Кроме авторской газетной страницы и огромного летнего фестиваля “Мегахаус” теперь и — книга.
В московских музыкальных магазинах, а также в “Библио-Глобусе” вы можете натолкнуться на эти музыкальные хроники, некую рок-летопись последних лет под названием “Мегахаус: Музыка Нового Времени”.
В ней рок-звезды и главные герои Нового Времени, события и эмоции, изменившие жизнь. Некоторые отрывки из этих хроник — в сегодняшнем выпуске.
ЗЕМФИРА. “ОДНА ОНА”
Теперь она СОЛЬНЫЙ АРТИСТ и настаивает, чтоб на афишах ее прописывали по-иному: не через многозначительное “Z”, а попросту — Земфира. “Я просто хочу попробовать по-другому, не так, как обычно. Я хочу изменений” — этот тезис определяет не только новую музыку звезды (четвертый альбом настроен быть эстетско-электронным), но и ее нынешние устремления в жизни.
— Год я молчала: захотела сделать перерыв — и меня никто не трогал, и я была вполне счастлива. Сейчас я по собственной инициативе запустила песню в эфиры (“Небомореоблака”), сделала дуэт (с группой “Браво” перепела агузаровский хит “Как быть”) — и все так понеслось, и количество писем в ящике увеличилось, и количество звонков, и все увеличилось, и я уже начинаю уставать от этой нагрузки.
— Ты отвыкла от этого?
— Да, от этого отвыкаешь очень быстро. Мне кажется, очень легко стать нормальным человеком рок-звезде. Просто надо затихариться на полгода. И ты превращаешься в нормального: можешь спокойно ходить в магазины, спокойно отвечать всем подряд на e-mail и вообще делать то же, что и все остальные. И этот миф о неприступности рок-звезды, о том, что сложно после эдакого ей стать нормальным, — это все ерунда. Насколько бы ни была масштабна и великолепна группа, если она не будет поддерживать свое имя (с помощью песен и альбомов), она достаточно быстро забудется. Потому что у нас очень быстрое время. Это и хорошо, это мне на руку: с одной стороны, стимулирует на творчество, с другой — позволяет быть несколько в тени.
— Но нужно все время быть в форме, чтобы не выпадать из обоймы и заниматься постоянно этим бизнесом…
— Я в свое время была спортсменкой (играла в юношеской сборной по баскетболу, если кто не знает. — К.Д.). Сейчас я тоже хожу на тренировки, но у меня нет в графике годичном каких-то соревнований, передо мной не стоит конкретных задач. Мне очень нравится наблюдать это все по телевизору — это чуть ли не единственная сфера, где есть интрига, где сложно предугадать результат…
— Ты же все время смотришь спортивные каналы по ТВ, насколько я знаю…
— Часто смотрю. Олимпиада для меня вообще праздник, и я могу ради нее в принципе даже забить на гастроли…
— Сейчас чемпионат Европы-то ка-а-ак начнется!
— Футбол вообще — отдельная тема. Но это лучше к Петкуну. Так вот. Я чуть-чуть побыла спортсменом — конечно, это адский труд. И разительное отличие спортсмена от музыканта в том, что первому всегда надо быть в форме, а второму при наличии таланта какие-то несоблюдения формы меньше вредны. И даже, наоборот, может, на пользу пойдут: окунувшись в некие обстоятельства, он приобретает некий опыт. Не репетируя постоянно, не гастролируя, получает опыт на уровне восприятия, допустим. Может, у него случится стресс — и откроется какая-то неизвестная дверка, новые резервуары. Я где-то люблю эти стрессовые ситуации и хотела бы почаще их испытывать. В расчете на то, что откроется дверка и я узнаю что-то еще, получу новую эмоциональную окраску.
— А ты знаешь, есть люди, весьма удачно самопровоцирующие всякие стрессы… С пользой, типа, для творчества и все такое…
— Хм, конечно, я могу прыгнуть с парашютом — это тоже определенная провокация, но…
— А спровоцировать что-то в своей личной жизни, чтобы вызвать нехилый стресс?
— Я не могу травмировать тех, кто рядом со мной. Я очень нежно и бережно к ним отношусь, понимаешь?
— Отчего ты разочаровалась в идее рок-группы и решила, что не стоит больше этим заниматься?
— В случае со мной фабула рок-группы себя исчерпала, мне сейчас хочется чуть побольше себя. В том альбоме, который я выпускаю, в тех аранжировках, которые я подразумеваю. И мне хочется поменять концертный вариант исполнения. Я же была все время ограничена стандартным составом: бас, барабан, гитара, клавиши, вокал. Хочу попробовать что-то другое. Ну и плюс — меня немножко разочаровали музыканты. Беру вину на себя: у меня, вероятно, очень завышенные требования. Конечно, со мной будут на сцене какие-то люди. Но это уже не будет носить название “группы”. Может быть, я не человек группы, но меня безумно утомила эта чехарда с составом (состав музыкантов менялся у Земфиры раза четыре. — К.Д.), я заколебалась искать в своих карманах ключи к ним (к музыкантам. — К.Д.). Теперь все, что я говорю и делаю, — только от собственного имени.
— Ты не думала о том, что вообще когда-нибудь завяжешь с музыкой? Есть вот люди, которые говорят: я живу лишь до тех пор, пока пишутся песни; когда перестанут писаться — умру, ничем другим заниматься не смогу!
— Эта цитата не про меня. Да и рано пока говорить о таких вещах, издеваешься, что ли! Хотя бывают моменты в жизни, когда я совершенно не могу даже слушать музыку. Но потом наступает обратное — начинаешь снова любить клавиши, гитару, писать песни, играть, петь… Просто ходишь по квартире и поешь. И, мне кажется, это страшно: нигде, кроме музыки, себя не видеть. И я сейчас как раз работаю над этим. Хочу пойти учиться. Хочу образование. У меня очень хорошие воспоминания о том, как мне нравится процесс учебы.
— Поступишь в университет, будешь сидеть на лекциях?
— Да. Сдавать экзамены, готовиться к ним. У меня жажда знаний, представляешь?! Может, в какой-то момент мне этого недостало в жизни, в какой-то момент все понеслось со страшной скоростью. (У Земфиры нет высшего образования, только специальное музыкальное. — К.Д.)
— Так ты же из тех людей, кто исключительно самообразованием добивается того, чего никакое высшее не даст!
— Но я хочу послушать лекции. Хочу пообщаться с людьми, которые могут говорить не только про барабаны, телок и машины! Понимаешь?
— Понимаю.
02.06.2004
ИЛЬЯ ЛАГУТЕНКО. “ВЛАСТЕЛИН СВОИХ КОЛЕЦ”
“Главное, чтобы скучно не было!” — звучит в гримерке тост за начало “нового гастрольного сезона”. Загорелый (только вернулся из Египта с фестиваля виндсерфингистов) Лагутенко расслаблено улыбается. За последние два года он сознательно перестал быть рок-героем, зато обрел смелость жить так, как хочется. Будущая реакция на “очень странную пластинку” его не очень-то заботит, как и отклики на “концептуальный кинотур”. “Какой смысл во всех этих разговорах?! Лучше просто смотреть друг другу в глаза”, — произносит он добродушно. Но вступает, впрочем, с “Мегахаусом” в очень познавательную беседу.
— Все, что я сейчас видела, — это точно не рок-концерт. Ты подустал от громыхания гитарного рок-рубилова?
— Я лично ни от чего не устал. Я делаю то, что мне интересно делать. А то, что люди на этот счет придумывают и о чем ведут дискуссии-дебаты, — лишено всякого смысла. Музыка существует лишь на ощущениях тех людей, которые ее делают. А рок, мне кажется, — это то, что в русском языке именно обозначено словом “роковой”. Рок любой музыки заключается в том, что со временем ее перестают воспринимать.
— Ты занялся кучей всяких параллельных вещей, я смотрю!
— Мне интересно. Про музыкальный бизнес я знаю все: вся эта куча групп — бери и делай кальку. А зачем? Бесполезно за кем-то гнаться и что-то повторять. Вчера по телевизору “Квин” показывали. Вот в этом все: они прошли уже всю эпоху и унесли ее с собой. Мне же время предоставило другие возможности, другую страну, другую публику. И надо хоть как-то этим пользоваться.
— Вот, кстати, об удовольствиях и расслабленном образе жизни. Ты, стало быть, отошел от фабулы состояния “рок-героя” и от этого маховика, из-за которого многие сходят с ума: тур — альбом — тур?
— Наверное, да. Вот сегодня Женя Хавтан заходил, бросил: “Ну чего, начинаешь новый тур?” — и мы вместе с ним рассмеялись. Вся эта рутина смешна. Я уже не помню, какой это по счету альбом: пятый, шестой… Просто следующий альбом за седьмой год карьеры. И нельзя серьезно к этому относиться: сейчас выпустили альбом, снимем клип! Тем более все сейчас так ускорилось: р-раз — сняли “Фабрику звезд”, р-раз — и вот уже новые звезды катаются по стране… Если есть люди, которые теперь хорошо знают, как все это делать, для чего мне с ними сидеть в одной лодке?
Вот я только прилетел с серферского фестиваля из Хургады. И я знаю, что для миллионов серферов цель жизни — это Гавайи. Они пройдут все ступени, а потом поедут туда, там самая высокая волна, они по ней взберутся, и это будет пик жизни. И вот один приятель мне сказал: я полечу на Гавайи, потому что не могу летать в чартерах в Египет и в Турцию, поскольку люди в самолетах кричат, люди орут. То же и в музыке: ты не хочешь быть в одном самолете с людьми, про которых все понимаешь и прекрасно представляешь, куда ты летишь, зачем. Пускай они летят себе, развлекаются. А ты помашешь им ручкой, но пойдешь искать свою волну, девятиэтажную, которая раз в три года лишь возникает. И тебе хочется сложным образом до нее добраться: в этом адреналин, ощущение “на грани”.
— Это сумасшедше привлекательный выбор, но ведь именно рутина, этот маховик двадцать восьмого по счету тура дает материальную возможность полететь на Гавайи.
— Вот поэтому меня и не поддерживают отчасти мои соратники по группе, но я пытаюсь давить авторитетом. Доказывать, что именно в таком отношении ко всему есть кайф.
— То есть ты освободился?
— Мне хочется постоянно освобождаться и постоянно быть властелином своих колец. Распоряжаться своими желаниями. Посмотрев назад на свою жизнь — все-таки мне тридцать пять лет, — я понял, что делал все более-менее правильно. Но какие-то моменты надо было бы вырезать, пойти на поводу у собственной интуиции, а не разума. Где найти компромисс между сердцем и разумом — очень сложная задача. Но я его нашел: в людях, с которыми я общаюсь. Я беседовал тут как-то с астрологом — ради смеха, конечно. Но он мне сказал: круг твоих знакомств сомкнулся, тебе больше не нужно искать ничего нового, у тебя есть максимум всего, чем ты можешь пользоваться. И я начал думать про своих друзей-приятелей: почему они такие разные, но в чем-то одинаковые? У них у всех есть некое выбранное кредо. Их сложно усадить всех на одном диване: одни — спортсмены, другие — бизнесмены, политики, безработные, простые семьянины, но все они как-то уверены в том, что они делают! И я понял, глядя на них, что мне просто надо быть уверенным в своих желаниях. Тогда я найду все что надо. А вообще мое “рок-счастье” заключается в том, что я могу абстрагироваться ото всего.
25.03.2004
СВЯТОСЛАВ ВАКАРЧУК. “МАТЕМАТИКИ”
Вакарчук и не скрывает, что не любит Москву: для него это слишком ЭКЛЕКТИЧНЫЙ город, нелепо сотканный из сотен нестыкующихся друг с другом пространственных кусков. Город, понятно, отвечает взаимностью: на протяжении нескольких лет “Океан Эльзы”, бесспорная украинская СУПЕРГРУППА, так и не может занять “серьезных позиций” ни в Москве, ни тем паче вообще на музпросторах России. Тем не менее от раз в полтора года привозимых новых альбомов “Океана Эльзы” веет сияющим перфекционизмом и вопиющей продвинутостью.
— “Суперсимметрия” — это в тебе говорит твое начало математика?
— Физика. Я физик по профессии. И это моя диссертация так называлась: “Симметрия в электромагнитном поле”. Если физический термин “суперсимметрия” объяснять человеческим языком — это симметрия несоединяемых вещей. Осязаемого вещества и, допустим, неосязаемого электрического поля. Казалось бы, два разных мира: материальный и неощутимый. Но на глубинном уровне это все ведь одно и то же.
— Давно меня занимало совмещение в тебе таких разностей: прагматическо-математического, научного склада ума и как бы неподконтрольных творческих эмоций.
— Это самое большое заблуждение людей, которые не знакомы с наукой. Передовая, теоретическая наука — это тоже творчество. Это предсказывание, угадывание, размышление. Наука — это сплошная интуиция. Там логики очень мало. Чтобы придумать электрическую лампочку, надо написать на бумажке закон, который объясняет эту лампочку, а как, если ты его никогда не знал до того? Тебе надо его вытянуть откуда-то. Наука — это умение украсть у природы ее тайну. Это тоже творчество.
— Некоторые считают, что вы никогда не станете в России супергруппой из-за слишком националистичной подачи себя! И дело здесь вовсе не в языковом барьере. Допустим, песня “Мила моя, вставай!” — страна должна подняться, отряхнуться, зауважать себя… Кто-то говорит о ваших западноукраинских ментальных, антирусских комплексах. А на подсознательном уровне люди в России это чувствуют и отрыгивают. Как думаешь?
— Песня “Вставай” вообще про девушку. А мы совершенно интернациональная группа по составу: есть украинцы, есть русские… Мы поем о любви… Вообще я не понимаю, почему журналисты стали предпочитать задавать такие вопросы: о деньгах, о национализме, о каких-то социальных вещах, а не о музыке? Почему музыка сейчас вообще перестает интересовать людей?
— Тебе было бы удобнее, если б я спросила: почему в этой песне у тебя такой клавишный проигрыш, а в этой — такой?
— Нет. Спроси: почему я пою о неразделенной любви?
— Знаешь ли, все поют о неразделенной любви. О чем же еще петь?
— В том-то и дело, что петь сейчас все стали об абсолютно искусственных вещах, искусственных переживаниях. Одинаковые группы на MTV пытаются насадить 13-летним подросткам совершенно безжизненные истины.
— Ладно, так почему ты поешь о неразделенной любви?
— Потому что это то, что знакомо и понятно каждому человеку, независимо от национальности.
— А в твоей личной жизни нынче стабильность? Ты живешь уже долго с одной девушкой, а альбом — об одиночестве?
— Но я же не должен говорить только от себя. Пускай я пою от имени всех людей, которые когда-то это ощущали.
— А стабильность в жизни — это плюс или минус?
— У меня — не стабильность, а уверенность. А уверенность — это всегда плюс. Мои близкие друзья, моя любимая девушка, моя будущая семья, мои родители — когда становишься взрослей, эти ценности приобретают большую важность, чем все остальное.
— Твоя девушка — стилист группы “Океан Эльзы”. Стрижет тебя, красит и одевает?
— У нее как у стилиста очень много всяких проектов. “Океан Эльзы” всего лишь один из них. Она — очень известный в Киеве, в фэшн-кругах человек.
— Значит, вы — равнозначные, самодостаточные люди. Она — не просто девушка при тебе, при звезде…
— А у меня и не могло бы быть такой девушки, такие слишком легко доступны. Легкодоступные девушки не могут быть мне интересны. Мне надо, чтобы девушка была самостоятельная личность, в первую очередь. Знаешь, если все построено на одном сексе или на одной страсти, то так быстро все проходит… А если отношения многосторонне завязанные — интересно!
— А вот ты приезжаешь в Москву: здесь-то у тебя высвечиваются свои “экстренные” адреса?
— Конечно. В Москве у меня очень много друзей, с которыми всегда интересно состыковываться.
— А девушки?
— Знаешь, я умею себя успокаивать…
— Во всех отношениях?
— Я сказал: успокаивать, а не удовлетворять!
— И после концерта ты что, едешь и ложишься в гостинице спать?
— Еще иногда еду покушать. А могу и книжку почитать.
— Года три назад ты говорил: мы хотим стать суперлучшими. Мы должны… Но вот — стали. Стали лучшими несколько раз подряд. (Три альбома подряд.) А дальше? Либо надо вовремя уходить (“Звезда рок-н-ролла должна умереть”), либо быть готовым все потерять! Нельзя же быть всегда намбер ван?!
— Нельзя… Чем больше думаешь об успехе, тем меньше он приходит. Чем больше стараешься повторить успех, тем хуже получается. Для успешности надо, мне кажется, всякий раз говорить себе: я сейчас начинаю с нуля, я просто начинающий музыкант, который пришел всем доказать, что что-то могу. Вот тогда работает.
26.03.2003.
