастионам, не побывать в соборе, где похоронены русские императоры: от Петра I до Николая II. Но нам обещают показать нечто эксклюзивное.
— 210, 211, — считаем ступеньки на колокольне Петропавловского собора.
Добравшись до первого яруса, задираем головы. На тросах висят колокола и колокольчики особого музыкального инструмента — карильона.
— Уникальный комплекс из 51 колокола диапазоном 4 октавы приобретен директором голландской карильонной школы Йо Хаазеном на пожертвования спонсоров из 10 стран, — говорит экскурсовод. — Благодаря фонду Романовых и королевской чете Бельгии в карильоне появился самый тяжелый колокол, весом более 3 тонн.
Каждый колокол соответствует определенной ноте. На “колокольном органе” с помощью клавишного механизма можно исполнять любые музыкальные произведения — от фуг Баха до джазовых импровизаций. А звучит карильон в четыре раза громче симфонического оркестра.
На высоте 42 метра мы “чувствуем себя птицами”. До ангела, укрепленного на шпиле собора, всего–то 50 ступенек.
— Только не называйте хранителя нашего города флюгером, — предупреждает экскурсовод. — Конструкторы, утяжелив фигуру свинцовыми пластинами до 760 килограммов, сделали все возможное, чтобы ангел не вращался на ветру.
Покидать православную звонницу, где поют птицы и ветер, не хочется. Но с Нарышкинского бастиона раздается пушечный выстрел. Полдень. Нас ждут, чтобы “с небес спустить под землю” — провести тайными подземными ходами.
Небольшую дубовую дверь в крепостной стене-куртине мы замечаем не сразу. Нырнув в темный проем, ежимся от холода. Внутри широкой стены проложена потерна — потайной ход. Как кроты, крадемся по подземной галерее. Этим же путем осажденные войска могли незаметно выйти из крепости...
В баньку к государыне
Питерцы не были бы питерцами, если бы не повезли нас в “столицу фонтанов” — Петергоф. Гендиректор музея-заповедника Вадим Знаменов решает показать нам новые павильоны: подсобные помещения Петергофа — императорские кухни и бани.
В Банном корпусе пахнет резедой и мятой. Музейщики постарались — восстановили “исторический запах”. В парилке пирамидой выложены пушечные ядра: для пущего жара банщики брызгали травяным настоем на раскаленные шары. В комнатах для кавалеров мы удивляемся щипчикам для подкручивания усов, в мыльне для фрейлин — особому сосуду “бурдалю”.
— В антикварных магазинах фаянсовые бурдалю продают как соусники, на самом деле это подкладные судна, — объясняет экскурсовод. — Название они получили от имени французского оратора времен Людовика XVI — Бурдалю. Придворные дамы, чтобы не пропустить ни единого слова из его пламенных и длинных речей, брали с собой эти приспособления.
Из мыльни выходим в зал с уникальной люстрой–душем. Едва успеваем разбежаться по углам, как комнату заполняет сотня водяных струй.
“Умели императоры жить!” — думаем мы, разглядывая придворную кухню — поварню, музей велосипедов и вольер с певчими птицами.
А вскоре в Петергофе можно будет еще и переброситься в картишки. В одном из корпусов создается музей игральных карт.
Впрочем, экстремалы в сопровождении экскурсовода могут отправиться в путешествие по водопроводящим подземным коридорам, тоннелям и коллекторам Петергофа, спуститься в штольни фонтанов “Фаворитный” и “Корзина”. А также побывать на “слетах” любимых собак императрицы — левреток и мопсов.
Тома, крути колесо!
На следующий день катим по Петроградской стороне на ретротрамвае. Колымага — музейный экспонат начала XX века — дребезжит и раскачивается. Моторный вагон пережил блокаду, на его боках остались отметины от снарядов.
Вагоновожатая Тома в форме образца 1936 года, передернув кран–рычаг, грозится “вдарить под шестьдесят”. Несясь в “машине времени”, мы разглядываем под потолком потертую надпись: “Курить, плевать воспрещается”. И нам кажется, на историческую подножку вот–вот запрыгнет с гривенником булгаковский кот Бегемот, вагоновожатая закричит: “Котам нельзя! Брысь!” Именно этот вагон снимал режиссер Бортко в “Мастере и Маргарите”.
Проехав “с ветерком” по кварталам старого города, через Неву в район Петропавловской крепости, на Васильевский остров, возвращаемся в парк. Тома крутит тормозное колесо...
Питер вообще лояльней Москвы. В столичную подземку ночью не сунешься, а в санкт-петербургском метро можно запросто прокатиться по рельсам на дрезине, послушать рассказ, как в тоннелях снимали фильм “Дневной дозор”. Предлагают в Питере туристам и уникальный “театральный тур”. Перед спектаклем в Мариинском театре вас проведут за кулисы, покажут гримерки артистов. А после представления предложат ужин в ресторане “За сценой”. Среди лат, мечей, театральных костюмов и старых патефонов у вас появится возможность пригласить за стол одну из звезд Мариинского театра.
Кого ест президент
Идем ловить питерский гастрономический деликатес — корюшку.
С баржи нас высаживают на качающийся понтон, попросту — банку. Консультант, списанный на берег боцман Лева, сообщает о “гидродинамических условиях”: “Ветер и течение — слабые”. У каждого в брезентухе — дюжина удочек. “Закрутишь бороду — не распутывай по 15 минут, бери новое удилище, — наставляет Лева, — корюшка рыба стайная, надо ловить “наплыв”.
В метрах десяти от нашего “коммерческого”, прикормленного понтона два пацана таскают одну рыбку-малявку за другой. Корюшка издавна считалась “пролетарской” рыбой. Но ныне выбирается “на охоту” и питерское простонародье, и народившаяся буржуазия. Прикольно самому поймать пахнущий свежим огурцом деликатес, который так обожает президент Путин.
Знатокам известно, где “пасется” толстая корюшка. Туристов возят на рыбалку в основном на Пески, на Выборгскую сторону, к трущобам у Сенной площади. Иностранцы в восторге! Особенно когда на кухне рядом расположенного ресторанчика сами и жарят улов.
Рыбаков со стажем среди нас не было. Но через полчаса, ко всеобщему восторгу, у всех в корзинах лежало с десяток корюшек. Попробовав золотистую жареху, мы разделили пристрастия президента: “Действительно деликатес!”
Ступка из скупки
Что привезти из Питера? Раз это столица антиквариата — почему бы и не антиквариат... Одни в поисках предметов старого быта шерстят лавки старьевщиков, скупки, комиссионки. Другие отправляются на блошиные рынки. Все больше туристов в программу тура просят включить поездку на станцию Удельная, где между железнодорожными путями и психиатрической больницей стоят торговцы старым хламом.
С раскладушек и ящиков здесь продают старинные рукомойники, медные казаны, сахарницы, ступки, советский фарфор 50–х с пионерами и пограничниками… При желании в течение часа вам отыщут “под заказ” чугунный утюг из дворницкой, пенсне студента, медный свисток, жестянку от конфет “Эйнемъ”. Откуда раритет — скрывать не станут: “Старьевщики просеивают грунт со дна питерских речек в тех местах, где до революции работали прачки и куда сбрасывали снег”.
Впрочем, эксклюзивные подарки можно изготовить в Питере и собственными руками. В одной из многочисленных скульптурно-керамических мастерских нам предоставили гончарное колесо, глину и краски. После вводного курса и пары кривых горшков мы вылепили-расписали “на память” кувшин и тарелку...
