Страшный взрыв на Черкизовском рынке привлек к нему всеобщее внимание. Если бы не трагический повод, это даже можно было бы назвать обрушившейся на местный базар славой. Впрочем, “славой” в кавычках этот рынок не обойден. За последние несколько лет он только горел дважды. О более “мелких” происшествиях типа тайных мафиозных разборок могли бы рассказать здешние милиционеры. Но ни за что не расскажут. Всем, причастным к текущей в торговых рядах особой, ни на что не похожей жизни, выгоднее молчать. Ибо здесь — свой мир, свои люди, свои правила и свои законы.
Пришедшие сюда под видом простых покупателей репортеры “МК” совершили путешествие за границу. За границу обывательских представлений о том, что такое, казалось бы, обычный рынок в обычном районе Москвы.
В субботу с самого утра сюда устремились толпы. Взрывы взрывами, а 1 сентября уже на носу — надо закупаться ко Дню знаний. Вместе с тысячами людей мы с фотокором идем ко входу. И сразу попадаем в лабиринт узких, похожих на сканворд проходов.
Стены с обеих сторон плотно увешаны самым немыслимым ширпотребом. Указатели в виде картонок говорят сами за себя: “Эксклюзивный дилер Dior” и тому подобное. “Фирменные” солнцезащитные очки здесь по полтиннику, “элитные” духи дороже — за сотню.
За прилавками кого только нет. Кажется, люди со всего света поселились на этом интернациональном островке Москвы. Вьетнамцы, китайцы, то ли индусы, то ли пакистанцы (в чалмах), выходцы с Кавказа и из Закавказья...
— Дорога! Дорога давай! — кричат то и дело грузчики с тележищами, нагруженными товаром выше человеческого роста, уносясь на бешеной скорости в глубь черкизовского лабиринта.
Став частью бесконечной плотной толпы, понимаешь: если бы взрыв произошел в выходной, а не в понедельник, здесь погибло бы намного больше людей, причем большинство — от давки. Проходы между торговыми рядами невероятно узкие.
Мы идем, вернее, плывем в русле людской реки. Поднимаем глаза вверх — ба! Там еще и второй ярус. Он не для покупателей, а для продавцов. Металлические балюстрады — прямо над головами, по ним кто-то ходит, кто-то отдыхает от трудов. По лестнице мы взбираемся на второй этаж. И попадаем в настоящую заграницу. Вот просто так, одним махом, оказываемся то ли в Шанхае, то ли в Сайгоне.
Вывески в самом начале еще дублируются по-русски, а дальше идут уже только на вьетнамском, китайском и других языках. Проходим мимо какой-то лавочки. Продавец, по виду уроженец Кавказа, нараспев читает по бумажке, исписанной арабской вязью. Наверное, молится. Еще несколько метров вперед — уже сплошная экзотика.
Магазин видеопродукции. Все кассеты и диски с этикетками на китайском языке. Продавцы по-русски не говорят. А на нас смотрят, как на инопланетян, невесть как сюда залетевших. Дальше на пути — пункт оплаты мобильной связи, интернет-кафе, забитые под завязку иностранными гражданами. На другой галерее — сплошь парикмахерские.
Заходим во вьетнамский салон красоты, один из нас садится в кресло. Улыбчивый мастер, ни слова по-русски не понимающий, обматывает шею покрывалом. За соседним креслом моют голову и делают массаж вьетнамцу, а рядом стрижется, кажется, китаец. 150 рублей, 10 минут — и стрижка готова. Мастер хотел еще подправить прическу опасной бритвой. Пришлось вежливо отказаться. А так — ничего себе стрижечка, для репортера вполне сгодится.
Спускаемся вниз, уже окончательно потеряв ориентировку на местности. Когда поднимались — вокруг был вещевой рынок, а спустились — и угодили в продуктовые развалы. Продавцу только что привезли мясо, он его выгрузил прямо на асфальт, теперь сортирует.
Экзотические восточные блюда, живая рыба, раки... Надо полагать, что продуктовые ряды Черкизовского снабжают снедью в основном самих продавцов. Они, не сходя с рабочего места, уминают нечто восточное, орудуя палочками так, что никаким посетителям городских суши-баров и лет за сто не научиться.
Нет, все-таки это Шанхай. Ну или Ханой. Никак не Москва.
А вот традиционный для базаров Юго-Восточной Азии игровой клуб. Вывеска здесь и на русском, и на китайском, и на вьетнамском — поиграть-то все любят. Входим. В полумраке заведения, правда, сейчас только вьетнамцы. Азартно режутся в электронную рулетку. С пачкой денег от автомата к автомату мечется служащий — выдает счастливчикам выигрыш. Выйдя “на свободу” и пройдя метров пятнадцать, натыкаемся взглядом на гигантский плакат. Надпись на нем сообщает, что... все игорные заведения на рынке закрыты. У нас с фотокором, видимо, галлюцинации? Причем очень навязчивые. Игорные заведения нам встречались еще не раз. Среди них даже одно казино. Совсем не такое, как в Москве. Чисто восточное.
Случайно, уже совсем заплутав, выходим к месту, где произошел страшный взрыв. Там — ни цветов, ни даже грустных лиц. Кровлю уже восстановили, рабочие чинят поврежденные контейнеры. Стук молотков, визг электропил, вокруг вовсю бушует торговля. Впрочем, “бушует” — кажется, громко сказано. Занимает один вопрос: как местные продавцы умудряются получать прибыль? Приценивается народ не очень активно. Покупает еще ленивее. А сколько стоит взять в аренду один контейнер (так здесь называют торговое место в десять квадратных)? С трудом находим администрацию. Но нас даже на порог не пускают. “Привратник” расспрашивает о цели визита и вежливо сообщает:
— У нас мест нет. Все занято. Идите, смотрите. Если где увидите табличку с телефоном — значит, контейнер сдается. А к нам не ходите.
Идем. Видим табличку. Телефон есть, а слова на ней — сплошь иностранные. Продавцы пояснить ничего не могут, так как не понимают. Идем дальше — искать знакомые слова. Находим. Пожилой арендатор сообщает, что нашел себе более выгодное место, а это отдает. Каждый месяц надо будет ему отстегивать 60 тысяч рублей. А местечко-то так себе. Народу мало. Идем еще дальше. Загорелый парень с покровительственной улыбкой говорит:
— Вам тут не по карману.
— Ну а вдруг по карману? Сколько все-таки?
— 120 тысяч в месяц. Я же вам говорю: идите...
Подходим к вьетнамцу, который говорит, что по-русски понимает. Но стоит перейти с товарно-денежного вопроса к вопросу о взрыве, как язык Пушкина вдруг моментально забывается. Наконец с легендой о том, что, мол, хотим взять здесь павильон, да боимся новых терактов, находим продавщицу-вьетнамку и ее русскую компаньонку. На очень чистом русском вьетнамка уверяет, что бояться нам нечего:
— Когда у вас дома взрывались, вы же никуда не уехали? Вот и нам бежать отсюда некуда. И вы торгуйте. Все хорошо будет.
Русская товарка ей вторит:
— Где еще такое место найдешь? Даже не думайте! Вот покупателей чуть меньше стало после взрыва, но они вернутся, потому что тут дешево. Чай, не эти новомодные центры да бутики...
Мы-то не думаем, а вот думают ли о том, что здесь происходит, власти? Может быть, мы плохо смотрели, но галлюцинаций с кассовыми аппаратами у нас как-то не случилось. Рядом со входом в этот торговый рай (или ад) стоит целая улица контейнеров. Между их рядами друг на друга сложены тюки с новопривезенным товаром (их общая высота — около 4 метров). И все это Черкизовский рынок каждый день пропускает через себя.
Теперь понятно, как “отбиваются” места по 120 тысяч в месяц. А вот сколько-нибудь серьезные налоги продавцы с этого, похоже, не платят. Это легко понять, просто осмотревшись вокруг. Рынок по всему периметру обставлен автомобилями. Судя по всему, это машины продавцов. Сложно предположить, что владелец Audi-TT приедет сюда за покупками. Значит, можно здесь и заработать. Жаль только — не нам...
Напоследок с расспросами о перспективах своего вымышленного будущего бизнеса обращаемся к зевающему охраннику. Он наш выбор места торговли одобряет, несмотря ни на какие пожары да теракт:
— Слушай, браток, я здесь уже который год работаю, а этот взрыв — первый случай. Дай бог — и последний. Китайцы с вьетнамцами отсюда не только не бегут, а, наоборот, все больше своих родных и знакомых тащат. Дно-то здесь золотое. А насчет слухов о закрытии рынка я так скажу: он будет работать. Очень уж это выгодно. Всем.
Наконец, совершив немыслимый крюк по черкизовскому Вавилону, мы устремляемся к выходу, к стадиону “Измайлово”. Только тут вспоминаем, что изначально местная земля принадлежала Академии физкультуры. Культуры мы повидали какой угодно, но только не физической.
