Успешная романистка Ольга Славникова штурмом взяла Москву: сначала финалистка “Букера”, затем координатор премии “Дебют”, она быстро вошла в литературную элиту столицы. С легкого пера Джорджа Оруэлла наши соотечественники принялись сочинять антиутопии. Отважилась освоить этот соблазнительный и опасный жанр Ольга Славникова.
Ее творческий дар воспитала уральская гористая земля, набитая самоцветами. И роман Славниковой светится корундовыми жилами, невероятными добычами тайных копателей-хитников. Замечательная удача романистки — колоритнейшая фигура профессора Анфилогова, для кого серии экспедиций за ювелирными корундами — не только подпитка инстинкта обогащения, а нечто большее. Он — пленник и каторжанин своей любви к колдовской красоте каменных жил. Хозяйка Медной Горы, она же Каменная Девка, заманивает профессора в гиблую сердцевину залежей крупных красных кристаллов. Профессорский ум Анфилогова оценит ущерб от хищных разрушений: “…каждый удар киркой по очередному подземному чуду был ударом по красоте, содрогавшейся наверху и постепенно редевшей”.
Галлюцинаторное состояние профессора на этот раз — не от волшебного сияния камня. Силы и жизнь напарника и его самого отняла смертельная доза цианидов в прибывающей отравленной воде. Горные сцены в романе — самые сильные, психологически убедительные. Писательница, как и ее герои, наделена тревожным чувством камня и потому умеет заворожить читателя несметными сокровищами земли, увлечь живописью горных пейзажей. Самой романистке вольно и просторно в этом древнем языческом мире. Она, современная ипостась Хозяйки Медной Горы, сотворяет самоцветные сплетения слов, ее глаз художника все сравнивает, сопоставляет, стремясь передать точнее и ярче метафорическую многоцветность природы. Она любит соприкоснуть грани красоты и уродства. Но чрезмерность в прозе разрушительна. Гирлянды сравнений пестрят в повествовании, обессиливая глаголы действия.
Глаз писательницы бывает точен и лапидарен: “Высокий рюкзак… сидел на нем, будто всадник на тощем коне”. Но чаще зрелищная изобразительность в романе умозрительна и притянута за уши: “Река лежала на песочке, будто женщина на простыне”. Или: “Голод, подступая, был как длинный поцелуй взасос”. Славникова считает метафоричность своим главным образным завоеванием. Сетевые коллекционеры смакуют ее сравнения. Вот и надо бы собрать россыпь ярких метафор в отдельную книжицу — пусть любители радуются. Но когда виртуозная изобразительность превращается в самоцель, из прозы уходит жизнь.
Главный герой Крылов, в молодости открывший особые зоны прозрачности в горах, пустил в свою душу незнакомку, которая вначале ему “рисовалась в солнечном коконе, будто тень на песке”. Вся эта любовная история — некая дымка, плохо проявленный любовный пунктир. Страдания героя, потерявшего след возлюбленной, и особенно долгое преследование соглядатая, шпионившего за ними, изображены в ритмах голливудского боевика и кажутся долгим сновидением. Преображение его зазнобы “Тани” в корыстолюбивую и прагматичную дуру Екатерину, с ее несметными пачками долларов и бриллиантами, увы, выполнено в стилистике пошлого сериала.
Автор увлеченно, с восхищением рисует характер бывшей жены Крылова Тамары, изысканно богатой особы, усвоившей новую философию “свободы и позитивности”. Она чувствует себя включенной в “мировую молекулу бизнеса”: “И люди, которые в нее не интегрированы, тоже не существуют. Ты и твои приятели — белые пятна на человечестве”, — говорит она любимому Крылову. Славникова наделила эту женщину и умом, и тактом, и красотой, а еще мощной аргументацией в спорах. И разрушительным одиночеством.
Так что же нас ожидает в 2017-м, в год столетия революции? Нам покажут День города с шествием ряженых — красных, белых, всяких. Случится нечто вроде всеобщего сумасшествия. При полном отсутствии причинно-следственной связи читателю сложно осмыслить предложенную политическую игру всерьез. Как известно, все сравнения хромают. А в романном описании драматического дня “Х” сравнения просто из ряда вон. Здесь и потерявшаяся четырехлетняя девочка с глазищами такими мокрыми, будто из каждого вытекло по озеру воды, женщина с бедрами, как маленькое озеро. Нелепо памятен и нарисованный массовый портрет участников и пострадавших: толпа, спрессованная в брикет, несла в себе множество неорганических примесей. Умеет Славникова напугать читателя — она заметила, что на лицах лежала, как тесто, сонная одурь. Может, десять лет спустя так и будут говорить?
Антиутопия в 542 страницы в конце обещает: “В Москве началось”, “На Лубянке восстановленный Дзержинский наблюдал многотысячный митинг…”, “Эпидемия Истории распространялась по Москве”. Но все это не помешало новым хитникам — Крылову и человеку редкой доброты Фариду — отправиться по следам погибшего профессора. У них современнейшая экипировка и нужные средства защиты от цианидов. Достанутся ли им прозрачные корунды? Хозяйка Медной Горы, наверное, нашептывает писательнице продолжение романа. Пусть его одухотворят две стихии, свойственные стилю Славниковой, — русский язык и подспудный огонь, не раз вырывавшийся на простор в опасных приключениях героев.
