Самодовольный надменный красавчик. Молчаливый иезуит, загадочный хитрец. Изысканный обольститель дам и опасный враг для неприятеля.
Первый разговор с Арамисом–Старыгиным навел на мысль, что не так уж далеки от истины те зрители, которые считают, что артист и создаваемый им образ — единое целое. Как и те режиссеры, которые уверены, что ни одна роль для актера не проходит бесследно.
— Надоели все эти СМИ, — устало-раздраженно отреагировал Старыгин на просьбу об интервью. — Когда в больницу попал, все вдруг переполошились. Ну, конечно, такой жареный факт! А теперь что: 60 лет — справляетесь, не умер ли еще?.. Ладно, приезжайте, у вас будет сорок минут.
— А хотите я все скажу за вас? — поседевший Арамис сразу совершил выпад шпагой, лишь только я достал из ножен диктофон. — Пишите! “Я приехал в замечательный район Замоскворечье. С трудом нашел дом, вокруг которого были стройки. Сел в лифт и приехал на последний этаж. Нажал на кнопку, звонок не работал. Курящий Игорь Старыгин открыл мне дверь. Мы зашли в небольшую, очень скромную квартиру. Он попросил не снимать обувь…”
— И прокомментировал, что девушки… — помогаю Игорю Владимировичу освежить в памяти нашу встречу у порога.
— Да, иногда бывает, что у девушек колготки рваные, и им неудобно снимать обувь.
— А у мужчин бывают рваные носки.
— Это еще хуже… “Так вот, я включил диктофон и задал ему первый вопрос: “А что вы больше любите: театр или кино?”. Игорь Владимирович упал в обморок от этого очень интересного и оригинального вопроса. Прошло минут двадцать, он очухался, мы привели его в порядок и тогда спросили…” А что спросили, я не знаю.
— Что вы больше любите: театр или кино? Падайте в обморок… На самом деле хотел вернуться к вчерашнему разговору…
— А я вам сразу скажу. Передачу видел по телевидению, “Юбилеи” называется, где один очень умный человек сказал: “Что такое юбилей? Это стресс”. Я — юбиляр. И все, что касается моего юбилея, для меня стресс. Я могу ругаться, могу хамить…
— Так это предъюбилейная хандра или вы всегда такой?
— Последнее время такой. С чем связано? Наверное, с возрастом. Я становлюсь хуже, сам знаю об этом. И мои близкие мне об этом говорят. Они страдают, я страдаю. Но у меня такой характер дурной, что я никогда не прошу прощения первым. Хочу попросить прощения у любимой женщины, у дочки, у внука…
— Гордость не позволяет?
— Я не знаю, что это — гордость или дурь. Наверное, дурь.
— С возрастом люди раздражают все больше?
— Вообще-то меня всегда раздражали люди. Не близкие, конечно. Раздражает, когда на меня пальцем показывают — к этому не привыкну никогда. Некоторые мои коллеги говорят, что они обожают своих зрителей, вот так: ой, я просто стелюсь перед ними, зритель — моя любовь...
— А вы что, их ненавидите?
— Нет, конечно. Но если ты видишь зрителя из “Лендровера” или из “Мицубиси” и оттуда помашешь ему ручкой — это одно, ты их можешь обожать. А если бы ты проехал, как я — от одной остановки на троллейбусе до другой, а потом зашел в метро, — вот тогда бы я хотел посмотреть на некоторых знакомых звезд. С какой любовью они бы говорили о наших замечательных русских, повторяю, русских зрителях.
— Хамы?
— Бывает, и очень часто. Самое приятное для меня: вот идет человек по улице, узнал меня, сказал: “Здравствуйте”. И я ему в ножки поклонюсь, отвечу: “Здравствуйте”.
— Лишь бы ушел, ни о чем не спрашивал, выпить не предлагал?
— Это уж само собой. И вот этих зрителей я действительно обожаю. Он ведь не живет со мной: “Здравствуйте” — “Здравствуйте”. И замечательно!
* * *
— Игорь Владимирович, а машины у вас нет?
— Есть. Но машина у нас есть по поводу работы моей супруги. Она фотожурналист…
— А вчера сказали, что журналистов терпеть не можете. И как вас понимать?
— …И тем не менее эта машина ее, а не моя. Утром она рано уезжает, очень поздно приезжает…
— И квартира, по сравнению с апартаментами других актеров вашего ранга, у вас довольно скромная, правда?
— Да, суперскромная.
— Вы согласны с тем, что в жизни каждый получает то, что заслуживает?
— У меня принцип такой. Даже не у меня. Слышал умную реплику: “Никогда ничего не проси…”
— “Сами придут и все отдадут…” Но ведь это неправда.
— Почему неправда? Ну нет — так нет. Я совершенно не обижаюсь: меня устраивает эта квартира, я полжизни прожил в Замоскворечье, в этом замечательном районе. Дача, которую год назад мы с супругой построили, мне совершенно не интересна. Все есть: телевизор, бильярд, настольный теннис. Но мне жить там тяжело, не хватает шума. Тишина для меня — как могила.
— По-моему, здесь очень тихий район.
— Нет, это воскресенье. Вы бы в понедельник ко мне зашли. После пяти-шести. Здесь несколько интеллектуальных институтов, несколько техникумов, несколько школ. Придите посмотрите, что здесь делается.
— Что же вытворяют ваши интеллектуальные студенты?
— Ну они же, кроме пива и мата, ничего не знают. А когда от меня получают некоторые замечания…
— Столь же интеллектуальные?
— Конечно. Вот они качаются на детских качелях — две коровы по 150 килограммов, говорю: “Ребята, это детские качели, сейчас вы сломаете, а завтра придет мама с маленьким детенышем. И не писайте, пожалуйста, в песочницу”. Я ведь все это вижу, мне сверху видно все. А только выхожу, кричат: “О, Арамис сейчас нам будет делать замечания”. Вы обратили внимание: единственный почтовый ящик сожженный — это мой. Замки я меняю примерно раз в месяц, потому что они туда жвачку засовывают.
— Это что же, Арамиса не уважают?
— Что вы сказали?! Арамиса?! Так, отвечаю на вопрос. Во-первых, я чаще всего Портос: “Вон, Портос пошел!”. Потом я Атос. Потом — Артос!..
— Потом Артроз?
— Да, Туберкулез!
— Извините за нетривиальный вопрос: вы похожи на своего Артоса?
— Совершенно не похож. Это Хилькевич меня сделал таким, Юра. Я хотел играть совершенно другого человека. Хотел, чтобы он был более, как говорится, мясисто-кровожадным. Чтобы не было того, что мы читаем у Дюма, где он такой: о-хо-хо — себе на уме. Говорил Хилькевичу: “Ну не хочу я, надоели мне эти романтические герои, голубые”. М-м, голубые…
— В хорошем смысле, никто и не сомневается.
— Да. Но Хилькевич меня убедил. Мне он сказал, что перед худсоветом поставил вопрос четко: “Если Старыгин не будет сниматься, то и фильма не будет”. И я не смог отказаться, потому что такой роли у меня не было никогда и, видно, уже не будет.
— Действительно, как многие вспоминают, это были такие веселые съемки? Боярский говорил: “Мы были молоды, азартны, у нас был миллион баб, море выпивки…”
— Все правильно сказал. Как мы снимали, я, честно говоря, не помню. Потому что действительно: из жизни все переходило в кадр, из кадра — в жизнь, мы только костюмы меняли… Вы знаете, у нас не хватало денег всегда. А у одного из нас, не буду говорить у кого, была удивительно красивая поклонница. Которая приехала во Львов… А Львов, надо заметить, в то время был самый коммерческий город, где можно было купить джинсы, другие супермодные вещи. И все приезжали туда с огромными деньгами, чтобы на рынке отовариться. Так вот, мы все свои деньги прогуляли. Деньги этой девочки тоже. И что делать? Она говорит: ребята, ладно, позвоним моему капитану на подлодку. Мужу то есть. По какому-то сумасшедшему коду с центрального телеграфа звонит: “У меня украли все деньги. Вышли, пожалуйста…” В общем, через два часа мы имели большую сумму. Которую буквально за несколько дней прогуляли. Правда, когда получили очередную зарплату, мы все сбросились: спасибо, мол, подружка, за выручку… А когда уезжали из Львова, за нами ехали два автобуса, набитые девушками. Мы стояли у трапа самолета, а эти девушки плакали.
— А если предположить, чисто гипотетически, сколько после тех съемок может быть во Львове…
— Я понял ваш вопрос. Как в какой-то из серий Портос говорил: “…И появятся много маленьких портосиков, арамисиков, д’артаньянчиков…” Честно скажу: не знаю. Наверное. Ребята, ну жизнь-то молодая. Если сейчас ко мне кто-то придет, морду набьет и скажет: “Я твой сын львовский” — я утрусь и отвечу: “Ну извини, старик, так случилось”.
* * *
— Ваши жены не ревнивые были?
— Нет. Первая моя настоящая супруга… До того брак был студенческий, не в счет: на 3-м курсе поженились, на 4-м разбежались. Как я называю, это был официальный секс…
— Вот все вы, актеры, так говорите: первый брак — студенческий, не в счет. Но тогда-то думали, небось, что всерьез и надолго, что настоящая любовь…
— Меня всегда волновала даже не любовь, а влюбленность. Считаю, это пик отношений между мужчиной и женщиной. Самый красивый. А любовь… Как, знаете, самолет взлетает — вот это да! А сам полет — когда параллельно земле — мне не интересен.
— А может, вы слишком разборчивы, если пять жен сменили?
— Я иногда задумываюсь, почему это происходило. Не могу себе объяснить, а может, и не надо. Вот вторая любовь у меня была огромная — 11 лет. Дочка у меня от этой любви, внук.
— 11 лет взлета и?.. Авиакатастрофа?
— Да. Другая влюбленность. Жена сказала: “Уходи и не мучайся”. Очень умная женщина была. И есть. Понимала, что со мной происходит что-то непонятное. Отпустила. А у меня потом не сложилось.
— Я слышал, 20 лет спустя с актрисой Микой Ардовой, о которой идет речь, вы пробовали начать все сначала.
— Не то чтобы... Это была с моей стороны такая легкая глупость. Когда между супружествами я бывал одинок, ну нет у меня никого… Вернее, есть, и даже масса: любовницу, девочку найти — это нам на раз, какие проблемы. Но вот чего-то не хватало — звоню: “А может, опять поженимся?” Она говорит: “А почему нет”. — “М-м… Ну не знаю, не знаю…” И дочка: “Гоша, ну давайте с мамкой, хватит уже — объединитесь”. Говорю: “Ну да, ну да…” А потом — чего-то другое. В общем, я удивительно ужасный в этом смысле человек. И у всех моих жен прошу прощения.
— То есть вы такой мотылек по жизни?
— В принципе да. Ну я же Воздух, я Близнецы, я летаю. Правильно сказали: мотылек, дурной мотылек.
— Мотылек летит на свет и палит себе крылья. Жизнь такая вас потрепала?
— Внешне, вы имеете в виду? Внешне — нет, если посмотреть в зеркало. А внутренне — да. Я очень наивный, к сожалению, человек. И некоторые женщины…
— Пользовались вашей добротой?
— Добротой. И некомпетентностью, скажем так, в юридических вопросах. Почему я сейчас в этой квартире? У меня могла быть квартира раз в десять больше. Теперь там живу не я. Понимаете, практически все мои любови были немосквички, а они же девчонки такие — о-го-го, с коготками. А я москвич ленивый, я ни с кем не ругаюсь, это не в моем стиле. Да ладно, фиг с ним. Сказал: ну хорошо — бери. Нет, я ни на кого не жалуюсь, нормально все, я так свыкся с Замоскворечьем…
— Ваша нынешняя жена рассказывала, что когда встретила вас, вы были в… скажем так, депрессивном состоянии.
— Да я часто бываю в нем, это мне присуще. Когда нет работы, когда что-то не ладится. Я замыкаюсь, никого не прошу мне помогать. Никто мне и не может помочь в этом — только сам. А вот если еще: ой, милый, дорогой, давай я тебе помогу — сразу выгоняю.
— Депрессивные мысли — они о чем? Никому я не нужен или никто не нужен мне?
— Никто не нужен мне. Никто не нужен мне, кроме меня самого. Я в этом смысле эгоист. Поэтому и выхожу из депрессии без посторонней помощи.
— Екатерине тяжело с таким?
— Очень. Со мной жить вообще невозможно. Кстати говоря, как и с ней. Ну нельзя жить двум людям… причем любящим друг друга… в ситуации черт знает какой. “Где расческа?!” — “Расческа должна быть на месте!” (Старыгин переходит на оглушительный писк.) “А почему ты не выключил воду, она капает?!” — “Ну пусть капает, жалко, что ли”. — “А кто за это платит?!” Ну черт знает что. Вот такие глупости, которые начинаются с самого утра. Я уже начинаю думать: “Старыгин, у тебя есть чувство юмора? Ну, давай, посмейся по этому поводу”. Потому что невозможно, мы совершенно разные. Это фантастика, какие мы разные.
— Ваша жена жаловалась, что за вами ухаживает, как за дитем малым: кормит, причесывает, возит…
— Да, да, да. Это мой стиль жизни. Люблю, когда я в люльке. Так у меня было давным-давно, так и сейчас. Потому что лекарства она покупает, готовит она. Когда надо куда-то поехать, звонит: я за тобой заеду. Ну вот я люлечный такой. Здоровый старый мужик. Но люлечный. И мне так приятно... Но очень редко я говорю “спасибо”. Я стесняюсь говорить “милая моя” — стесняюсь этих слов. Внутренне говорю их: дорогая, любимая, голубушка моя… А выходит: “Ну, Катюх, спасибо”.
— А табличку эту как наглядную агитацию повесили?— на зеркале в комнате актера висит вырезка аршинного заголовка из газеты: “КАТЯ ЗАМЕНИЛА МНЕ ДРУГА, ЖЕНУ И ЛЮБОВНИЦУ”.
— Да, чтобы напоминать самому себе… У меня вообще был такой бзик: когда жил на Ордынке, я вырезал из газет какие-то забавные фразы и в сортир наклеивал. Чтобы людям было не скучно сидеть.
— С Екатериной вы женаты уже шесть лет. Полет пошел ровный?
— Нет-нет! Это пошел полет в пике.
— То есть по нисходящей?
— Но пике ведь тоже красиво, как и взлет. Пике не в смерть, а пике в — Господи, что же дальше будет?!
— А что будет дальше?
— Думаю, что ничего плохого. Вырулим на новый взлет.
— Может, новый взлет в другом направлении?
— Нет, только с ней. Все, все, все… Это женщина моей последней жизни. Хотя… Кто знает, ведь может быть увлечение. Ну почему не посмотреть на красивую женщину. Почему не угостить ее бокалом шампанского. В Доме кино. Но-о! Этот бокал шампанского обойдется мне бутылкой по голове.
* * *
— “Старыгин — в профессии человек гордый и при этом очень мягкий, не хваткий. Молодые и шустрые его обскачут”, — еще одна фраза вашей супруги.
— Совершенно верно сказала. Никогда я локтями не работал в жизни, тем более в театре и в кино. Мой принцип был всегда — сыграй лучше.
— А в театре разве можно без локтей?
— Поэтому и уходил. Причем уходил по собственному желанию. Первый уход, из ТЮЗа, — был просто переход по приглашению Завадского в Театр Моссовета. Там я 10 лет отработал. Потом, когда не отпустили на съемки очень важного для меня фильма, я сказал: “Не отпускаете — уйду”. И написал заявление. Потом была пауза — я перешел к Розовскому, потом снова пауза — к Дорониной. Никогда я не ругался ни с кем. “А что, почему, Игорь?” — “Да так…” Буквально сейчас два или три спектакля сыграл в Театре Луны у Проханова. Но… не понравилась ситуация театральная. Мои коллеги, я сейчас скажу точно и прямо, все меня очень любили: и в ТЮЗе, и в Моссовета, и у Розовского, и у Дорониной — все актеры ко мне потрясающе относились. Были проблемы только с администрацией.
— Потому что не такой как все, потому что не принимаете правил игры, потому что вовремя не улыбнулись, не поклонились, не поднесли?..
— Да, да, да! Когда я уходил из Театра Моссовета, один из режиссеров сказал: “Есть небольшая роль. Выйди здесь, надо”. “Да чего мне там делать? — говорю. — Есть второй состав, есть замена”. — “Старыгин, ну выйдешь: девочки сделают тебе (хлопает) чапчики — так, знаешь, для престижа…” — “О-о! — говорю. — За Пышку держите? Не надо…” Вот и все — поэтому и прощаюсь.
— Доброжелатели не шептали: Старыгин, ну чего тебе стоит, подойди...
— Нет. В этом смысле учить меня не надо, это самое страшное, что могут мне сказать. А чего, ты не можешь — вот так, как вы сейчас показали, — не можешь лизнуть? Нет, это не мой стиль жизни. Может быть, от этого я и проигрываю.
— И дружить с нужными людьми вы не умеете?
— Не умею. Я даже не хочу дружить с нужными людьми. Ведь как: нужный человек — он сделал для меня что-то. Нужный человек умней, чем я. Он потом скажет: я тебе сделал, а теперь ты мне. Вот “я тебе” я могу сделать, а “ты мне” — не умею. Когда хочу помочь, я помогаю. Но если мне говорят: я же тебе сделал — теперь ты мне отдай…
— Не ошибусь, если скажу, что друзей у вас немного?
— У меня есть один друг, мой школьный товарищ. С которым мы общаемся раз в месяц по телефону и два раза в месяц — так. Позвонил — позвонил, поплакался в жилетку: он мне, а я ему. “Санька, ты мимо проезжаешь, зайди”. — “Нет, у меня сегодня смена”. (Он телеоператором работает.) А заезжает — берем бутылочку, рядом магазин — огурчиков, колбаски. И сидим. И Катя знает, что в эти минуты нас трогать не надо.
— Почему спросил про друзей: в интервью те же мушкетеры рассказывают о своей дружбе, но вас упоминают крайне редко.
— Может быть. Могу сказать, что при всей моей любви ко всем, так сложилось, что Миша и Валька Смирнитский — это один тандем, а я и Веня Смехов — другой. А так как Венька все время на Западе где-то: то в Америке, то в Германии, то в Голландии, встречаться часто не получается. Да и потом, Михей, кроме того, что актер, он еще и большой певец, у него гастроли. У Вальки сложилась замечательная ситуация — его, как говорится, сейчас не вынимают из кино. Веня — на Западе. У меня проблема. Ну, есть кино, есть телевидение, но это все так, не очень. У каждого своя линия жизни: у кого-то повыше, у кого-то пониже... Сейчас я более тесно дружу с Володей Болоном, который играл Де Жюссака и ставил нам все бои. Он тоже на пенсии, нам легче общаться друг с другом: он дома, я дома…
— А вы что, Игорь Владимирович, в пенсионеры записались?
— Я на пенсии уже давно, по здоровью. Но не будем об этом… Да какой там пенсионер?! Я сейчас на улицу выйду, хотите — 25 девчонок вам приведу. Лет по 17—18. И ничего — все будет нормально. Нет проблем.
P.S. Когда верстался номер, стало известно о съемках нового фильма “Возвращение мушкетеров” В главных ролях — знакомые все лица.
